Мастера вызывали? - Людмила Стрельникова

– Меня зовут Сергеем, – шёпотом поправил он.

– Меня – Лариса, – представилась она тоже шёпотом, а вслух продолжила: – А я смотрю – знакомая фигура. Каким ветром занесло в столь отдалённые места?

– Я здесь на заработках. Подрабатываю в ночное время. У меня тут своя клиентура, – ответил он довольно громко, и шедшие сзади, очевидно, слышали его голос, потому что в ночной тишине звуки разносились отчётливо. – Я вообще-то не привык работать в одиночку, но мои коллеги что-то задерживаются. – Внезапно он круто развернулся, так, что преследователи чуть не натолкнулись на них, и с небрежной властностью предложил: – Вижу – ребята свои. Не хотите ли подзаработать по десятке на брата? Соглашайтесь, деньги предлагают не часто. Дело пустяковое.

Четверо парней никак не ожидали такого поворота… Возможно, они были настроены на то, что от них побегут, а они догонят и всыпят, как следует, а тут вдруг им предложили по десятке и как-то так властно и по-деловому, что их предыдущее настроение – помешать, подраться – как рукой сняло. Они замешкались, не зная, что предпринять дальше, а Сергей, воспользовавшись выигранным временем, сумел изменить психологическую ситуацию в свою пользу и продолжил уводить внимание врага в совершенно другую и неожиданную для них сторону.

– Не бойтесь. Ваш интеллект не понадобится. Требуется на шухере постоять. Мои ребята задержались, время – не ждет, а вы, вижу, люди свои. Или пасуете? Неужели червонец лишний?

Один из парней, куривший сигарету, бросил окурок на землю и, раздавив его каблуком, протянул:

– Не лишние. Но деньги вперед.

– Кто же это на дело идет с полным карманом? – усмехнулся Сергей. – Я свои, наоборот, повытряс. Вот наполню – и четыре червонца ваши. – Он взглянул на часы и скомандовал: – Разговаривать некогда: двое остаются у автобусной остановки, один дежурит вон на том углу, другой – у того дома. Знак подаёте посвистыванием, только в случае шухера. Ясно?

– Ясно.

Как ни странно, парни приняли условие и заняли посты. А Сергей с девушкой зашагал к указанному дому. За всё время он ясно ощущал, как пальцы спутницы крепко сжимали ему локоть. Она, казалось, боялась, что стоит отделиться от него, как сразу случится нечто страшное. И он не мог не оправдать её доверия, решительно вошёл в подъезд и увлёк спутницу по лестнице вниз к тёмной обшарпанной двери.

– Вы куда? – испугалась она.

– В подвал, выйдем в крайнем подъезде. А они будут нас ждать здесь.

Он распахнул дверь. Чёрный проём дохнул чем-то прелым, какой-то плесенью, сыростью и ещё невесть чем неприятным. Девушка заколебалась. Сергей потянул её за собой со словами:

– Ждать некогда. Надо бежать.

Они нырнули в самую темноту, в кромешный мрак, шли наугад. Под ноги попала консервная банка и, отскочив в сторону, загремела. Лариса испуганно вскрикнула:

– Не бойся. Мне приходилось здесь бывать. Ещё немного и будет дверь, – подбодрил её спаситель.

– А если она заперта? – усомнилась спутница.

– Точно знаю – не заперта на случай аварии. Вдруг водопроводную трубу прорвёт, подвал затопит – ключи искать будет некогда… Так, кажется, здесь. – Он стал пальцами щупать стену. – Вот она.

Дверь легко поддалась.

Осторожно выглянув из подъезда и удостоверившись, что парни – далеко в стороне, они выскочили на улицу, свернули за угол и затерялись в темноте.

– Вас проводить дальше?

– Нет. Я собиралась заскочить к знакомым, но раз всё обошлось, побегу домой.

Сергей проводил девушку до автобусной остановки, и они расстались.

Глава 4

К себе он вернулся часов в десять вечера.

Небольшая комната, которую молодой мастер снимал у Дарьи Даниловны, была обставлена скромно и при этом такие предметы, как кровать, стол, старый шкаф для одежды, стул – принадлежали хозяйке квартиры. К его личным вещам относились только телевизор и раскладушка, которыми сразу же по приезду завладел Николай Афанасьевич: на раскладушке он спал и сидел, телевизором – развлекался.

В этот вечерний час он тоже наслаждался увеселительной программой. Рядом с ним на стуле стоял пустой пузырёк из-под валерьянки и лежала столовая ложка.

– Ты что, заболел? – спросил сын.

– Ничего страшного, разволновался что-то, – он приложил руку к сердцу. – Передача интересная, успокаиваюсь. А тебе, между прочим, телеграмма. На кровати лежит.

Телеграмма оказалась коротенькой: «Вышли денег – Вера». Между бровями молодого человека легла суровая складка, и он устало опустился на кровать.

– Это что, сестра деньги просит? – поинтересовался отец.

– Да.

– Ты, значит, помогаешь?

– Помогаю. Стипендии не хватает, потому и работаю по вечерам.

– Правильно, не теряешься, – одобрил Николай Афанасьевич, и тоже, как и Вера, решил обрадовать сына. – Я, пожалуй, пока здесь остановлюсь. У тебя ж всё равно целый день комната пустая: днем ты на работе, вечером – на подработке. Тебе ж без разницы.

– Оставайся, – задумчиво согласился Сергей. – Только смотри – чтобы не пил и дружков не водил. Квартира не моя, я здесь только комнату снимаю.

– А где ж хозяйка?

– Гостит у дочери в Перми. Она занимает вторую комнату.

– Слушай, дай рублик на сигареты. Свою пенсию я всю по дороге ухлопал, да и что она у меня – сорок рублей всего.

Сын достал из кармана бумажный рубль и молча сунул отцу в руку. Глаза родителя засветились тусклым светом радости, сделались какими-то заискивающе масляными, речь потекла плавно, многословно и, как почувствовал сын, льстиво-угодливо, и от этого зазвучала пакостно.

– Я знал, что меня не оставят, отец как-никак. А он всё ж один на белом свете. Попробуй себе другого сыскать – ни за что, потому что чужой он и есть чужой, а родная кровь – завсегда греет…

Сергею стало неприятно, что-то низменное слышалось в голосе отца, и поэтому он оборвал его:

– Ладно, смотри телевизор, мне нужно микросхемой заняться.

Он ушёл на кухню, но поработать толком не удалось: пока собирался с мыслями, в дверях замаячил Николай Афанасьевич с толстой книгой в руках.

– Послушай, я у тебя давеча нашел хорошие картинки, а вот что написано под ними – не пойму. Час целый читал и так и не понял.

Сергей взглянул на обложку.

– Это учебник по английскому языку.

– Да! – Николай Афанасьевич озадаченно посмотрел на незнакомые слова. – А ты читаешь это?

– Конечно.

– И говорить изловчился по-ихнему?

– Могу.

– Слушай, научи и меня, – неожиданно загорелся он. – Ты мне по-русски напиши, а я выучу и буду говорить. Уж очень хочется. Здорово, когда по-иностранному трепешься. Никто тебя не поймет, а ты чешешь. Напиши мне, напиши. Я сегодня же начну учить.

Проснувшаяся страсть Николая Афанасьевича к иностранному языку показалась сыну странной, однако же она обнадёживала, что в нём погибло еще не всё и, возможно, душу его удастся возродить, а точнее – реставрировать или на крайний случай – произвести мелкий косметический ремонт, кое-где подлатав, подправив, подштукатурив.

Сергей взял лист бумаги и остановился в затруднении:

– Что бы тебе написать?

– Ну, что-нибудь такое-эдакое… недлинное.

«I want some bread», – вывел он крупными буквами первую фразу, но по-русски, и рядом – перевод: «Я хочу хлеба», и вторую фразу: «I like little birds», – что означало: «Мне нравятся маленькие птички».

– На, двух тебе вполне достаточно, – протянул он отцу.

Тот взял, медленно, по складам прочёл вслух: «Ай вонт сам брэд; ай лайк литл бёдз» – и остался ужасно доволен своей иностранной речью.

На лице его отразилось самодовольство и важность, он напыжился, как индюк при виде индюшек и, не отрывая взгляда от притягательных фраз, скрылся в комнате.

Сергею больше не работалось. Подойдя к окну, он уставился в чёрный провал ночи, где спокойно мерцали серебристые звёздочки. На душе было непонятно почему тревожно. С одной стороны, свалившийся, как снег на голову, отец. Он до сих пор не решил, как быть с ним: признать и забыть прошлые обиды или помочь куда-нибудь устроиться и распрощаться навсегда. С другой стороны, перед глазами маячил смутный профиль недавней знакомой. Что за странная девушка, и почему он не узнал у неё адрес. Но, собственно говоря, зачем узнавать, если у него сейчас в жизни всё так неопределенно. Помимо всего, в мыслях всплыл и пятилетний мальчуган, косившийся из щели чёрным глазом, и он подумал, что клиент остался необслуженным, а последнее у него случалось крайне редко, и поэтому завтра придётся начинать именно с этой квартиры.

На следующий день сразу после работы он отправился по адресу, где жили Холмогорские. Матери и на этот раз не оказалось дома, и в щель между дверью и косяком выглянул знакомый глаз.

– Это ты, дядя, – узнал он вчерашнего мастера.

Дети хорошо запоминают тех, кто делает им добро.

– Да, я. Можешь называть меня дядей Серёжей. А мамы опять нет дома?

– Нет.

– Что же ты ей не сказал, что я приду?