Мое преступление - Гилберт Кийт Честертон

получила какие-то известия от его негодяя-сына.

– Что бы это ни было, – добавил он, – я не хочу больше ни слова слышать о мерзавце. Если даже пришло извещение, что мальчишка переместился на шесть футов под землю, – тем лучше! Надеюсь, что вскоре мы получим именно такую весть. Это правда, Коуп, и ни лично вы, ни ваша христианская философия не может изменить моего мнения. У меня больше нет сына. И я пытаюсь забыть, что таковой у меня когда-то был.

Я сдержал гнев, хорошо зная, сколь мало такой человек, как сэр Борроу, готов выслушивать упреки. К счастью, он почти сразу распрощался со мной, намереваясь отправиться в город. Едва баронет уехал, мы с Эвелин сразу же поспешили в комнату священника, чтобы увидеться с Саутби.

Должен сказать, он был в плачевном состоянии: лицо и руки в царапинах от шипов ежевики, одежда забрызгана грязью, щетина на подбородке, покрасневшие от усталости глаза. Мне даже показалось, что молодой человек пребывает в горячечном бреду: он что-то бессвязно говорил о кораблях, о море, о тех, кто предал его самого и его друзей… Впрочем, чуть позже, немного успокоившись, Саутби объяснил: обстановка тюрьмы повлияла на него столь тяжко, что если бы ему пришлось задержаться в Паркхерсте еще ненадолго, он сошел бы с ума.

– Я не могу вернуться туда, Коуп, клянусь Богом, – сказал он. – Вы не представляете, что это значит для человека моего образа жизни. Я должен был бежать – или мне конец. Если они попытаются схватить меня… что ж, живым не дамся. Я сразу дал себе эту клятву – и сдержу ее.

– Но, что же вы собираетесь делать дальше, Саутби? – воскликнул я. – Вы ведь должны понимать: мы не сможем укрыть вас здесь надолго.

Юноша вызывающе засмеялся, отбросив со лба непокорную прядь черных волос. Теперь это вновь был прежний Саутби: тот, каким я знал его до ареста.

– Лайонел позаботится об этом, – сказал он. – Я во всем доверяю Лайонелу. Он вытащил меня из тюрьмы – и он знает, что я больше туда не вернусь. Вам тоже нужно доверять Лайонелу. Он честен до последнего волоска – но тюрьма, которая может удержать его, должна быть покрепче, чем Паркхерст. Это была его идея насчет моторной лодки – кто бы еще додумался до такого? – его и его друга из Хендона. Oни подобрали нас возле берега бухты во время прилива и задолго до утра высадили на острове Хейлинг[56]. Я знал, что все получится, если за дело возьмется Лайонел!

– Тогда почему капитан Кеннингтон ничего не знал об этом? – спросил я, чувствуя, что затрагиваю опасную тему

На его лицо легла тень. Молодой человек пристально уставился на Эвелин: казалось, он так и не решится заговорить.

– Я не доверяю Кеннингтону… – все же сумел произнести Саутби, – не до конца доверяю. Имей в виду, Эвелин, твоя доля тут – четвертак, а Кенингтон – не тридцать центов[57]… И ты всегда должна это помнить.

Эвелин, девушка с твердым характером и добрым сердцем, вспыхнула от этих слов.

– Не смей так говорить о капитане Кеннингтоне! – воскликнула она. – Он единственный друг, который оставался тебе верен! Ты должен быть благодарен ему!

– Может быть, ты права, а может, и не совсем. – Ее брат все еще упорствовал, хотя и было видно, что его решимость ослабла. – По моему мнению, он все-таки пытался нас сдать. И я, с твоего разрешения, пока буду придерживаться этой версии. А теперь принеси мне чего-нибудь выпить, ради бога, пока я не засох, как верблюжья колючка!

Она принесла ему бренди с содовой, и он осушил стакан одним глотком.

Выходить из тайной комнаты в галерею было все еще слишком опасно, но я уже начал обдумывать, как нам быть дальше. Вскоре, несомненно, слуги все узнают. Раньше или позже новости дойдут до деревни, а затем и до полиции.

Мы обсудили это между собой, ни на что не закрывая глаза. Похоже, оставалось только одно решение. Эвелин должна сказаться больной, это позволит отозвать Гарриет из Бата, чтобы она ухаживала за сестрой. Кроме того, Уэльману требовалось доверенное лицо среди слуг, и для этой цели лучше всего подходила Тернер, старшая горничная. Рано или поздно эта женщина неизбежно обнаружит наш заговор – а раз так, то пусть это случится как можно раньше, причем лучше всего ей узнать о нем из наших уст.

Мы позвали Тернер и объяснили, что отдаем наши судьбы в ее руки. Добрая женщина все поняла правильно: у нее самой был брат, и оба они любили Эвелин как родную.

Пока наши планы развивались успешно. Ничего не предвещало, что это не может продолжаться и дальше.

Гарриет, к сожалению, не смогла вернуться из Бата: ее тетя по-настоящему серьезно заболела и действительно нуждалась в помощи. Эвелин, однако, очень ловко симулировала недомогание, и хотя это заставило меня спросить себя, до какой степени допустимо зайти во лжи, пусть даже это ложь во спасение, я заставил себя также подумать о том, что есть зло и благо для этой несчастной семьи, – и согласился стать сообщником. Тем не менее становилось все яснее, что мы получили