Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Отбой, улетели!
Ему- то сверху было видно, что они улетели. Убедившись, что самолетов действительно нет, мы, как перепуганные мыши, по одному стали собираться к машине. Все были живы и невредимы. Шумно обсудили хулиганские выходки немецких летчиков. Обругали их самыми страшными ругательствами и утешили себя тем, что это были недисциплинированные и неопытные мальчишки, с которых и спросить-то нечего. Что с них спросишь. И все-таки было радостно. Как немцы ни старались попасть в нас, а победителями остались мы. Стреляли, бомбили нас и ни в кого не попали. Вот был бы у нас хоть пулемет, мы бы им еще показали. "А то что?" -рассуждали мы. Машина тоже оказалась невредимой. Собственно, летчики почему-то сами ей не интересовались. Наверное и в самом деле летчики были хулиганы. Пугали нас, людей. Обсудив наше положение, решили заехать в одно из сел, где, по нашим предположениям, должен был находиться штаб армии. Сели в машину и без всяких приключений приехали в село. Село было большим. Я говорю "было" потому что сейчас его уже не было. Оно еще до нас было разрушено бомбами и теперь догорало. Некоторые дома уцелели. На каждом шагу попадались следы бомбежки: разрушения, пожары. Повсюду воронки от бомб или сожженные дома. Неубранные убитые обожженные тела красноармейцев и гражданских лиц. Всевозможный скот. Не дороге и в сгоревших сараях валялись с выпущенными кишками коровы, свиньи, овцы, лошади. В воздухе носился пряный запах жаренного и гари. Картина являла весьма печальный вид. Мне, человеку, раньше не видавшему подобного зрелища, сделалось немного страшновато, да еще черный и синий дым густо стелется вдоль земли. Сверху на людей падает пепел от горящих соломенных крыш. Между воронок от взрывов и разрушений в некрасивых и страшных позах валяются убитые и обгоревшие люди. Некоторые еще живы. Они ворочаются и стонут. К ним никто не подходит. Некому. Если кто остался в живых, то они заняты своим горем. Мы остановились прямо на дороге, не маскируясь и не зная, что нам делать. Мимо, через дорогу, прошли женщина и старик с лопатой. Женщина на руках несла маленького ребенка. Руками она крепко старалась прижимать его к своей груди, однако ей это не удавалось. Голова ребенка и его конечности безжизненно болтались, и она все время старалась их держать так, чтобы хоть внешне казалось, что ребенок не мертв. Кто-то из наших спросил их о чем-то. Однако они прошли мимо, ничего не ответив.
Возле уцелевшего дерева стояла обгорелая санитарная машина. Возле нее шевелился человек в красноармейской форме. Мы подошли. Из открытой дверцы приторно пахло жареным человеческим мясом.
На железном полу машины и на обгоревших носилках лежали скорченные тела. Кожа на них черная как уголь с длинными и широкими трещинами. Из глаз, носа, рта и ушей сочится пена. Страшно.
16.08.68
Шагах в 10 от машины лежал живой красноармеец. Это был раненый юноша лет 17. Одежда на нем обгорела, лицо бледно-серое и выражало оно безропотность и обреченность. Рядом лежала солдатская каска с водой. Кто-то пожалел, позаботился, наполнил каску водой.
Из разговора с раненым выяснилось, что санитарная машина везла его и еще несколько тяжелораненых в госпиталь. В этом селе они попали под сильную бомбежку, которая длилась несколько часов. Шофер и санитары были убиты. Машина загорелась. У красноармейца были перебиты обе ноги. Когда машина стала гореть, он на руках смог выползти и отползти подальше. Другие же были тяжело ранены и они все сгорели живыми. Впечатление было тяжелое. Кто-то неуместно спросил:
- Кричали, наверное?
- Кричали, - ответил красноармеец.
С опущенными головами стали отходить от машины. Раненый юноша поднялся на локте и с мольбой заговорил.
- Братцы, не уходите, не бойтесь. Я же живой. Оставьте покушать. Вода у меня есть, - он указал на каску, - а вот кушать нечего.
Оставив раненому кое-что из еды, мы ушли. Настроение было подавленное. Темнело, наступал вечер. Нам же самим надо было где-то остановится, замаскировать машину, устроиться на ночь. Неподалеку вокруг сгоревшего дома были разбросаны какие-то бумажки. Наверное, листовки, - подумали мы и когда же подошли поближе, то оказалось, что это не листовки, а настоящие советские деньги. Их было много-много. Я никогда сразу не видел столько денег. Они лежали отдельными бумажками, попадались целые нераспечатанные пачки. Кто-то сказал:
- Наверное, в начфина бомбой угодило.
Деньги подействовали на всех опьяняюще. Даже самые флегматичные проявляли особую прыть. Вначале деньги клали в карманы, потом сняли вещмешки и стали набивать деньгами. Наш лейтенант сказал, что мы их сдадим по назначению. После его слов интерес к деньгам сразу исчез.
Спустя некоторое время Мишка развязал свой вещмешок и вытряхнул из него все до бумажки.
- Берите кому надо. - Сказал он. - Они тяжелые. Без них легче.
Глядя на него, то же самое сделали и другие. В конце концов интересно таскать на себе свое имущество. А чужие деньги, которые тебе придется сдавать к чему носить, да еще сколько. Хорошо, если тебя не обвинят в ограблении. Деньги мы побросали без сожаления, а, может быть, и с радостью. Даже стало как-то легче без них. "Вот так история" - рассуждали мы, - "Если кому рассказать потом в тылу - не поверят. Чтобы бросить столько денег! Может быть и до нас их кто-нибудь носил, но потом, перепугавшись, выбросил как и мы".
После дневных переживаний здесь, в тихой деревне, как-то сразу захотелось кушать. Решили пообедать шашлыком. Предложение всем понравилось. Неподалеку от сгоревшего сарая, где еще тлели толстые бревна, валялась убитая корова. Быстро нарезали крупные куски мяса, нанизали их на трехгранные русские штыки, что в изобилии валялись тут же примкнутыми к винтовкам. Подержали над тлеющими угольями и шашлык готов. Только почему-то вкус у нашего шашлыка был не шашлычный. Настоящий шашлык пахнет вкусно, аппетитно. Наш же имел запах неприятный и от него тянуло рвать. Я сразу отказался от такой еды. Мне казалось, что мы едим мертвечину и я отошел в сторону.
Ночь застала нас здесь же, в сгоревшем селе. Сами мы были растеряны, перепуганы, надеялись на нашего лейтенанта, а он сам не знал, что нужно делать и что предпринимать. Решили ночью не испытывать нашего счастья и переночевать в селе. Утром же, судя по обстановке будет видно, что делать. Стрельба с наступлением темноты прекратилась и только где-то далеко то чаще, то реже рвались бомбы. По-видимому, бомбили железную дорогу. Машину загнали в кустарник за селом. Надеясь, что здесь мы будем незаметны, без охраны и предосторожностей все сразу, уснули глубоким сном праведников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Харьков – проклятое место Красной Армии - Ричард Португальский - Биографии и Мемуары
- Дорога на Сталинград. Воспоминания немецкого пехотинца. 1941-1943. - Бенно Цизер - Биографии и Мемуары
- Московские тетради (Дневники 1942-1943) - Всеволод Иванов - Биографии и Мемуары
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути - Евсей Львович Цейтлин - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943 - Эрих Редер - Биографии и Мемуары
- В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943 - Ханс Киллиан - Биографии и Мемуары
- Воспоминания (Зарождение отечественной фантастики) - Бела Клюева - Биографии и Мемуары
- Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича - Соломон Волков - Биографии и Мемуары
- Солдаты Афганской войны - Сергей Бояркин - Биографии и Мемуары