Сессия: Дневник преподавателя-взяточника - Игорь Данилевский

Препирательство продолжается еще минуты три. Устав от повторения сказанного по энному кругу, Бочков пускает в ход «тяжелую артиллерию»:

– Ну, коллеги – ну, что мы сейчас будем делать вид, что ничего не происходит, что всё нормально? Все мы прекрасно помним, какую невообразимую ересь порой говорит Галимзян Галимзянович на госэкзаменах и защите. Мы смеемся над этим, а сейчас, когда речь идет о репутации кафедры, не можем принять объективно оправданное решение. Я ставлю вопрос на голосование: кто за то, чтобы освободить Галимзяна Галимзянович от консультирования дипломных проектов студентов выпускающей кафедры ПЛС?

Нулевая реакция присутствующих, похоже, не становится для Бочкова сюрпризом. Он постукивает пальцами о стол, щиплет бородку, еще раз обводит всех тяжелым взглядом. Затем по-актерски быстро меняет выражение лица и осанку, принимая вид мудрого судьи из американских фильмов:

– Видит Бог – я хотел, как лучше, но, судя по всему, так не получится. Поэтому решение я буду вынужден принять сам. Исходя из интересов кафедры. Всё, спасибо…

Со своего места быстро поднимается Зайфуллина – прирожденная рыцарша печального образа, что давно и без сбоев служит ее бейджиком, как у продавцов в магазинах. Она всегда чем-то или расстроена, или недовольна, или и то, и другое одновременно.

– Планом редподготовки запланировано издание методического пособия по менеджменту…

Она осекается и застывает в молчании. Ее незаконченная фраза звучит настолько неподходяще к контексту всего собрания, что взрыв всеобщего хохота прожигает атмосферу в аудитории. Даже я улыбаюсь, хотя мне сейчас совсем не до веселья.

– Заседание окончено, – сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, говорит вновь Бочков. – Господа Жданов и Сокол – ко мне в кабинет.

Народ начинает расходиться. Я стараюсь выскользнуть из аудитории как можно незаметней и, добравшись до выхода, спешно сворачиваю налево в коридор, ведущий к аудиториям кафедры кибернетики. Он почти никогда не бывает запружен людьми, как это происходит со всеми остальными площадями на нашем этаже, и можно прогуляться, чтобы попытаться хоть в какой-то степени вернуть себе самообладание. Все равно вначале он будет беседовать со Ждановым, так что немного времени у меня есть.

Через несколько минут я захожу к Бочкову. Он не один – вместе с Трофимовым, зато Жданов из кабинета испарился.

– Давай-давай, – Бочков смотрит на меня с блуждающей улыбкой, немедленно рождающей у меня желание хорошенько врезать ему по фейсу. Я усаживаюсь рядом с хозяйским столом, на котором, как сразу бросается в глаза, появилась фигурка бычка с надписью «Профессор».

– Ну, что?! – все так же мерзко улыбаясь, говорит мой шеф. – Хреновые твои дела. Очень неблагоприятную вещь мне про тебя сказали. Говорят, что ты со мной делишься…

«Так! Неужели Саматова, стерва?! Интересно: она – сука-провокаторша или просто дура – язык-помело?»

– Виталий Владимирович! – с возмущением начинаю я. – Но вы же понимаете, что это кто-то сболтнул наугад!

– Тихо, тихо! – по-прежнему улыбаясь, делает ладонью успокаивающий жест Бочков. – Верю. Но ведь говорят!

– Кто говорит? Зинаида Максимовна, что ли?

По переглядыванию Бочкова и Трофимова я понимаю, что попал в точку.

– Она, наоборот, мне сказала, что ты учился с ее сыном…

Все ясно: стараешься прикрыть свой источник информации, начальник! А улыбочку забыл спрятать, урод!

– Да это всё дулкановская компания – она, Мандиева. Зинаида Максимовна мне просто завидует, что я получаю теперь больше ее сынка – коммерческого директора какой-то там крутой конторы. Ладно – неважно, кто сказал. И что теперь?

– Теперь мне будет почти невозможно сделать так, чтобы с тобой не разорвали контракт. Потому что дело дошло до того, что Фахрисламов звонит ректору и требует навести порядок. Что это, мол, такое: один раз ему сказали, он снова деньги собирает…

– Ну, я надеюсь, что вы справитесь с этим, Виталий Владимирович. Ведь, чтобы разорвать контракт, нужны очень веские причины. А попытки собирать деньги со студентов в нашем вузе таковой причиной не считаются, верно?

– Не знаю, не знаю, – улыбается Бочков. – Твои клеветники крутятся в непосредственной близи от ректора, поэтому – сам понимаешь…

…Мы расстаемся через минуту. У меня поганое ощущение от разговора – как будто всего вымазали какой-то слизью. Но сейчас делать нечего – остается только надеяться на остатки совести своего шефа. В этот момент я проклинаю тот день, когда арестовали Дулканову, так же сильно, как я тогда радовался. Уж лучше бы оставалась Дулканова. С ней, по крайней мере, у меня было налажено сотрудничество иным, нефинансовым способом, и шпильки, которые она мне периодически вставляла по зову своей черной души, можно было сравнительно легко перетерпеть. А вот что делать теперь?…

* * *

Мы встречаемся с Галой, как обычно, вечером, около шести. Теперь я в ее глазах человек, за которого надо выходить замуж как можно быстрее. Ее дочь набрала двести двадцать семь баллов по ЕГЭ, а даже в самые блатные наши вузы проходная сумма – двести двадцать пять, не говоря уже о всяких технических конторах. Ergo, на бюджетное отделение родного для меня и Галы нефте-хима ее Ленку даже проталкивать не придется – поступит сама, а, значит, на ближайшие пять лет дитя пристроено. Зарплата у меня, как у топ-менеджера – особенно с учетом наличия свободного времени. Значит, развод с мужем ни на что – по крайней мере, в материальном отношении – не влияет и можно расслабиться. Мое будущее и её собственное – со мной – видится ей в розовых тонах (даже свекрови со свекром у нее не будет – мои родители погибли три года назад), поэтому она обнимает меня, как солдата, вернувшегося с войны.

– Привет! – выдыхает, наконец, она, оторвавшись от моих губ.

– Привет. Ну, что – похоже, все счастливы? Ты, твоя Ленка и ее папа?

– О! Ты бы знал, как мы все это дело отмечали!

– Сколько она у тебя выпила в этот день?

– Не очень много. Она в меня – я ведь почти не пью, ты же знаешь!…

– Знаешь!… А кто мне рассказывал, как в пьяном виде на третьем курсе путешествовал из Молдавии в Москву, а на картошке круто бухал вместе с парнями?

– Об этом я ей не рассказывала…

Я щипаю Галу за бок и мы вместе смеемся.

– А Сережка? Хотя вообще-то он за рулем…

– Он за рулем, поэтому он наклюкался уже ближе к вечеру. Ленка его всё подначивала: говорит, решишь те же задания по математике, которые у меня были – выпьешь. Мы тебе на бутылку насечки сделаем – А, В и С. Справишься только с «А» – выпьешь только треть. Если «С» не решишь, допивать до конца не будешь!

– Забавно! – улыбаюсь я. – Ну, а Серёжка ваш чё на это сказал?

– «Сволочи!»

– Ха-ха! Понятно. Ты смотри – она теперь относительно независима от тебя будет на целых пять лет. А характер у нее, сама говорила, не подарок…

– …Да! Она уже всё распланировала. Вы, говорит, переедете в квартиру бабули, а эту мне оставите…

– …Простая!

– Простая. Даже мама мне на мозги капает: ты её не прописывай у меня; неизвестно, чего она потом выкинуть может.

– Да, наверное, лучше тебе будет ничего не менять. Пока квартира ваша на отца твоего, и ладно. Хотя от него тоже неизвестно чего ожидать…

– …Это точно. Просили его недавно тысяч пять с книжки снять, чтобы на Ленку потратить – не дал, зато тут же взял и спортивный велосипед себе купил за шестьдесят тысяч…

– …На хрена ему в семидесятилетнем возрасте велосипед, да еще за такие деньги? – смеюсь я. Гала прикрывает ладонью рот, чтобы не ржать во всё горло.

– …Вот и я про то же. Пил бы, как обычно, а тут вдруг – бах! – и нате!

– Он так еще чего доброго в следующий раз захочет квартиру вашу продать, чтобы катер себе купить, – развиваю я до конца тему. – Ладно. Что теперь планируешь?

– Германию… – надув губки, сообщает мне Гала, и мы вновь дружно смеемся.

– Ты все-таки на каком туре остановилась? Когда мы едем?

Я говорю это, а внутри у меня все сжимается: «Когда мы идем»! Меня могут уволить со дня на день, а я все мечтаю о каких-то путешествиях!

– В «Туртрансвояже», как я раньше хотела, мест уже нет, а вот в «Анкоре» на сентябрь вакансии еще остались. Но ты сможешь сделать больничный? Там же все-таки примерно две недели получается…

– Насколько я теперь могу судить, больничный у нас можно сделать хоть на три недели, и никто ничего не заметит.

– Ну, и отлично.

– Да… Только – знаешь что?

– Что?

– После экзаменов в первых числах у меня было довольно много свободного времени. Я валялся на диване и внимательно перечитывал того самого Фоменко, о котором лет десять назад столько говорили. Ну, математика, который на исторические темы пишет…

– Знаю!

– Против него ведь объединились все историки и астрономы. Объединились и доказали, что он действительно неправ, что его новая хронология – лабуда полная…