Записки рыболова-любителя. Часть 6. Ельцинские времена. Том 6.1. Главы 557-624 - Александр Намгаладзе

Сошлись мы на том, что нужно заключить Договор о сотрудничестве между КМИО и ПГИ, в котором следует зафиксировать цели совместной деятельности и права сторон. Этот договор мы и составили с ним перед застольем по случаю праздника 8-го Марта, покатавшись предварительно втроём с Сашулей на лыжах.

Накануне мы с Юрой прошлись по большому кругу при температуре +4°, меняясь лыжами, но, главным образом, он на пластике, а я на деревяхах, которые практически вовсе не скользили, а 8-го было -2° и скольжение улучшилось, но у меня нога чего-то разболелась, так что мы ограничились прогулкой по Большому Питьевому озеру.

Вечером после первого рабочего дня совещания я затащил к себе домой Славу Ляцкого, а Кореньков и так у меня остановился, и мы хорошо посидели за бутылкой у нас на кухне вчетвером с Сашулей. Обсуждали, естественно, злобы дня, в том числе, где деньги добыть, или как людей сократить.

С этого и перешли на мою жёсткость, жестокость даже, как Слава считал. Чересчур уж я, мол, безжалостный, прямолинейный, к авторитаризму склонный, друзей лучших даже не слушаю, которые советуют помягче быть, не возбуждать народ своей принципиальностью.

Я же, подвыпив, упёрся: так, мол, и надо, иначе нельзя, время такое суровое, вот Гайдар – молодец, а ему тоже советуют – помягче, мол, нельзя так круто. Ещё круче надо, скорее отмучаемся. А друзьям легко советы давать, пусть сами попробуют народу нашему угодить. И нечего ему угождать.

Договорился, пьяный, до цитаты: избави, мол, меня Бог от друзей, а с врагами я сам справлюсь. Хорош гусь. Слава Богу, что друзья у меня, действительно, друзья и не обиделись: про то, мол, и говорим, что заносит тебя, чёрт знает куда.

А на следующий день участников совещания повезли в Лопарскую. Тут уж постарались Ейбог и его сподвижник Шаршавин, и Волков – начальник обсерватории Лопарская. Не за так, конечно, за салютовские деньги, да и пэгэёвских Пивоваров незнамо сколько (не меньше) бухнул.

Погода была отличная: солнце, температура около нуля. Провели толпу по обсерватории, завели в подвалы трёхэтажного жилого дома сауной похвастаться – жаль, мол, народу много, времени мало, а то бы попарили гостей, и повезли в особое место, где собак на медведя натаскивают. Там егеря двух медведей в клетке держат и лось почти ручной неподалеку разгуливает. Специально для гостей устроили натаску собак – зрелище, конечно, экзотическое и захватывающее.

Вдоль просеки длиной метров пятьдесят и шириной десять натянута проволока, по которой скользит кольцо с цепью длиной метров пять, а на цепи медведица здоровенная. Ей вся просека доступна для разгуливания. Спустили собак – четыре лайки. Их сюда специально привозят – обучают медведя «сажать».

Собаки бросаются к медведице, лают, пытаются как бы даже цапнуть её за зад, она от них отмахивается и к себе не подпускает. Поразила меня стремительность, резкость её движений, такая махина, чёрная туша огромная, а как крутанётся – собаки врассыпную и уже, хоть и продолжают облаивать, но шибко близко не лезут.

Натаскивание собак на медведицу, Лопарская, 12 марта 1992 г.

Лишь одна чёрная лайка, неутомимая, опытная, выступавшая в роли учителя, упорно продолжала свои нападки, до хрипоты заходясь в остервенелом лае и крутясь впритык к медведице, целясь ей в зад. Та, в свою очередь, норовила зацепить её лапой. Собственно, между ними двумя и шёл поединок, остальные лайки выступали ассистентами, облаивая медведицу на расстоянии двух-трёх метров от неё. Состязание шло – кто вперёд устанет.

И победила чёрная лайка: она и «посадила» -таки медведицу. Это, значит, заставила её сесть на свой зад, прислонившись спиной к дереву. Теперь медведица отмахивалась, не меняя положения своего корпуса, что и требуется для охоты – практически неподвижная мишень, расстреливай.

С этого зрелища гостей повезли к подножью горнолыжной трассы и предложили подняться пешочком по её склону, по специально вырубленным в снегу ступенькам. Поднявшиеся, мол, приз получат, да и вид сверху красивый. Народ послушно полез. Вид, действительно, красивый.

А приз состоял в том, что не очень-то и высоко – у финиша лыжного спуска – гостей ожидали шашлыки с водкой и пивом – гвоздь программы. Публика была довольна. Навалились на угощение, оживление всеобщее… Вдруг вспомнили – а главного-то гостя внизу забыли, Бурлакова, замгенерального «Салюта»! Он сердечник, лезть наверх не захотел, я тут, мол, пока погуляю. Помчались вниз за ним, помогли подняться, и пил он тут не хуже других.

Пили сначала на воздухе, созерцая показательные спуски на горных лыжах Виктора Гуркалова, электроника нашего главного, потом набились в домик деревянный, где ректор Силезского Университета из Познани, профессор Пулина, гляциолог, делился опытом выживания польской университетской науки в условиях перехода к капитализму.

Пиво на снегу в Лопарской имело для меня неприятные последствия: застудил, наверное, зуб полуразрушенный, и на следующий день мне всю морду флюсом своротило на левую сторону. А я председательствовал почему-то на совещании на всех заседаниях.

Это в стиле Пивоварова – затеять мероприятие и повесить потом на кого-нибудь. Я не отказывался в первый день, чувствуя, что Пивоваров не потянет, поскольку сам не знает точно, чего хочет лично он, и что нужно «Салюту». Наговорить общих фраз он всегда горазд, но надо же и конкретные вопросы обсуждать и решать.

С помощью Лощинина я этот процесс как-то наладил и вёл к принятию нужного для «Салюта» решения совещания, одобряющего концепцию глобального экологического, геофизического и метеорологического мониторинга околоземной среды на базе «Салютовской» тяжелой платформы с лидарным зондированием как главным её элементом (сомневаясь вместе со многими в его осуществимости и уж, по крайней мере, эффективности).

С флюсом продолжать эту деятельность было очень не с руки, и я надеялся, что Пивоваров меня подменит, но он делал вид, что всё в порядке, идет нормально, сам он занят чрезвычайно важными разговорами в своём кабинете, а флюс – это ерунда, мелочи, не обращай внимания. И всё бы ничего, да нашлись скандалисты (дурной Черханов от Израэля, нервный Бакланов от Калабина), которым надо было непременно решение на свой вкус сформулировать – ну, и формулируйте, пожалуйста, предлагайте совещанию, пусть голосуют, – так нет, им надо было, чтобы я проводил их формулировки, на хрен они мне сдались. Пришлось нелюбезным тоном разговаривать.

А тут ещё кабинет у меня потёк от весеннего таяния снегов на крыше, капает прямо над дверью, чуть ли не на головы посетителям. Срам да и только. А Ейбог с Шершавиным мне мозги пудрят – ничего, мол, с этим покрытием поделать нельзя, надо скаты строить (наклонную крышу надстраивать) или ещё лучше оранжерею на крыше соорудить. А пока пусть заливает, что ли? Хоть бы снег вовремя сгребали, да воде не давали бы застаиваться в лужах, сам даже лазал на крышу воду разгонять.

Вечером был банкет закрытия совещания, водка лилась рекой и закусь была полноценная, и всё – бесплатно, как и проживание участников в гостинице. Вот Пивоваров шиканул. Зачем? Как перед народом будет отчитываться? Такие вопросы я ему уже не задавал: хозяин – барин!

Одна накладка была лишь в начале совещания. Пивоваров решил салютовцев поместить в пэгэёвской гостинице (а точнее теперь Шаршавинской – задарма практически Пивоваров отдал ему дом деревянный на верхней площадке, рядом со старым зданием ПГИ, Шаршавин, правда, его сам оборудовал под гостиницу, но из пэгэёвского же ворованного материала). Те прилетели ночью, а гостиница закрыта, нет никого, Шаршавин сроки напутал. Дозвонились до Пивоварова, тот пришёл и повёл их в «Полярные Зори», а по дороге их чуть не накрыла глыба снега с крыши одного из домов на Ленинском проспекте. Буквально в метре от них грохнулась.

563. С Митей и Ириной в Протвино. VI съезд народных депутатов. «Ребята растерялись»

Совершенно неожиданно Пивоваров сподобился вдруг командировать меня заграницу – в Финляндию. То, что он ездил по зарубежам когда не лень, а я – нет, меня не волновало по двум причинам.

Во-первых, английским надо овладеть, чем я и занимался, хоть и не форсированно, но регулярно, с очередной, новой англичанкой – Натальей Алексеевной Большаковой, сменившей Ларису Георгиевну Короткову, об уходе которой я очень сожалел, но удержать не сумел – вернулась на преподавательскую работу.

Пивоваров тоже занимался языком, но, похоже, без крупных успехов, что, впрочем, совершенно не стесняло его в общении с иноземцами – с помощью переводчика разумеется, в качестве которого чаще всего выступал Юрий Николаевич Куликов, разъезжавший за это вместе с Пивоваровым.