Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдовствующий земледелец, седой, высушенный солнцем, проезжавший на своей телеге неподалеку от железнодорожного полотна, вздрогнул, услышав вопль счастья, вырвавшийся из глотки коротко стриженного мальчишки в вагоне поезда.
«Жаль, пострадавший ты наш, что пришлось так вопиюще нарушить твои права и заставить тебя поверить в то, что нынче вечером ты окажешься в лапах великого воспитателя из семейства совиных, но сюрприза ради, увы, пришлось пойти на крайние меры. Смиренно склоняем головы и надеемся испросить твое прощение».
Я тоже наклонил голову и представил их обоих: как отец стоит, большой и неловкий, и в замешательстве гнет пальцы, а Габи изящно, по-балетному, кланяется, и в глазах у нее смешинка. Все эти перемены, случившиеся за последний час, совсем свели меня с ума. Но досада из-за поездки в Хайфу и этого дурацкого розыгрыша уже начала из меня вытекать, а вместо нее я вдруг наполнился волнением и ожиданием чего-то хорошего. Как тот бассейн из задачки по математике.
В нетерпеливые круглые буковки снова вклинились упрямые, написанные черной пастой строки: «Тринадцать лет — это особый возраст, Нуну. Сейчас ты должен принять на себя ответственность за все свои поступки. Мне в твоем возрасте пришлось из-за беды, обрушившейся на еврейский народ…»
Неровная линия, перечеркнувшая лист поперек, свидетельствовала о том, что чья-то быстрая пухлая ручка вытянула письмо из-под отцовской руки, собравшейся предаться воспоминаниям: «Отец позабыл, что это не инструктаж для подчиненных перед выходом на операцию, и, кстати, порой мне кажется, что не так уж и сильно он отличается от своего старшего братца…»
«С тринадцати лет ты перестаешь быть ребенком, — стояли на своем упрямые буквы, — и хотелось бы мне верить, что эта перемена в тебе наконец произойдет. К сожалению…»
Дальше шло несколько пустых строчек, и я мог представить себе спор, разразившийся у нас на кухне. Что говорила Габи и что отвечал отец, как она возмущалась и топала, а он твердил, что надо пользоваться любой возможностью, чтобы меня повоспитывать, и как победил, как всегда, сильнейший.
«Так, я убедила отца пойти выпить кофе и могу теперь писать спокойно. — Почерк Габи стал вдруг торопливым и нервным. — Нуну мой, мрачный старикан, как всегда, прав. Тринадцать лет — это не просто еще один год, сейчас ты действительно превращаешься во взрослого, и мне очень хочется, чтобы и взрослым ты остался таким же славным, каким был в детстве».
Ну вот, сейчас она вставит: «Видишь, как я тебе тонко льщу» или «Я тебя не похвалю — никто не похвалит», как она обычно добавляет после того, как скажет что-нибудь приятное. Нет, не вставила.
«И мы с отцом решили подарить тебе что-то особенное — не считая субботнего праздника и обещанного фотоаппарата. Что-то, чего нельзя купить за деньги, — чтобы ты никогда не забывал своих детских дней, когда мы, все трое, отец, ты и я, были вместе».
Прочитав это «трое», я снова вспомнил про свои страхи. Она пишет «трое» так, как будто это факт известный и неопровержимый, и отец тоже его признает? Или это намек на скорое расставание? Я перечитал строчку. Тут ведь важно каждое слово. С одной стороны, то, что они сумели вдвоем провернуть такую сложную операцию, меня, конечно, обнадеживало. Оказывается, для совместного творчества я им совершенно не нужен. Отлично, молодцы. С другой стороны, меня резанула прощальная нотка в последних словах: «были вместе». Что значит «были»? Были или есть?
«И тогда мы придумали это все. То есть сначала у меня была совсем скромная идейка, но твой отец, как водится, углубил и расширил ее до невероятных размеров, а теперь еще пытается выкрасть у меня письм…»
Почерк снова сменился. Там и впрямь шла серьезная борьба. На листе осталось большое кофейное пятно.
«Справедливость на стороне праведных! — провозглашал отец крупными уродливыми буквами. — Без лишних слов: в этом путешествии может произойти все, что угодно! Возможно, ты не доедешь до Хайфы! Возможно, тебя ждут невероятные приключения, о каких ты даже не мечтал! — Меня задело, что он копирует Габину манеру говорить, чтобы подкупить меня. Так он похож на дрессированного медведя, который танцует хору[4]. Несмотря на то что сам он никогда не смеялся над моими шутками, я великодушно улыбнулся. — Возможно, ты встретишь новых друзей, а может, и старых врагов. Возможно, ты встретишь и нас! Будь готов, приключение вот-вот начнется!»
«Что за сюрприз мы приготовили для тебя — это ты можешь выяснить прямо сейчас, — вкрались аккуратные буковки Габи. — Если хочешь, конечно. Если, Боже упаси, не хочешь — тогда оставайся на своем месте и скучай еще четыре часа до Хайфы, а когда доберешься, тут же садись на обратный поезд и возвращайся в Иерусалим — чтобы никогда не узнать, что потерял.
Но если ты, сын своего народа, отважен и непреклонен — тогда воспрянь, Нуну Львиное Сердце, и смело ступай навстречу своей судьбе!»
Габи пишет точь-в-точь как говорит. Иногда мне кажется, что только мы с отцом ее и понимаем.
«Если ты решишься ступить на тропу опасностей, которую мы так старательно проторили, отправляйся сейчас же в вагон слева от твоего, в третье купе. (Слева, если стоять спиной к окну купе, не перепутай, Колумб, не то окажешься в Индии!) Что там случится? Это известно одному Богу, а он, как обычно, обещал молчать. Там тебя — именно тебя и только тебя! — будет ждать человек. Старый или молодой, мужчина или женщина, как он будет выглядеть — этого я тебе не скажу. Место под номером три предназначено для твоей тощей задницы. Устраивайся на нем поудобнее и наблюдай. Как только поймешь, кто из сидящих в купе — „твой“ человек, скажи ему пароль, которого он ждет».
— Пароль? — воскликнул я вслух.
«Ш-шш! — одернула меня Габи. — Уши на стреме, язык на замке! Нет, это не пароль. Паролем будет вопрос. Простой вопрос, его надо задать тому, кого ты выберешь: „Кто я?“ И все».
— Кто я? — пробормотал я дважды. Ничего сложного.
Силы небесные, поразился я снова, что они с отцом затеяли! Затеяли вдвоем, без меня!
«Если ты не ошибся в выборе, в ответ услышишь от него свое имя, и только после этого он станет твоим провожатым на эту часть пути. Он постарается, чтобы ты получил как можно больше удовольствия от этого таинственного и непредсказуемого путешествия, а после того как ты оправишься от полученных впечатлений, он отправит тебя в следующий вагон, к следующему этапу нашей игры. Там тебя будет ждать другой человек, и он тоже постарается развлечь тебя и заострить твое и без того наблюдательное око, а свершив свое недоброе дело, он укажет тебе, как перейти к следующему этапу… и так далее, пока не найдешь настоящий сюрприз!»
Я отложил письмо и перевел дух. События сменяли друг друга с такой скоростью, что только сейчас до меня начал доходить масштаб замысла. Кто знает, сколько дней и ночей они потратили на эту игру, сколько человек вовлекли в нее? И каждому написали роль, которую он должен сыграть исключительно для меня… У меня перехватило дыхание. Я пытался читать дальше и не мог, в глазах стоял туман, я понял, что отец подошел к идее Габи, как подходил к раскрытию преступлений: исследовал все варианты, попытался представить все повороты событий, все осложнения, все возможные и невозможные линии поведения… И все это специально для меня! И ведь справились одни, а я-то всегда думал, что нужен им, чтобы ладить, что без меня они даже не знают, как вести себя друг с другом, что я отвечаю за то, чтобы они все время не ссорились, и вот, гляди, как они…
«Нуну Львиное Сердце, Нуну — зеница ока моего, если только хватит у тебя разума и наблюдательности — наблюдательности настоящего сыщика, — чтобы выбрать нужного человека, будь готов к приключениям, каких никогда еще не выпадало на долю тринадцатилетнего мальчишки. И в конце пути ты сойдешь с поезда достойным своего возраста стойким и отважным подростком, выдержавшим сложное испытание на смелость и сообразительность. Словом…»
И тут отец снова отнял у нее письмо и протрубил во всеуслышание: «…Словом, станешь как я!»
«…Главное, станешь как ты сам», — приписала она и пририсовала поцелуй, а рядом широкое отцовское лицо и свою круглую рожицу с мышиными ушками и нимбом, как у ангела.
Еще с минуту я посидел на своем месте. Я думал о том, как Габи и отцу одним махом удалось превратить этот старый скрипучий поезд в Луна-парк, полный приключений. И что вот сейчас в нем сидят несколько человек, неизвестно, молодых или старых, мужчин или женщин, каждый в своем вагоне, и ждут того, кто придет к ним, как задумали Габи с отцом. Ждут меня, только меня, с таинственными лицами, а те, кто едет вместе с ними, даже не догадываются, что все это путешествие — ради одного-единственного мальчишки. И если я не приду к ним, если на минутку предположить, что я не отважный и непреклонный сын своего народа, — тогда все эти люди так и просидят напрасно в своих вагонах до самой Хайфы…
- Тройка без тройки - Владимир Длугач - Детская проза
- Грибные дни - Элен Веточка - Прочая детская литература / Детская проза
- Алое платье - Галина Гордиенко - Детская проза
- Философские рассказы для детей от шести до шестидесяти лет - Владимир Тарасов - Детская проза
- Рецепт волшебного дня - Мария Бершадская - Детская проза
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза
- Кап, иди сюда! - Юрий Хазанов - Детская проза
- Семь с половиной крокодильских улыбок - Мария Бершадская - Детская проза
- Меня зовут Мина - Дэвид Алмонд - Детская проза
- Странный мальчик - Семен Юшкевич - Детская проза