Стихи - Эмиль Верхарн

Перевод В. Брюсова

Под сводами

Сомкнулись сумерки над пленными полями,Просторы зимние огородив стеной.Скопленья звезд горят в могильной мгле ночной;Пронзает небеса их жертвенное пламя.

И чувствуешь вокруг гнетущий медный мир,В который вплавлены громады скал гранитных,Где глыба каждая — каких-то первобытныхПодземных жителей воинственный кумир.

Мороз вонзил клыки в углы домов и башен,Гнетет молчание. Хотя б заблудший зовДонесся издали!.. Бой башенных часовОдин лишь властвует, медлителен и страшен.

Ночь расступается, податлива как воск,Вторгаются в нее безмолвие и холод.Удары скорбные обрушивает молот,Вбивая вечность в мозг.

Перевод Мих. Донского

Холод

Огромный светлый свод, бесплотный и пустой,Стыл в звездном холоде — пустая бесконечность,Столь недоступная для жалобы людской, —И в зеркале его застыла зримо вечность.

Морозом скована серебряная даль,Морозом скованы ветра, и тишь, и скалы,И плоские поля; мороз дробит хрустальПросторов голубых, где звезд сияют жала.

Немотствуют леса, моря, и этот свод,И ровный блеск его, недвижный и язвящий!Никто не возмутит, никто не пресечетВладычество снегов, покой вселенной спящей.

Недвижность мертвая. В провалах снежной тьмыЗажат безмолвный мир тисками стали строгой, —И в сердце страх живет пред царствием зимы,Боязнь огромного и ледяного бога.

Перевод Г. Шенгели

Соломенные кровли

Склонясь, как над Христом скорбящие Марии,      Во мгле чернеют хутора;      Тоскливой осени пора      Лачуги сгорбила кривые.

Солома жалких крыш давно покрылась мхом,      Печные покосились трубы,      А с перепутий ветер грубый      Врывается сквозь щели в дом.

Склонясь от немощи, как древние старухи,      Что шаркают, стуча клюкой,      И шарят вкруг себя рукой,      Бесчувственны, незрячи, глухи,Они запрятались за частокол берез;      А у дверей, как стружек ворох, —      Опавшие лисгы, чей шорох      Заклятий полон и угроз.

Склонясь, как матери, которых гложет горе.      Они влачат свои часы      В промозглой сырости росы      На помертвелом косогоре.

В ноябрьских сумерках чернеют хутора,      Как пятна плесени и тленья,      О, дряхлой осени томленье,      О, тягостные вечера!

Перевод Мих. Донского

Лондон

Вот Лондон, о душа, весь медный и чугунный,Где в мастерских визжит под сотней жал металл,Откуда паруса уходят в мрак бурунный,В игру случайностей, на волю бурь и скал.

Вокзалы в копоти, где газ роняет слезы —Свой сплин серебряный — на молнии путей,Где ящерами скук зевают паровозы,Под звон Вестминстера[7] срываясь в глубь ночей.

И доки черные; и фонарей их пламя(То веретёна Мойр[8] в реке отражены);И трупы всплывшие, венчанные цветамиГнилой воды, где луч дрожит в прыжках волны;

И шали мокрые, и жесты женщин пьяных;И алкоголя вопль в рекламах золотых;И вдруг, среди толпы, смерть восстает в туманах..Вот Лондон, о душа, ревущий в снах твоих!

Перевод Г. Шенгели

Путешественники

Как страстно кличет их от медленных равнинСивиллы[9] древний зов и в смутных окоемахВлечет мерцанье глаз каких-то незнакомых —Однажды вечером изведали они.

Вперед! Огромный мол. В накале белом луны,И флагов золото на мачтах корабля,И юнги черные. Уходит вдаль земля.Волна прибойная сосет песок лагуны.

О, это плаванье в сияющем ночномПространстве! Звездные узорные плетенья!Ветров полуденных и шум, и свист, и пеньеК цветущим берегам уносят! А потом?

Как руки черные, воздетые высоко, —Из камня сложенные башни городов,Зрачки, горящие под крышами домовНа глади стен сырых в ночных глазницах окон.

Пустыни рыжие и степи — без границ,Подвластные громам и ураганам бурным,И солнца, саваном одетые пурпурным,Туманным золотом вечерних плащаниц.

И храмы медные, где щит и меч тяжелыйУ паперти, и крест над ними в вышине,И старых кесарей, в оцепенелом снеНавеки замерших, чугунные престолы.

Устои островов над мутно-голубой —То бирюзовой, то опаловой — пучиной,И дрожь, и тайный страх бескрайности пустынной,И вдруг, как молоты гремящие, прибой!

Народы, что века покорно терпят муки,Народы, что уже восстали для побед,У портов маяки — слепяще яркий светЗажавшие в кулак бестрепетные руки.

Но вспыхнет в памяти, как самый нежный зов,Все то далекое, что свято и знакомо:Вот мать печальная, вот садик возле дома,Вот равномерный бой больших стенных часов.

Пора вернуться вспять. Прощай, широкий, вольныйМир — океан, прощай! И все же нет для нихНи счастья мудрых душ, ни счастья душ простых,Что жизнью медленной и дремлющей довольны.

Отныне будет их к закатным влечь кострам,К закатным солнечным притягивать воротам,Распахнутым мечте неистовой, заботамНездешним и любви к виденьям дальних стран.

Перевод Н. Рыковой

Умереть

В пурпурной мгле лесов и багреце болотОгромный вечер там, в пустых полях, сгнивает,Руками цепких туч шар солнца зажимает,Выдавливая кровь в зеленый небосвод.

О, время пышное, когда октябрь ленивыйУходит не спеша в убранстве золотом,Меж гроздьев рдеющих и яблок, ветеркомИ светом нежимых среди усталой нивы,—

Уже в последний раз перед зимой. ПолетТяжелых воронов? Он будет. Но покудаЛиствы червонное пусть пламенеет чудо.Брусники светлый жар сухую землю жжет,

Лес руки вытянул с их смуглыми листами,С их звучной бронзою туда, в ток синевы,Смешалась свежесть вод с дыханием айвы,И остро пахнет мхом, травою и цветами.

И тихий, светлый пруд, как в зеркале, таитПод кружевом берез, под черным дубом старымЛуну, которая встает огромным шаромИ, как созревший плод, меж тонких туч висит.

Вот как бы умереть — о сладкое мечтанье! —В прибое царственном цветов и голосов;Для глаза — золото и пурпур вечеров,Для мозга — зрелых сил и жизни нарастанье.

Как слишком пышный цвет, о тело, умереть!Отяжелев, как он, уйти из жизни бедной!Была бы смерть тогда мечтою всепобедной,И нашей гордости не суждено б терпеть.

О, тело! Умереть, как осень, умереть!

Перевод Г. Шенгели

Из книги «Крушения»

(1888)

Меч

С насмешкой над моей гордынею бесплоднойМне некто предсказал, державший меч в руке:Ничтожество с душой пустою и холодной,Ты будешь прошлое оплакивать в тоске.

В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов,Стать сильным, как они, тебе не суждено;На жизнь, ее скорбей и счастья не изведав,Ты будешь, как больной, смотреть через окно.

И кожа ссохнется и мышцы ослабеют,И скука въестся в плоть, желания губя,И в черепе твоем мечты окостенеют,И ужас из зеркал посмотрит на тебя.

Себя преодолеть! Когда б ты мог! Но, леньюРасслаблен, стариком ты станешь с юных лет;Чужое и свое, двойное утомленьеНальет свинцом твой мозг и размягчит скелет.

Заплещет вещее и блещущее знамя, —О, если бы оно и над тобой взвилось! —Увы! Ты истощишь свой дух над письменами,Их смысл утерянный толкуя вкривь и вкось.

Ты будешь одинок! — В оцепененье дремыПрикован будет твой потусторонний взглядК минувшей юности, — и радостные громыДалеко в стороне победно прогремят!

Перевод Мих. Донского