Скиф - Николай Коробков

Когда мнение Гистиея было высказано, все тираны, принимавшие было прежде совет Мильтиада, присоединились к мнению противоположному. Тогда Гистией от имени всех сказал скифам:

«Вы, скифы, подаете нам добрый совет и явились вовремя, и если от вас мы получаем полезные указания, то и с нашей стороны вы найдете готовность служить вам. Как видите, мы снимаем мост и прилагаем все старания к тому, чтобы стать свободными. Пока мы разрушаем мост, вам следует разыскать персов и, нашедши, отомстить им, как они того заслуживают, и за нас, и за себя».

Скифы поверили и отправились разыскивать затерявшихся в степи персов; но те уже успели ускользнуть. Ночью они подошли к мосту и благодаря помощи ионян им удалось бежать и спастись[8].

Но слава их была потеряна в наших степях. Неисчислимая добыча досталась нам, и доблесть наших предков, победивших Дария, всегда будет служить примером для скифов.

III

Первые дни после выздоровления Орик чувствовал себя еще слабым. Он быстро уставал от ходьбы, задыхался, а боль в груди мешала ездить верхом.

Он отправлялся в степь, ложился на траву и, вдыхая сильный запах весенних цветов, дремал на солнце. Потом, возвращаясь к шатру, он чувствовал сильное желание есть и с жадностью поглощал красное, слабо прожаренное мясо, запивая его кислым, острым напитком из молока, от которого, как от вина, в голове начинало приятно шуметь и кружиться.

Но силы восстанавливались быстро. Скоро Орик, вместе с товарищами, стал отправляться пасти стада, скакал на лошади и ходил стрелять из лука тяжелых дроф, чтобы потом жарить их на костре, наскоро выпотрошив и не ощипывая перьев.

Как и все юноши племени, он был возбужден слухами о предстоящей войне. А что она близка — не подлежало сомнению.

Приготовления к ней принимали все более оживленный характер. От соседних племен часто приезжали гонцы, извещавшие о желании принять участие в нападении на греков. Юноши, впервые собиравшиеся в поход, готовили свое вооружение, состязались в стрельбе из лука и в упражнениях с мечом; устраивались примерные сражения и скачки на еще не объезженных полудиких конях, маленьких, косматых, соединявших с дикостью нрава неутомимость и быстроту бега.

Орик целые дни проводил в военных упражнениях, в бросании аркана, в борьбе, или объезжал лошадей вместе с Ситалкой, рядом с которым он собирался сражаться. Сделавшись неразлучными друзьями, они решили заключить между собой кровный братский союз и, по обычаю предков, пригласили на это торжество своих друзей и нескольких старых прославленных воинов, чтобы они выступили в почетной роли свидетелей.

После молитв, обращенных к богу войны, оба юноши, опоясанные мечами, с колчанами и луками за спиной, вышли в середину круга, образованного свидетелями. Им поднесли большую чашу, наполовину наполненную вином, и острый нож; по очереди они сделали себе глубокие надрезы на руках и, соединив руки над чашей, смешали кровь с вином. Потом, наконечниками вниз, опустили туда две стрелы, небольшой меч, дротик и кинжал; выпив этот договорный напиток, сделались братьями более близкими, чем если бы родились от одной матери. Заключив тесный союз, должны они были стать неразлучными и жизнь брата предпочитать своей собственной как на войне, так и в дни мира. Затем обменялись подарками. Орик получил лук, большой и тугой, как тот, который оставил некогда для испытания своих потомков зашедший в скифскую землю Геракл, а Ситалка взял меч обоюдоострый, широкий и длинный.

Чтобы закончить торжество, устроили конные состязания. Юноши, сверстники Орика и Ситалки, верхом на лошадях выстроились в линию и начали езду по кругу, на ходу спрыгивали и снова ловили коней, на всем скаку становились или ложились на спину, или ехали, свесив обе ноги на одну сторону. Толпа зрителей громко поощряла их.

Стоя на спине своего скакуна, Орик пронесся мимо собравшихся и мельком увидал довольное лицо Гнура; сзади, там, где собрались женщины, он заметил Опою; она смеялась, смотря на него, и кричала что-то. Он подпрыгнул, перевернулся, упал на спину лошади и, обхватив ее шею, дико закричал над самым ухом, заставляя бежать скорей. Никогда раньше не чувствовал он себя таким ловким, сильным и самоуверенным.

Один из юношей впереди оступился и упал с коня; Орик видел, как он пробовал схватиться за гриву лошади, перекувырнулся и глухо крикнул, получив в грудь тяжелый удар копытом. Оглянувшись, Орик успел заметить, что упавший сидит на земле и кровь течет у него изо рта. Но думать об этом было некогда, и езда продолжалась, все более увлекая участников.

Завершением скачек должно было быть состязание на быстроту. Всадники опять выстроились в ряд и по сигналу пустили коней, подбадривая их возгласами и ударами плети.

Конечной целью считался курган, стоявший далеко в степи и еле видный на горизонте.

Трава была еще не высока — не доходила до брюха лошади, — зато так густа, что мешала бегу. Справа от Орика несколько всадников стали уходить вперед, и он догадался, что им удобнее скакать, — трава там наверное реже и суше. Он пустил коня наискось, доскакал до этой удобной полосы, но при этом потерял время, так что остался почти сзади всех. Более счастливые, и между ними Ситалка, были уже далеко впереди.

На мгновенье Орика охватило почти отчаяние; он неистово хлестал коня, заставляя его бежать быстрее. Но скоро он обогнал нескольких, затем еще двоих и начал приближаться к трем, скакавшим впереди всех. Догнать их и первым прийти к цели стало единственным желанием Орика. Больше он ни о чем не думал, и ему казалось, что все, что будет после, — неважно и неинтересно.

Расстояние, отделявшее от передовых, медленно сокращалось. Курганный холм — цель скачки — постепенно вырастал. Отставшие не интересовали Орика. Он был весь поглощен теми, которых он нагонял; он не обращал внимания на резкий, свистящий в ушах ветер, на широту степи, ему почти казалось, что он несется где-то в воздухе и медленно наплывает на тех, кто летит впереди. Наконец он поравнялся с одним и опередил его. Вторым скакал Ситалка. Орик увидел его дикие немигающие глаза и, в страстном желании перегнать, начал бить свою лошадь плетью, потом впился ей зубами в ухо.

Но конь Ситалки не отставал. Они шли голова в голову. Орику казалось теперь, что они неотделимы, надо лишь стараться обогнать передового.

Крики всадников мешались с быстрым хриплым дыханием лошадей и резкими ударами плети. Курган был совсем близко. Они скакали, охваченные исступлением. Все трое пришли почти одновременно: кони Орика и Ситалки отстали только на полтуловища.

Подъезжали отставшие. Некоторые были бледны и дышали с трудом. Лошадь под одним зашаталась, упала и издохла тут же.

Назад возвращались целой толпой, разговаривая и вспоминая подробности скачки. У всех были потные лица, все глубоко дышали и, охваченные радостью, возбужденные широким привольем степи, кричали и хохотали громко. Ехали то медленно, вытирая руками мокрые лоснящиеся шеи лошадей, издававших сильный и крепкий запах пота, то вдруг бросались вперед, догоняя, наезжая друг на друга, сбивались в кучу и заставляли лошадей ржать и кусаться.

У становища их встретили старшие воины.

Победитель, окруженный товарищами, устраивал пир. Разожгли огромный костер, начали жарить рыбу и настрелянных раньше птиц; женщины и девушки подносили кумыс. Потом достали большой бурдюк с крепким, темным красным вином...

Ситалка должен был отправиться на ночь с табунами, и Орик поехал вместе с ним.

Лошадиный топот и ржанье понеслись по степи. Опять началась скачка. Окруженные разбегающимися лошадьми, они мчались вперед, навстречу ветру, откидываясь назад, с растрепанными волосами, держась за гриву, дико кричали и гикали, жадно вдыхая благоуханный воздух и опьяняясь чувством беспредельной свободы.

Уже поздно вечером Орик попрощался с Ситалкой, остававшимся у табуна, и направился к становищу.

Воздух был теплый и ласковый; на безлунном небе звезды выступали ярче, делаясь все многочисленнее, слабо освещали широкую темную гладкую равнину. Сладкий запах плыл над степью, и свежая роса, предвещая на завтра хороший день, опускалась на травы.

Орик двигался медленно, охваченный приятным утомлением, постепенно сменявшим возбуждение от быстрой скачки. Ему казалось, что он ступает неуверенно и мягко и что земля слегка покачивается под ним, так бывало каждый раз, когда он шел пешком после долгой верховой езды. Приятная истома разливалась по телу, и он улыбался сам себе, прислушиваясь к каким-то мыслям, неясным, но относившимся к чему-то хорошему и веселому. Он попробовал разобрать их, не сумел и, желая объяснить свое настроение, подумал:

«Скоро война; наберу много голов, украшу коня вражескими волосами... Будут все завидовать мне; сделаюсь знаменитым...»

Вместе с уверенностью в успехе охватила бодрость и такой прилив силы, что захотелось бороться, сейчас же победить какого-нибудь врага; он оглянулся кругом и, радуясь широте степи, своей силе и своему будущему, громко закричал, стал петь, бросился бежать, подпрыгивая, разрывая опутывавшую ноги траву.