Тридцать один. Часть I. Ученик - Роман Смеклоф

прочистил горло и заворчал:

– Согласись, в Тринадцатом Тёмном Объединенном мире тюрьма комфортнее.

Он так обыденно бубнил, будто дикие вопли только что раздавались не из его рта.

– Здесь же ничего нет. Даже примитивных удобств. А как же самое необходимое?

– Мы арестованы? – спросил я, чтобы перебить болтовню.

– Крысёныш, я тебя задушу!

Я приподнялся, встав на четвереньки, и озираясь по сторонам. Недружелюбный вопль раздался сверху, справа, из-за каменной перегородки в пол человеческого роста. И бешеные глаза Оливье, не оставляли сомнений, он меня убьёт.

– Почему я не выкинул тебя за борт? – взревел дядя.

– Да что случилось-то? – испугался я, обползая дыру в полу.

Если бы захотел, просунул в неё голову. Только так от Оливье не спасёшься.

– Убью! – взвыл он и, подтянувшись, полез ко мне.

Оседлав перегородку, дядя перевалился на мою сторону, и дыра расползлась вдвое, ещё до того, как он спрыгнул вниз. А когда его ноги коснулись пола, от камеры остался ободок вдоль стен. Вскочив на дрожащие ноги, я вжался в холодный камень и невольно взглянул вниз. У подножия замка призывно торчали очень-очень острые камни. Что-то мне подсказывало, что туда спланировать не удастся. Наоборот, рухнешь, как куль с дерьмом.

– Невиноват! – отчаянно пропищал я.

Дядя недобро сощурил глаз и пошёл вдоль дыры слева. Я, облизывая пересохшие губы, пробирался вправо. Пройдя полный круг, мы остановились.

– Меня не было десять минут! Синявку тебе…

– Порой этого достаточно, – веско заметил незнакомый голос.

Я обернулся. За левой стеной возвышался заросший скомканными седыми волосами ком. Из-под грязной чёлки торчал горбатый нос и блестели пронзительные синие глаза. Под длинной спутанной бородой висела грязная мантия без знака гильдии.

– Не лезь не в своё дело, сухопутный чаровар! – грозно прикрикнул дядя.

– Простите великодушно, – расшаркался незнакомец. – Но как говорит придворный шут: «Я так соскучился по умным собеседникам!». Я здесь двадцать пять дней и моё время почти истекло.

– Рад за тебя, – бросил Оливье и уставился на меня.

– Я ничего не делал, – не слишком уверенно повторил я.

– Могу подтвердить, – влез Евлампий.

– Ты, подтверждалка, рассыплешься в пыль на его костях!

– Я бы попросил не тыкать!

– Какая у вас содержательная беседа, господа, – заметил незнакомец из соседней камеры. – Как говорит привратник черногорской академии: «Нечего сказать, сиди, молчи, открывай-закрывай ворота!».

Дядя пронзил его испепеляющим взглядом и вернулся ко мне.

– Боишься? – пророкотал он, двигаясь в обход дыры.

Я закивал, отступая на противоположный край.

– Капля в море, – рыкнул он. – Хочу, чтобы ты умирал от страха. Забыл, что сделал? Прочищу твою башку!

Оливье шагнул, протерев стену плечом, а я, вжав голову в плечи, попятился.

– Король Дарвин, – приступил дядя, – седьмой год начинает день рождения с дегустации. Ему приносят целый торт. Он собственноручно отрезает маленький кусочек и кладет в рот. Медленно пережевывает и…бац…

Оливье так громко и звонко хлопнул в ладоши, что я оступился, качнувшись над дырой. Хрипло вскрикнув: «Ай!», я, тяжело дыша, вцепился в стену.

Замерев на мгновение, дядя разочарованно сплюнул и продолжил наступать.

– Что же ты не ухнулся, как чайка об мачту? Ну, ничего, потерплю. Так даже слаще! – запыхтел Оливье. – Король Дарвин схавал кусок торта, и поднял зад с трона, чтобы провозгласить праздник, но, – дядя сорвался на крик. – Пернатая макака так и раскрыла пасть! Его перекорёжило, будто ската замкнуло, и он окоченел над своим, треклятым, золотым троном! Застыл! Остолбенел! Окаменел! Скочурился! – он перевёл дыхание. – Наступил такой штиль, что я думал дворец треснет, и тогда все повернулись ко мне!

– Вы потрясающий рассказчик! Как говорит директор Большого репертуарного театра: «Искренность дороже кривляний!», – восторженно воскликнул седой незнакомец.

– Чтобы б мне на дно пойти, я хотел провалиться на месте, – не замечая ничего вокруг, продолжил Оливье. – Гости, даже жалкие слуги, тыкали в меня пальцами. «Мастер проклял короля тортом!» хныкали они, а коронованная обезьяна, одубела, как изваяние в свою честь!

– Серебряная пыльца, – деловито изрёк голем. – Мы же видели такое во время охоты на левиафана. Фея должна подуть…

– Она дула! – заорал Оливье. – Чуть наружности не выплюнула!

– Не помогло? – пискнул я.

– Примёрз к трону, гамадрил! Как? Меня не было десять минут!

– Не я. Фея испугалась, голем стукнул в кувшин, посыпалась серебряная пыльца. Успокоилась и перестала, – залепетал я.

Оливье вытаращился так, словно я объявил, что командую поглотителями магии.

– Ты же стрескал меня и не подавился, ненасытный оборотень! – отчаянно крикнул он. – Не пройдет и двух дней, как все тридцать миров заголосят, что я отравил своего лучшего клиента!

Дядя сел на пол, свесив ноги в дыру, и закрыл лицо руками.

– Репертуарный театр меркнет! Какая живость языка и страсти! Я покорён! Прошу прощения, с моей стороны не вежливо встревать не представившись. Меня зовут Мровкуб Тридцать Первый, бывший архивариус Магистрата.

Он попытался поклониться, но ударился об стену, за которую держался.

– Что такое магистрат? – пробормотал я.

– Очень приятно, господин бывший архивариус Мровкуб Тридцать Первый, – отозвался голем. – Мои спутники не богаты хорошими манерами. Если позволите, я, Евлампий, исполнитель третьей категории канцелярии исполнения приговоров высшего суда Тринадцатого Тёмного Объединенного мира.

– Ты самый маленький голем, которого мне приходилось встречать. Как говорит воевода Трутанхеймских великанов: «Наступил, не оглядывайся, а гордо иди дальше».

– Хоть я и не понял ваших слов, господин бывший архивариус, рад что вы обратили на меня внимания. Я имею несчастье быть прикованным к цепи оборотня, – подобострастно забормотал голем.

– Как говорил Властелин: «Как всё интересно и смешанно в реальном мире». Я тоже отвык от всего настоящего. Только недавно покинул стены архива магистрата.

– Прискорбно слышать…

– Заткнитесь оба! От ваших светских бесед тошнит! – заорал Оливье.

– Вынужден представить и этого господина, – со вздохом сообщил Евлампий. – Известен в тридцати мирах, как браконьер, пьяница и нарушитель общественного спокойствия…

Дядя зарычал.

– Но прежде всего, – поправился голем, – знаменит кулинарным мастерством. Мастер Оливье, и его ученик…

– Проклятый вредитель! – отчаянно взвыл дядя.

– Как говорит главный палач Таньшана: «Ужасно, что вы попали в столь щепетильную ситуацию», – не обратив внимания ни на тон, ни на оскорбления, уважительно произнёс архивариус. – Жаль, что ученик подставил учителя…

– И вышел сухим из воды! – выкрикнул дядя, и добавил чуть слышно. – Мы будто поменялись местами.

– Как говорит хранитель прошлого: «Будущее не для нас!». Если попал на каменную террасу, так летучие обезьяны, не без иронии, называют нашу тюрьму – прощайся с жизнью. Из этих камер не выбраться. Путь один, вниз.

– Мы умрём? – задрожал я.

– Если бы драконий насморк умел говорить, то этот магический вирус обязательно сказал бы: «Всех ждет смерть!» – заметил архивариус.

Оливье заскрежетал зубами.

– Когда вы все заткнётесь? – и сильнее