Фаншетта, или Сад Надежды - Жани Сен-Марку

— Конечно, твоя тетка не живет здесь. Погляди, какая паутина на остатках оконных стекол.

Фаншетта побледнела и крепче обычного сжала руку своего Бишу. Этого она не могла предвидеть… Однако, чем дольше она рассматривала флигель, тем яснее становилось, что он пуст. В этом не было никаких сомнений.

— Вход был здесь, мадемуазель, — чуть не плача, пробормотала бедняжка прерывистым голосом и указала на калитку налево от больших ворот.

Узкая дверь была так же, как ворота, покрыта ржавчиной. После короткого сопротивления она раскрылась, заскрипев в знак протеста.

И они пошли втроем по заросшей бурьяном аллее, над которой липы, тронутые прощальным золотом, соорудили арку, великолепную, но недолговечную.

— Здесь, наверно, было очень красиво… лет пятьдесят назад, — не удержалась Даниэль Мартэн и предложила детям идти вперед.

По левой стороне аллеи, между деревьями, посетители обнаружили нечто вроде очень длинного барака, застекленного с четырех сторон, с двухстворчатой дверью посредине.

— Это кусок поезда! — определил Бишу с видом знатока.

— Похоже на очень старый вагон фуникулера, — добавила Даниэль. — Хотела бы я знать, как ему удалось сюда взобраться…

Но в эту минуту наконец обнаружилось присутствие человеческого существа, и Даниэль Мартэн, прервав свои размышления, обратилась к маленькой девочке в лохмотьях, притаившейся за углом вагона и с любопытством глядевшей на вновь прибывших.

— Ты здесь живешь?

— Да, м-дам.

— В вагоне? — спросила Фаншетта.

— Нет. Вон там… — сказала девочка, указывая пальцем сомнительной чистоты на здание в глубине аллеи.

— Знаешь ли ты старую даму, которую зовут мадам Элали? Лали? Она когда-то сторожила этот сад, — продолжала Даниэль Мартэн.

— Это вы про мамашу Троньо́н спрашиваете?

— Она жила во флигеле у входа, — уточнила Фаншетта.

— Значит, это и есть мамаша Троньон. Теперь она дворничиха в том большом доме, потому что в ее прежнем доме слишком много дырок в потолке… — серьезно объяснила девочка.

— Ах, вот как!.. Спасибо за сведения.

Фаншетта снова сияла. Тетка Лали (простите, мадам Троньон!), которую она уже считала мертвой, представлялась ей теперь озаренная ярким светом надежды. Еще немного — и она почувствовала бы к ней нежность… Но в эту минуту пронзительный женский голос, раздавшийся из окна первого этажа, охладил ее пыл.

— Посторонним вход воспрещен! — с угрозой в голосе кричала старуха.

— А повидать мадам Троньон тоже запрещено? — спокойно спросила Даниэль Мартэн, продолжая идти к дому, в то время как Фаншетта и Бишу, окаменев, не смели больше ступить ни шагу и стояли как вкопанные посредине аллеи.

— Чего вы от меня хотите? — все еще через окно резко спросила старуха.

— Я привела к вам ваших племянников — Мари Франс и Бернара Дэнвиль, — продолжала, нимало не смутясь, молодая женщина. — Ну-ка, Фаншетта, подойди сюда!

Дети осторожно приблизились под злобным взглядом маленькой старухи, которая явно держалась настороже.

— Я думала, они в приюте… — сказала она вместо приветствия.

— Совершенно верно. Меня прислала администрация приюта… Я — Даниэль Мартэн, адвокат при… — Даниэль Мартэн удержалась и не сказала «при трибунале для малолетних преступников», решив, что не стоит давать этой недоброжелательной женщине оружие, которым та могла бы воспользоваться против девочки. — Ну как, мадам Троньон, разве вы не рады видеть ваших племянников? — спросила она приветливым тоном, рассчитанным на то, чтобы атмосфера стала теплее.

— Эти ребята… Я ведь их не знаю, — ответила старуха, на которую все-таки произвели впечатление титул и уверенность ее собеседницы.

— Вот именно. Я пришла поговорить о них. Разрешите зайти к вам на пять минут?.. Дети, оставайтесь здесь. Я вас позову.

Не дожидаясь приглашения, которого не последовало, Даниэль Мартэн решительным шагом направилась к облезшей двери дома. Старуха бормотала извинения, указывая на свою палку:

— Обойдите кругом по коридору, а потом сверните направо… На обращайте внимания на мою комнату — с прошлой зимы я почти не могу ходить…

Фаншетта проводила глазами уверенную фигуру адвоката, пока та не исчезла в коридоре, где громоздились три помойных ведра, одно грязнее другого; затем она снова подошла к девчонке, которая с явным интересом наблюдала за этой сценой.

— Значит, это правда? Ты племянница Троньонши? Будешь здесь жить? — спросила девочка.

— Может быть… — уклончиво ответила Фаншетта.

— Так вот… С ней не очень-то поладишь… — сказала девчонка, сжав губы, и весь ее вид красноречиво говорил о том, как мало у нее с мамашей Троньон взаимной симпатии друг к другу. — Ты еще не знаешь, какой у нее в комнате затхлый воздух… Пахнет плесенью.

— Да? — не настаивая на дальнейших подробностях, сказала Фаншетта.

Ей во что бы то ни стало хотелось сохранить бодрость духа. Но любопытство все-таки взяло верх, и она уже собиралась задать несколько вопросов непримиримому врагу мадам Троньон, как вдруг Бишу, игравший с рыжей кошкой неподалеку от аллеи, подбежал к сестре.

— Он за мной пришел, Фаншетта! — кричал малыш в ужасе, цепляясь за юбку старшей сестры. — За мной пришел!

«Он» — это был «солдат» с площади дю-Тертр, который действительно только что появился в саду. Он преспокойно направился к вагону и вошел в него, после чего потрясенный Бишу увидел через окно, как «солдат» снимает с себя бороду и усы — попросту потянув за них, только и всего.

Затем мнимый солдат сбросил треуголку, синюю блузу, все остальные маскарадные принадлежности и оказался молодым человеком в шерстяном костюме, похожим на всех художников — настоящих или выдающих себя за таковых, — которые населяют Монмартр.

Выйдя из вагона, он заметил детей и подошел к Бишу.

— Ну как, мальчик-с-пальчик, нашел свою маму? — спросил он малыша, который круглыми глазами глядел на него, не понимая, как с ним могла произойти такая перемена.

Однако Бишу быстро взял себя в руки и, крепко держась за шею Фаншетты, заявил твердым голосом:

— Ты стал совсем, совсем некрасивый, мсье… И я тебя больше не боюсь.

В ответ на это заявление все рассмеялись, а маленькая девочка, сыпя словами, важно сообщила:

— Знаешь, Эрве́, похоже, что эти двое будут здесь жить… У мамаши Троньон.

— Да ну? Кто бы мог подумать, что эта старая ведьма станет на старости лет кормилицей! — пошутил молодой человек, удаляясь небрежной и плавной походкой.

События, так сильно занимавшие его собеседницу, не произвели на него, видимо, никакого впечатления.

— Это твой брат? — спросила Фаншетта.

— Нет. Это… это Эрве.

— Он здесь живет? В этом вагоне?

— Нет. Здесь он держит свои вещи. Он живет со своими приятелями выше по этой улице.

— Чем он занимается, когда ему не надо для смеха представлять солдата? — продолжала Фаншетта.

В сущности, это не имело для нее никакого значения, но ей хотелось вовлечь девочку в разговор, чтобы приручить ее.

— Точно не знаю… Твоя тетка кричит ему: «лентяй, бездельник», когда он забывает принести ей воды. Потому что, знаешь, здесь нет ни водопровода, ни электричества, ни газа, ни…

— Как тебя зовут? — перебила ее Фаншетта, чтобы остановить поток перечисляемых бедствий.

— Милое-Сердечко, — сообщила девочка без тени улыбки.

* * *

Разговор между мадам Троньон и молодым адвокатом продлился около получаса. У Даниэль Мартэн было очень озабоченное лицо, когда она вышла из полуразрушенного дома и быстро увлекла за собой детей на улицу.

— У меня впечатление, что вам обоим здесь не место, — сказала она в ответ на немой вопрос в полных тревоги глазах Фаншетты и задумалась, продолжая рассеянно идти вперед.

Фаншетта ни о чем не посмела ее спросить до тех пор, пока они снова не оказались на паперти церкви.

— Ну как, мадемуазель? Что тетка вам сказала? — рискнула она наконец заговорить.

— Она сказала… Вот что, посидим немного на этих стульях… Сначала она сказала, что и слышать не хочет о том, чтобы вас взять, — она, мол, старая и наполовину парализованная… Правда, мнение ее резко переменилось после того, как я сообщила, что приют будет платить деньги за ваше содержание. Но стоит мне только подумать об этой сварливой и злой старухе… о ее грязной и тесной берлоге… обо всей нищете вокруг… Я не знаю, не лучше ли будет тебе и Бишу потерпеть еще несколько месяцев, укрывшись от холода и голода в одном из приютов Администрации… Подумай о наступающей зиме, девочка!.. Я могу тебе дать год на испытание. Но отдаешь ли ты себе отчет в том, на какой суровый путь ты вступишь?

Несколько секунд Фаншетта молчала. Нищета? Это очень давняя знакомая, встреченная еще в самом раннем детстве. Она ее не пугала. А вот одиночество — это другое дело.