По нехоженной земле - Георгий Ушаков

Утром 18 марта мы, как и накануне, видели солнце и голубое небо. Только к северу попрежнему лежала мгла и мешала рассмотреть там берег. Мороз достиг 39°. Вскоре после нашего выхода потянул северо-восточный ветерок и сделал мороз еще более чувствительным. Воздух наполнился бесчисленными мельчайшими ледяными иголками. Они кружились, летали и горели в лучах яркого солнца.

Собаки с пустыми санями, подгоняемые морозом и попутным ветерком, бежали играючи. Нам оставалось только править да время от времени спрыгивать с саней и греться. Благодаря хорошей видимости мы могли смело пересекать заливчики, срезать мысы и, прижимаясь к берегу, обходить айсберги. Теперь, глядя на узкие переулки, отвесные стены и нагромождения льдов, мы только удивлялись, как вообще могли пройти здесь с гружеными санями.

К вечеру, сделав километров 80, остановились на ночлег у мыса Октябрьского. Долго в палатке горел примус. Мы уже не экономили керосин, знали, что в 25 километрах находится продовольственный склад, и на знакомой дороге, с пустыми санями, нас не могла удержать никакая непогода.

На следующий день сделали рекордный переход. Видя, что хорошая погода удержится, мы решили не заходить на мыс Серпа и Молота и от мыса Октябрьского взяли курс на юго-запад, прямо на нашу базу.

Прошли 90 километров и к полуночи 20 марта были уже дома: жмурились от яркого электрического света в комнате, потягивались от тепла и рассказывали Васе о наших приключениях.

Пролив, открытый нами и давшийся с таким трудом, назвали проливом Красной Армии. Пусть он носит ее имя, являющееся символом упорства, настойчивости, отваги и доблести. Мыс, привлекший нас своей красотой, замыкающий пролив с северо-востока, получил имя Климента Ефремовича Ворошилова.

Величественный мыс, замыкающий пролив Красной Армии, получил имя Климента Ефремовича Ворошилова.

Наши жертвы

После похода 7—20 марта и создания продовольственного депо на северо-восточном выходе из пролива Красной Армии на севере мы стояли крепко. Намечавшийся маршрут для выяснения простирания земли к северу и западу и исследования всего северного района, таким образом, был обеспечен. Тем более, что в нашем непосредственном тылу, на мысе Серпа и Молота, хранились большие запасы собачьего корма и продовольствия.

Теперь наступила очередь создать примерно такие же условия в центральной части Земли. Для осуществления этой задачи мы решили выдвинуть еще одно продовольственное депо на восточную сторону Земли. Значительно легче это было сделать на западном берегу Северной Земли, со стороны Карского моря, то-есть следуя вдоль берега Земли к югу от мыса Серпа и Молота. В таком случае, при маршруте вокруг центральной части Северной Земли, мы вышли бы на депо уже в последней четверти пути и нам не пришлось бы везти с собой все запасы. Это имело большой смысл и вместе с тем значительно облегчало создание депо, так как нам не приходилось бы при этом варианте пересекать Землю.

Но этот путь мог поставить нас в будущем перед большим риском. Вторичное пересечение Земли в обратном направлении, с востока на запад, мы намеревались при съемочных работах начать на широте залива Шокальского. Но наметить хотя бы приблизительную точку выхода на сторону Карского моря не представлялось возможным. Направление пути при пересечении Земли на собаках целиком зависело от рельефа местности. А каков этот рельеф и куда он мог вывести нас на западном берегу — предугадать было нельзя. Мы могли выйти далеко к югу или северу от продовольственного депо и тогда, даже при наличии продовольствия в этом районе, рисковали оказаться перед голодовкой.

Правда, по мере постепенного ознакомления с Землей, у нас все больше и больше крепло убеждение в том, что вместо отмеченного Гидрографической экспедицией на карте залива Шокальского в действительности мы найдем пролив. Но все же это было только предположение, и планировать место оборудования продовольственного депо только на этом предположении было бы слишком неосмотрительно. Именно от правильного расположения этого продовольственного склада зависел не только успех работы, но и сама наша жизнь.

Все это заставило нас остановиться на варианте заброски продовольствия на восточную сторону Земли, а самую точку закладки депо должна была определить доступность пути через Землю. Положительной стороной осуществления такого варианта было и то, что мы впервые проникали во внутренние области страны, выявляли их доступность и вместе с этим перспективы намечаемого на весну маршрута.

Перед новой большой поездкой надо было дать передышку собакам и хорошенько подкормить их. Запасы мяса, как мы и рассчитывали осенью, к светлому времени начали истощаться и теперь пришли к концу. Мясной склад опустел и стоял открытым. После нашего возвращения с мыса Ворошилова мы вынуждены были даже дома кормить собак пеммиканом. Он был не столь питателен в сравнении с мясом, а кроме того, как и прежде, мы по возможности старались экономить этот портативный и удобный в походных условиях продукт для неизвестного будущего.

Надо было возобновить запасы свежего мяса. И мы решили несколько дней посвятить охоте.

У острова Голомянного — крайнего западного в группе островов Седова, держались вскрытые льды. Здесь, на разводьях, мы надеялись увидеть нерп. А где есть нерпы, там должны бродить и медведи.

23 марта было чудесным солнечным днем. Мороз держался около 40°. Журавлев погрузил на свои сани «Люрик» — маленькую фанерную лодочку, сделанную им зимой, и мы оставили базу. Через два часа были уже на месте. Пристанище здесь имелось. Еще в начале зимы на западной оконечности острова нами была установлена брезентовая охотничья палатка.

Море оказалось плотно закрытым льдом. Вдоль берега лежала узкая ровная полоса припая. За ней шла полоса сильно торошенных льдов — последствия нажимных ветров. Некоторые торосы, особенно ближние к берегу, достигали высоты 8–9 метров. Дальше в море, вплоть до горизонта, виден был слегка торошенный лед с перемычками из больших обломков ровных полей. Местами темнели небольшие участки пайды — молодого, еще не окрепшего льда.

Воды не было видно. На первый взгляд условия для охоты были мало обещающими. Но стоило выйти на границу торосов, чтобы услышать потрескивание и писк льдин, трущихся друг о друга. Это означало, что лежащие перед нами льды были разломаны и сейчас их сжимало только приливное течение. При отливе они должны были разойтись.