Стихи - Эмиль Верхарн

Перевод Е. Полонской

Ветер

Вот, зыбля вереск вдоль дорог,Ноябрьский ветер трубит в рог.Вот ветер вереск шевелит,ЛетитПо деревням и вдоль реки,Дробится, рвется на куски, —И дик и строг,Над вересками трубит в риг.

И над колодцами бадьи,Качаясь, жалобно звенят,КричатПод ветром жалобы свои.Под ветром ржавые бадьиСкрипятВ тупом и тусклом забытьи.

Ноябрьский ветер вдоль рекиНещадно гонит лепесткиИ листья желтые с берез;Поля, где пробежал мороз,Метлой железною метет;Вороньи гнезда с веток рвет;Зовет,Трубя в свой рог,Ноябрьский ветер, дик и строг.Вот старой рамойСтучит упрямо;Вот в крыше стонет, словно просит,И молкнет с яростью бессилья.

А там, над красным краем рва,Большие мельничные крыльяЛетящий ветер косят, косят,Раз-два, раз-два, раз-два, раз-два!

Вкруг церкви низкой и убогойНа корточки присев, домаДрожат и шепчутся с тревогой.И церковь вторит им сама.Раскинув распятые руки,Кресты на кладбище глухомКричат от нестерпимой мукиИ наземь падают ничком.

Дик и строг,Ноябрьский ветер трубит в рогНа перекрестке ста дорог

Встречался ль вамНоябрьский ветер здесь и там,Трубач, насильник и бродяга.От стужи зол и пьян отвагой?Видали ль вы, как нынче в ночьОн с неба месяц бросил прочь,Когда все скудное селоОт ужаса изнемоглоИ выло, как зверей ватага?

Слыхали ль вы, как, дик и строг,По верескам и вдоль дорогНоябрьский ветер трубит в рог?

Перевод В. Брюсова

Кузнец

Где выезд в поле, где конецЖилых домов, седой кузнец,Старик угрюмый и громадный,С тех пор, как, ярость затая,Легла руда под молот жадный,С тех пор, как дым взошел над горном,Кует и правит лезвияТерпенья над огнем упорным.

И знают жители селенья,Те, что поблизости живутИ в сжатых кулаках таят ожесточенье,Зачем он принял этот трудИ что дает ему терпеньеСдавить свой гневный крик в зубах!А те, живущие в равнинах, на полях,Чьи тщетные слова — лай пред кустом без зверя,То увлекаясь, то не веря,Скрывают страхИ с недоверчивым вниманьемГлядят в глаза, манящие молчаньем.

Кузнец стучит, старик куетЗа днями день, за годом год.

В свой горн он бросил крик проклятийИ гнев глухой и вековой;Холодный вождь безвестных ратей,В свой горн горящий, золотойОн бросил ярость, горесть — злобыИ мятежа гудящий рев,Чтоб дать им яркость молний, чтобыИм дать закал стальных клинков.

Вот он,Сомненья чужд и чуждый страха,Склоненный над огнем, внезапно озарен,И пламя перед ним, как ряд живых корон;Вот, молот бросивши с размаха,Его вздымает он, упрям и напряжен,Свой молот, вольный и блестящий,Свой молот, из руды творящийОружие побед,Тех, что провидит он за далью лет!

Пред ним все виды зол — бессчетных, всевозможных:Голодным беднякам — подарки слов пустых;Слепцы, ведущие уверенно других;Желчь отвердевшая — в речах пророков ложных;Над каждой мыслью — робости рога;Пред справедливостью — из текстов баррикады;Мощь рабских рук, не знающих наградыНи в шуме городском, ни там, где спят луга;Деревни, скошенные тенью,Что падает серпом от сумрачных церквей;И весь народ, привыкший к униженью,Упавший ниц пред нищетой своей,Не мучимый раскаяньем напрасным,Сжимающий клинок, что все же станет красным;И право жить и право быть собой —В тюрьме законности, толкуемой неверно;И пламя радости и нежности мужской,Погасшее в руках морали лицемерной;И отравляемый божественный родник,В котором жадно пьет сознанье человека;И после всяких клятв и после всех уликВсе то же вновь и вновь, доныне и от века!

Кузнец, в спокойствии немом,Не верит хартиям, в которыхВскрывают смысл иной потом.В дни действий гибель — договоры1И он молчит, давно молчит,Мужскую гордость сжав зубами воли,Неистовец из тех, кому две доли:Он мертв падет иль победит!Чего он хочет — хочет непреклонно,Круша своим хотением гранит,Сгибая им во тьме бездоннойКривые мировых орбит.И слушая, как снова, сноваСтруятся слезы всех сердец, —Невозмутимый и суровыйСедой кузнец,—Он верит пламенно, что злобы неизменной,Глухих отчаяний безмерная волна,К единому стремлением сильна,Однажды повернет к иному временаИ золотой рычаг вселенной!Что должно ждать с оружием в руках,Когда родится Миг в чернеющих ночах;Что нужно подавлять преступный крик разлада,Когда знамена ветер споров рвет;Что меньше надо слов, но лучше слушать надо,Чтоб Мига различить во мраке мерный ход;Что знаменьям не быть ни на земле, ни в небе,Что бог-спаситель к людям не сойдет,Но что безмолвные возьмут свой жребий!

Он знает, что толпа, возвысив голос свой(О, сила страшная, чей яркий луч далекоСверкает на челе торжественного Рока),Вдруг выхватит безжалостной рукойКакой-то новый мир из мрака и из крови,И счастье вырастет, как на полях цветы,И станет сущностью и жизни и мечты.Все будет радостью, все будет внове!

И ясно пред собой он видит эти дни,Как если б наконец уже зажглись они:Когда содружества простейшие урокиДадут народам — мир, а жизни — светлый строй;Не будут-люди, злобны и жестоки,Как волки грызться меж собой;Сойдет любовь, чья благостная силаЕще неведома в последних глубинах,С надеждой к тем, кого судьба забыла;И брешь пробьет в пузатых сундуках(Где дремлет золото, хранимое напрасно)День справедливости, величественно властной.

Подвалы, тюрьмы, банки и дворцыИсчезнут в дни, когда умрут гордыни;И люди, лишь себя величащие ныне,Себялюбивые слепцы,Всем братьям расточат свои живые миги;И будет жизнь людей проста, ясна;Слова (их угадать еще не могут книги)Все разъяснят, раскроют все до дна.Что кажется теперь запутанным и темным;Причастны целому, с своим уделом скромнымСроднятся слабые; и тайны вещества,Быть может, явят тайну божества…

За днями день, за годом годКузнец стучит, старик кует,За гранью города, в тиши,Как будто лезвия души.Над красным горном наклонен,Во глубь столетий смотрит он.Кует, их светом озарен,Предвидя сроков окончанье,Клинки терпенья и молчанья.

Перевод В. Брюсова

Пылающие стога

В вечерней глубине пылает вся равнина,Набат со всех сторон прыжками мечет звонВ багровый небосклон.

— Вот стог пылает! —

По колеям дорог бежит толпа,И в деревнях стоит толпа, слепа,И во дворах псы лают у столба.

— Вот стог пылает! —

Огонь ревет, охватывая крыши,Солому рвет и мчится выше,Потом, извилист и хитер,Как. волосы пурпурные змеится,И припадает, и таится, —И вновь взметается костер,В безумье золотом и пьяном,Под небо черное — султаном.

— Вот стог другой мгновенно загорелся!—

Огонь огромен, — вихрем красным,Где вьются гроздья серных змей,Он все быстрей летит в простор полей,На хижины, где в беге страстномСлепит все окна светом красным.

— Вот стог пылает! —

Поля? Они простерлись в страхе;Листва лесов трепещет в дымном прахеНад ширью пашен и болот;Дыбятся жеребцы с остервенелым ржаньем,И птицы мечутся и сразу с содроганьемВалятся в уголья, — и тяжелый стон встаетС земли, — и это смерть,Смерть, обожженная в безумии пожара,Смерть с пламенем и дымом, яркоВзлетающая в твердь.

На миг безмолвие, но вот внезапно там,В усталых далях, смел и прям,Взрыв новый пламени в глубь сумерек взлетает.

— Вот стог пылает! —

На перекрестках сумрачные людиВ смятенье, в страхе молятся о чуде,Кричат и плачут дети, старикиСтремят бессильный взмах рукиК знаменам пламени и дыма,А там, вдали, стоят неколебимоУмалишенные и тупо смотрят ввысь.

— Вот стог пылает! —

Весь воздух красен; небосклонЗловещим светом озарен,И звезды — как глаза слепые;А ветер огненных знаменКолеблет гроздья золотые.Огонь гудит, огонь ревет,Ему из дали вторит эхо,Реки далекий поворотОблекся в медь чудесного доспеха.Равнина? Вся — огонь и бред,Вся — кровь и золото, — и бурейУносится смертельный светТам, в обезумевшей лазури.

Перевод Г. Шенгели