Око за око - Гарри Тeртлдав

Один из солдат закричал, показывая на север. Ауэрбах вытащил бинокль из футляра. Крошечные точки на дороге превратились в бронированные машины ящеров, за ними следовала пара грузовиков. Колонна быстро двигалась на юг.

— Приготовьтесь, ребята, — сказал он, убирая бинокль. — С броневиками шутить не приходится.

Бронетранспортеры ящеров могли на равных сражаться с танком Ли. Однако против реактивного миномета они были бессильны. Он отдал приказ остальным солдатам рассредоточиться среди разрушенных зданий и найти себе подходящие укрытия. Теперь ящерам придется атаковать американцев, которые успели неплохо укрепиться. Если не считать Чикаго, подобные вещи происходили не слишком часто.

Сержант зарядил миномет.

Бум!

По широкой дуге снаряд полетел навстречу ящерам. Он еще находился в полете, когда сержант выстрелил второй раз. Миномет успел выплюнуть третий снаряд, пока первые два еще не разорвались. Наконец земля и куски асфальта взметнулись над шоссе, за кормой одного из броневиков. Второй снаряд разорвался между двумя грузовиками, третий — рядом с одним из них.

Однако броневые машины и грузовики продолжали двигаться вперед — но теперь они вошли в зону второго миномета, который тут же открыл огонь. Американцы радостно завопили, когда снаряд угодил в грузовик. Машина сползла на обочину и загорелась. Ящеры бросились врассыпную. Некоторые так и остались лежать на дороге. По ним и по второму грузовику начал стрелять 50-миллиметровый пулемет американцев.

На броневиках имелись пулеметы и легкие пушки, которые открыли мощный ответный огонь. Ауэрбах бросился на землю возле рухнувшей стены. Оставалось надеяться, что она послужит ему достаточной защитой.

Он выругался, когда 50-миллиметровый пулемет замолчал. Минометы стреляли по дуге, поэтому оставались в относительной безопасности, а вот расчет пулемета на такую роскошь рассчитывать не мог, к тому же яркие вспышки выстрелов позволяли ящерам накрыть его прицельным огнем. Ауэрбах пополз в сторону пулемета. Как капитан и предполагал, оба пулеметчика были выведены из строя — одному пуля пробила голову, а другой стонал, держась за простреленное плечо. Быстро перебинтовав рану, Ауэрбах посмотрел на поле боя через прицел пулемета.

Второй грузовик загорелся и остановился прямо посреди дороги. Ящеры спрыгивали с него по обе стороны шоссе. Ауэрбах открыл огонь по ним. Когда лента закончилась, он наклонился, чтобы сменить ее.

— Я позабочусь о ленте, сэр, — предложил кавалерист. — Я не раз имел дело с тридцатимиллиметровым пулеметом, а этот просто побольше.

— Хорошо, — согласился Ауэрбах.

Он снова нажал на спусковой крючок. Тяжелый пулемет напоминал отбойный молоток, а уж шума от него было, как от дюжины молотков, работавших одновременно. Рансу приходилось щуриться — такой яркой была струя пламени, вырывавшаяся из дула. У его ног росла гора медных гильз.

Он вновь выругался, когда увидел, как пушка броневика, которая перенесла огонь на другие цели, начала поворачиваться в его сторону.

— Ложись! — крикнул он капралу, подававшему пулеметную ленту.

Пули со свистом ударяли в развалины, острые кусочки гранита больно врезались в шею.

Неожиданно наступила тишина. Ауэрбах осторожно поднял голову, ожидая выстрела снайпера. Но нет — над броневиком поднимался дым. Удачный выстрел из миномета повредил двигатель. Теперь, когда вражеский броневик остановился, все минометы сосредоточились на нем. Через несколько секунд прямо на его крышу упал снаряд. Броневик загорелся, затем в нем начали рваться снаряды, напомнив Ауэрбаху фейерверк 4 июля.

Несколько ящеров, оставшихся в поле, продолжали стрелять из автоматов. По сравнению с тем, что было раньше, это походило на комариные укусы. Минометы и пулемет Ауэрбаха теперь стреляли только на поражение. Лишившиеся пушек ящеры ничего не могли им противопоставить.

— Мы их разбили, — сказал лейтенант Магрудер, который, казалось, не верил собственным словам.

Ауэрбах не винил лейтенанта; он и сам с трудом мог поверить свалившейся на них удаче.

— Да, мы их остановили, — подтвердил он. — Нужно послать голубя в Ламар, пусть там узнают о нашей победе. А еще мы отправим на базу пленника с охраной. Кроме того, нужно привести лошадей в город.

— Есть, сэр, — сказал Магрудер. — Значит, мы остаемся в Лакине?

— До тех пор, пока я не получу приказа об отступлении или ящеры не подведут войска из Гарден-сити, — ответил Ауэрбах. — Проклятье, почему бы и нет? Мы одержали победу. Видит бог, я намерен удерживать Лакин.

* * *

Лесли Гровс, не веря своим глазам, смотрел на телефон, словно тот превратился в змею и только что его укусил.

— Прошу прощения, генерал, — продолжал голос в трубке, — но я не представляю себе, как мы доставим стволы, взрывчатку и детонаторы.

— Тогда вам нужно проявить инициативу, мистер, — прорычал Гровс. — Вы ведь в Миннеаполисе, не так ли? И у вас продолжает работать железная дорога. Доставьте их через Дакоту или Канаду; северный путь через Форт-Грили большую часть времени открыт. Только не сидите на месте, вы меня слышите?

Человек из Миннеаполиса — Порлок, так его, кажется, звали — продолжал ныть.

— Не знаю, сможем ли мы отправить вам новую партию. Мне известно, что вы имеете самые высокие приоритеты, но мы несем такие тяжелые потери при железнодорожных перевозках, что я не готов пойти на столь серьезный риск. Перевозить грузы при помощи фургонов гораздо надежнее, — раздраженно заявил он.

— Отлично. Пришлите нам комплект в фургоне, — сказал Гровс.

— Рад, что вам понятны мои проблемы, — с облегчением ответил Порлок.

Порлока следовало бы назвать Морлоком, в честь подземных существ из «Машины времени». Потом Гровс передумал. Морлоки любили машины; они бы с уважением отнеслись к технологии, несмотря на собственные жалкие попытки что-нибудь создать.

— Я еще не закончил, Порлок, — прорычал Гровс. — Мне плевать на ваши проблемы, сэр, но если я говорю, что хочу получить ваши утренние тосты и яичницу, то они должны быть горячими, когда я отправлюсь за ними в аэропорт. Вот что такое наивысший приоритет наших заказов. Если вы намерены прислать мне дубликаты, пожалуйста, выбирайте любой удобный для вас способ. Однако то, что я вам заказал, вы доставите указанным мной способом и по моему расписанию, иначе о вашей деятельности узнает президент Соединенных Штатов. Вы хорошо меня поняли, мистер? Для вас будет лучше, если между нами наступит полная ясность.

Несколько раз Порлок пытался его прервать, но Гровс использовал свой мрачный громкий голос так же, как мощное, тучное тело: пробивал себе дорогу, не обращая внимания на препятствия. Когда он сделал паузу, чтобы набрать воздуху, Порлок сказал:

— Существуют и другие проекты, кроме вашего, генерал. Отравляющий газ…

— Имеет приоритет на три уровня ниже нашего, — перебил его Гровс. Когда генерал считал нужным прервать своего собеседника, он его прерывал. — Отравляющий газ — это всего лишь отвлекающий удар, мистер. Рано или поздно ящеры научатся делать противогазы и сами будут производить отравляющие вещества. А если у них не получится, то за лишний доллар они найдут того, кто им поможет. А вот то, над чем мы здесь работаем… — он не стал произносить слово «бомба» по телефону; неизвестно, кто может их услышать, — …такое сильное оружие, что защититься от него можно только одним способом — оказаться подальше от того места, где его применили.

— Железнодорожное сообщение слишком ненадежно, — запротестовал Порлок.

— Мистер, на случай, если вы не заметили, напоминаю: у нас идет война. В Соединенных Штатах все и вся подвергается опасности. Мне нужно то, что мне нужно, и оно должно оказаться у меня вовремя. Вы пришлете нам необходимые грузы или нет? — Гровс произнес вопрос так, что в нем явственно слышалась угроза. «Вы сделаете так, как я сказал, иначе…»

— Ну да, но…

— Вот и договорились, — сказал Гровс и повесил трубку.

Он долго смотрел на телефон. Порой люди, работающие па твоей стороне, оказываются хуже ящеров. И хотя Соединенные Штаты уже полтора года воюют, а ящеры целый год находятся на территории Соединенных Штатов, кое-кто не понимает, что иногда необходимо рисковать. Иначе следующего раза может вообще не быть. Он презрительно фыркнул. Если судить по инициативе, которую проявляют некоторые люди, из них получились бы превосходные ящеры.

Гровс еще раз фыркнул. Никто и никогда не сможет упрекнуть его в отсутствии инициативы. Возможно, он слишком активно рвется к цели, но промедление ему никогда не было свойственно.

На столе стояла фотография жены. Он смотрел на нее не так часто, как следовало бы, поскольку всякий раз осознавал, что сильно по ней скучает, и тогда действовал менее эффективно. А сейчас он не мог себе этого позволить.