Корректировка - Вадим Ледов

плоские прелести. – Лучше с Дунькой Кулаковой, чем со стиральной доской. То ли дело с Альбиной – ляжечки, сисечки, попочка, м-м-м…

Не люблю хамить женщинам, но уж больно достала она меня, лесбуха чертова. Помню, была у меня знакомая (бисексуалка, между прочим), так она утверждала, что идейные лесбиянки, ебанутые на всю голову, особенно творческие личности. Потому что бабе нужен мужик – против природы не попрешь.

Прекрасные Лоркины глаза сузились в две амбразуры, а губы сжались в нитку. Она стояла тоненькая, как струночка, разъярённая так, что только тронь – порвется.

– Пошел вон, скотина! – полушепотом произнесла струночка. Красные пятна вспыхивали у нее на лице, как предупреждающие сигналы семафора – дальше заходить не стоит – собьёт поездом.

И я пошел гулять по буфету. Миль пардон, мадмуазель! Арривидерчи, сеньорита! Извините за внимание.

Глава 18

Первым кого я встретил, выскочив из дверей, был красавчик Боря Хилькевич.

– Ты что, совратил Лариску? – поинтересовался он с нескрываемым интересом.

Я сперва не понял вопроса и некоторое время стоял подобно жене Лота, тупо пялясь на него. И лишь потом сообразил, слово «совратиться» для них должно иметь обратное значение – изменить своей нетрадиционной ориентации.

– Нет, что ты! – успокоил я его. – Девчонка – кремень, сразу меня послала. Это она для Альбины цирк с конями устроила, чтоб её позлить.

Боря расхохотался густым, бархатистым смехом.

– То-то, я смотрю Алька подорвалась, только пятки засверкали. Ну, Лариска, ну стервоза! Такую подругу иметь – врагов не надо. Слушай, а что у вас с Алькой, если не секрет?

– Как, что – любовь. Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь: такую любовницу иметь…

Он опять зашелся беззлобным бархатным смехом.

– Верно! А я еще думаю, чего она весь вечер трется возле меня, аж нехорошее стал подозревать. Так, это ты ей засадил? Мне Лариска об этом рассказала. Но сучка не сказала, что в гости тебя позвала. Ну, аферистка. Ты уже уходишь, что ли?

– Да мы с Лоркой немножко повздорили, думаю, мне лучше уйти.

– Я тоже уже собираюсь, могу подвезти.

– А ты-то чего? – удивился я.

– Я ж за рулем, не пью. А трезвому, что за радость на пьяные жирные рожи смотреть. Так что, подвезти?

Я пожал плечами, почему бы и нет. Все лучше, чем несколько километров тащиться до шоссе, а там ловить частника. Не будет же он ко мне приставать в машине.

– Поехали.

Ушли мы по-английски, не прощаясь. Да, по совести, говоря, хозяевам было не до нас, гостям, тем более. На часах было двадцать один, ноль пять.

* * *

Как и у Альбины у Бори был «Жигуленок» копейка, только белого цвета и более навороченный. В нем даже, о чудо, имелась японская магнитола и стереоколонки. Боря вел машину по-пижонски, покачивая рулем, поигрывая брелоком для ключей, поглаживая рукоятку переключателя скоростей. Вставил в магнитофон кассету.

И тотчас же от заднего стекла, из стоящих там колонок сладким голосом тихонько запел о любви Хулио Иглесиас.

– Слушай, Борь, – не удержался я от вопроса, видимо спьяну, другим не объяснить, – а ты правда…

И тут только задумался, как бы его назвать. Педик и гомик, звучит наверно обидно, а гомосексуалист слишком пафосно, да я бы спьяну и не выговорил.

– …гей, – нашелся я.

– Ух, ты, – покосился он на меня, – какие мы иностранные слова знаем. Лариска, что ли, сказала?

Я пожал плечами, промычал, что-то невнятное.

– Вот, балаболка. А впрочем – да. Чего тут такого?

– И не боишься?

– А чего мне боятся?

– Ну, статья же есть, знаменитая.

– Не знаю никого, кого бы по этой статье посадили. Может, низовых каких-нибудь, самых упоротых, а у меня статус, я премьер. И потом, я же не отсвечиваю, не провоцирую, по мужикам не бегаю. Есть несколько, надежных друзей, с ними и общаюсь. А ты знаешь, кстати, что Лариска моя невеста?

– Э-э-э… – только и смог выдавить я. – Правда, что ли?

– Официально, через месяц расписываемся. Приходи на свадьбу.

– А зачем вам это?

– Как зачем? Слухи ходят, но это фигня, а факт остается фактом. В наличие крепкая советская семья. Нам ведь заграницу выезжать. Она солистка. Примой, конечно, не станет ну и ладно. Примы, они вообще, суки полные.

– Да действительно, чем вы не пара… красивая пара.

– Мы прекрасная пара! – согласился Боря. – Полное взаимопонимание. Она ко мне не пристает, я к ней. А ты чего спрашивал-то? – поинтересовался он, и в его голосе мне почудилась надежда.

– Да, так просто, в целях общего развития, – поспешил я его разочаровать, – просто интересно, как ты к этому пришел?

– Шел, шел и пришел. Попробовал одно, другое, остановился на третьем.

– То есть, ты и с бабами тоже пробовал? – не переставал я открывать для себя «дивный» новый мир.

– Ясен пень, а ты как думал? – кивнул Боря, – я чего только не пробовал… в таких оргиях участвовал, страшно вспомнить. Тут ведь главное, освободить себя от предрассудков и поэкспериментировать. Чтобы самому в себе разобраться.

– Значит, ты в себе разобрался, и с мужиками тебе больше понравилось, чем с тетками?

Он важно кивнул.

– Я для себя определился. Мне женщина уже ничего дать не может. В плане секса, женская любовь лишь жалкое подобие мужской. А в интеллектуальном, духовном, – он красиво махнул рукой, – ну, ты сам понимаешь.

Но я не понимал. Вернее, я понимал, что Борина гомосечность, скорее всего результат профдеформации. Ведь, как известно, в балете повышенная концентрации красивых женских особей. Такая девушка на улице одна на сотню, а там они табунами скачут. И Боря к ним просто привык. Он, с малолетства их днями напролет кидает, ловит, крутит-вертит, хватает за всякое – для него не осталось тайн в женском теле. Оно для него, навроде спортивного снаряда. К тому же все эти красотки, из-за постоянного пребывания в обстановке дичайшей конкуренции получают серьезные вывихи характера в виде повышенной истеричности и стервозности, что тоже не добавляет к ним симпатии.

– Они же, совершенно не похожи на нас, – продолжал миссионерствовать (теперь я в этом уже не сомневался) Боря. – Во всем, в интересах, морали, шкале ценностей, понимании мира, ментальности. Фазы не совпадают.

«Вот оно