Дебютантки - Джун Зингер

Моррис переехал из родительского дома в квартиру, расположенную неподалеку от фабрики, и записался в вечерний колледж. Давид Гольдберг заявил:

— Еврейский юноша выезжает из родительского дома, когда женится. Неверный бездельник выезжает, чтобы еще больше бездельничать.

Однако Сара была рада, что Моррис продолжает учиться и поступает в колледж. Она защищала его:

— Мальчик должен жить рядом с фабрикой и колледжем, разве нет? Если мальчик и работает и учится, он должен экономить время на дорогу. Это очень важно.

Сара все еще надеялась, что Моррис приобретет какую-нибудь солидную профессию. Если уж не раввин и не доктор, то по крайней мере юристом он еще мог стать. Сара верила, что уж если Всевышний сделал ее сына таким умным, высоким и красивым, то у Него были на это свои соображения. И не его дело возиться с мужскими сорочками.

Однако Моррис не стал изучать юриспруденцию. Как и Сара, он не считал, что рожден торговать рубашками в Нижнем Ист-Сайде. Чтобы стать образованным человеком, он изучал литературу, языки и философию, а также финансовое дело, чтобы бросить вызов тем богачам, чью карьеру он хотел повторить.

Он все еще приходил в свой старый дом в Бенсон-херсте, чтобы вместе с отцом пойти в синагогу и вкусить субботней пищи со своей семьей. В один из таких вечеров Давид Гольдберг так толкнул своего сына, что он растянулся на кухонном полу. Моррис молча, не выражая никакого возмущения, взглянул на отца.

— Что он сделал? — возмущенно спросила Сара у мужа.

— Янкель Пипке видел, как твой нечестивый сын сидел в трефном ресторане на Канал-стрит. Без шляпы или ермолки.

Братья Морриса отвели глаза. Для них не было новостью то, что Моррис посещал такие рестораны и не покрывал больше голову. Даже Сэм Уорнер знал, что он совершает свои деловые визиты с непокрытой головой, хотя никогда не говорил об этом Саре.

Сара повернулась к Моррису:

— Это правда? Только не заговаривай мне зубы.

Моррис не ответил.

Сара вздохнула. Да, это Америка. Наряду с благополучием и хорошей одеждой, магазинами и домом пришли и те новшества, которые ломали старые традиции.

После этого Моррис перестал приходить по пятницам в Бруклин и больше никогда не ходил в синагогу. Затем он изменил написание своего имени Моррис на Морис. Так звучало совсем по-английски.

Морис Гольдберг процветал. Он удвоил оборот фабрики, продавая оптовикам большие партии товаров по более низким ценам. Однако те должны были отдавать половину своей прибыли Морису. Но они все равно неплохо зарабатывали на этом. Морис тоже. А Сэм Уорнер, не зная о том, что его надувают, тоже был доволен тем, что фабрика наращивает производство.

Морис также получал неплохие комиссионные и в качестве брокера по недвижимости. Поскольку ему много приходилось передвигаться по городу, он нередко узнавал о свободных помещениях для контор в процветающем Нью-Йорке. Он сводил нанимателей и хозяев помещений. Когда во время одной из своих поездок по сбору финансовых отчетов он узнал, что один из оптовиков Сэма Уорнера объявил себя банкротом и принадлежавшее ему здание дешево продается, Морис тут же купил его.

После первой деловой покупки Морис понял, хотя ему было лишь девятнадцать, что может совершить много сделок такого рода, вкладывая лишь небольшую сумму наличными в каждую покупку и беря кредит на оставшуюся часть. Затем деньгами, собранными с арендаторов, он расплачивался за кредиты. Используя все свои наличные средства, Морис вскоре стал владельцем нескольких служебных и производственных помещений. Это была достаточно простая операция — главным было то, что Морис Гольдберг рано всему этому научился. Он стал состоятельным человеком еще до того, как ему исполнилось двадцать лет.

Когда Морису был двадцать один год, Сара умерла от опухоли в желудке. Прошло лишь семь дней с момента, как она почувствовала себя плохо и отправилась в больницу, до дня похорон. Эта неожиданная смерть повергла семью в состояние шока. Все произошло слишком быстро.

Когда Морис приходил в больницу и потом во время похорон и «шивы» — недели траура, — Давид не произнес ни единого слова в адрес сына, который сошел с праведного пути. Морис оплакивал свою мать, которую любил так, как только был способен кого-либо любить, и еще больше отдалился от отца, отбросив от своей фамилии окончание «берг», так что теперь его звали Морис Голд.

* * *

Перед тем как отправиться на фронт в 1917 году, чтобы сражаться с австро-венграми, Морис неожиданно оказался владельцем немалого количества акций нефтяной и медной компаний. Он совершенно случайно напал на эти акции, стараясь вернуть деньги, которые один из оптовиков Сэма, Гарри Вейнер, собиравшийся уже выйти из дела, был должен его дяде. Морис действовал довольно энергично.

— Ну ты что, разве гой какой-нибудь? — с ужасом спрашивал Вейнер. — Ты и выглядишь, как настоящий гой. Послушай, гой, ведь нельзя же из брюквы выжать кровь. Вот смотри. — Он открыл свой сейф. — Вот смотри! — Он начал разбрасывать бумаги. — Счета, счета и еще раз счета, никаких денег! Ты видишь здесь деньги?

Морис стал перебирать находящиеся в сейфе документы, затем нашел сертификат на акции.

— А это что?

Гарри Вейнер горько рассмеялся:

— Это я получил от розничного торговца, который был мне должен восемь тысяч долларов и оставил меня раздетым до нитки. Хочешь их забрать? Договорились, и теперь я буду должен твоему дяде лишь пять тысяч.

— Скорее всего, они не стоят даже той бумаги, на которой напечатаны, — сказал Морис, — но я их возьму, чтобы вас выручить. И чтобы все было в полном порядке, подпишите документ о передаче этого сертификата.

Вейнеру не хотелось подписывать, однако, когда Морис предложил дать ему взамен квитанцию со словами: «Получено полностью» за тот товар, что он был должен, он уступил. Морис немедленно проверил те компании, акции которых он приобрел. Нельзя было сказать, что они процветали, однако они существовали.

У Мориса была неплохо развита интуиция. Он отдал дяде пять тысяч долларов из своих денег.

— Вейнер разорился, — сообщил он. — Он собирается заявить о своем банкротстве, но мне удалось выжать из него хотя бы по пять центов с доллара до того, как его имущество будет поделено между кредиторами.

Сэм Уорнер простонал:

— Ну что ж, пять центов — это лучше, чем ничего. Но, может быть, в следующий раз не стоит продавать этим болванам больше товара, чем они могут реализовать.

Но следующего раза не было. Морис отправился в армию, заручившись обещанием дяди, что по возвращении получит оставшуюся дядину долю в деле. Сэм уже отдал одну треть своему сыну Соломону, женившемуся на сестре Мориса — Ривке, вторую треть — брату Мориса Джорджу, который занимался фабрикой.