Дочь Востока. Автобиография - Беназир Бхутто

тут же устроил пресс-конференцию и рассказал об опасности, угрожающей моей жизни, нанеся таким образом упреждающий удар по режиму.

Поправлялась я медленно, несколько недель оставалась вялой, неподвижной, не хотелось ничего: ни есть, ни ходить, ни жить. Младший надзирательский состав не скрывал своей симпатии. Они снабдили меня ручкой и тетрадкой, пронесли несколько экземпляров журнала «Ньюсуик». Однажды я даже получила свежие фрукты. Много времени я проводила, записывая в тетрадке свои впечатления от прочитанного о происходящем за стенами тюрьмы. Писала я в тетрадке, на страницах журналов, на любом клочке бумаги. Вечером надзирательницы забирали тетрадку и журналы, чтобы их не обнаружили при возможном неожиданном обыске — в таком случае они потеряли бы работу, — утром приносили обратно.

Отрывки из дневника:

20 апреля 1981 года. Издающийся на урду официоз «Джанг» подал на первой полосе сообщение об интервью Би-би-си. Мир Муртаза Бхутто якобы признал, что находился в Кабуле во время угона самолета, но заявил, что не имел представления о происшествии до момента появления обще доступной информации о нем. Мир Муртаза сказал, что его оставшиеся в Пакистане мать и сестра не давали согласия на создание организации алъ-Зулъфикар. С Пакистанской на родной партией он не сотрудничает и контактов с сестрой и матерью не поддерживает.

21 апреля. «Дон» пишет, ссылаясь на радио Австралии, что Мир сообщил недавно в Бомбее, что его организация алъ-Зулъфикар, известная также как Пакистанская освободи тельная армия, может «перевернуть Пакистан вверх дном» и готова к насилию, чтобы свергнуть существующий режим. Мир якобы сказал, что организация алъ-Зулъфикар провела по меньшей мере 54 операции внутри Пакистана, включая взрыв на стадионе в Карачи перед прибытием Римского Папы. Относительно местоположения штаб-квартиры его организации в Кабуле он якобы ответил: «У нас есть определенные органы в Афганистане, но штаб-квартира наша в Пакистане».

Сердце мое усиленно билось, когда я писала эти строчки. Если бы мне представилась возможность встретиться с братом, поговорить с ним! Пять лет прошло. Я знала, как выглядят Мир и Шах, лишь по газетным снимкам. Насколько я понимала, гнев и возмущение брата, его высказывания, реальные либо искаженные пакистанской правящей кликой, представляли грозную опасность для меня и других членов ПНИ Зия мог использовать их как предлог для расправы с нашей партией. Мои братья вне его досягаемости, но мы под рукой.

28 апреля Мир внесен в список наиболее опасных преступников, разыскиваемых пакистанскими правоохранительными органами. И в тот же день ко мне в камеру неожиданно вошли заместитель главы режима военного положения в сопровождении начальника тюрьмы и еще какого-то чиновника. Мы с ним заняли оба стула — более в помещении стульев не было.

— Почему меня здесь держат? — спросила я. Он иронически поднял брови:

— Вам имя аль-Зульфикар ни о чем не говорит?

— Я не имею никаких связей с аль-Зульфикар.

— В вашем доме, в вашей комнате, нашли листок с подробным изложением планов аль-Зульфикар. — Я не понимала, о чем он говорит.

— Я вообще не слышала об организации аль-Зульфикар до угона самолета.

— Суд будет решать, что вы слышали и об аль-Зульфикар, и о взрыве на стадионе, и о Лала Асаде.

Лала Асад — президент студенческого крыла в Синдхе. Я знала его. Он студент технического вуза в Хайрпуре. Что он причастен к взрыву на стадионе, для меня звучало полной чушью. Я не могла поверить в его связь с организацией аль-Зульфикар, если такая организация вообще существовала, а не выдумана военными для того, чтобы разделаться с возможно большим числом сторонников ПНП. Развалившийся на стуле гость сообщил мне, что по делу об угоне самолета арестован также Насер Балуч. И с ним я знакома. Он представитель партии на громадном сталеплавильном комбинате в Карачи.

«Из сегодняшнего разговора могу заключить, — записывала я в дневник после их ухода, — что они полагают, что я вместе с Лала Асадом и другими членами группы аль-Зульфикар подстроила взрыв на стадионе. Совершеннейшая чушь. Они, разумеется, сами в это не верят. Таков этот мир. Невинные страдают, преступники правят бал».

Через два дня мир этот показался мне еще более зловещим.

«ОБНАРУЖЕНЫ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА! ЖЕНА И ДОЧЬ БХУТТО ВСЕ ЗНАЛИ!» — заманивал читателей аршинный заголовок газеты «Джанг». Сердце мое замерло, по спине пробежал холодок. Наверное, тот самый листок, о котором говорил заместитель диктатора в моей камере. Режим, очевидно, готовил страну к следующему процессу Бхутто.

«Кошмар следует за кошмаром, — записывала я в дневнике 30 апреля. — Сначала новости о группе аль-Зульфикар и Мире, затем попытки режима представить нас теми, кем мы не являемся. На первый взгляд полнейшая чушь, но здесь теперь все возможно. Разве не проделали они то же самое с отцом? Теперь они снова хотят прибегнуть к фальшивке. И тогда весь мир знал, что это фальшивка, и сейчас будет знать то же самое. Кого интересует правда? Тем более, что военный суд правды не потерпит и в свет ее не пропустит. Не в состоянии победить нас политически, Зия стремится к нашему физическому уничтожению».

Но я еще не знала, к каким жестокостям прибегнет режим в своих попытках нас уничтожить.

Центр Балдия и расположение 555-й дивизии в Карачи, форт и казармы «Бердвуд Барракс» в Лахоре, форт Атгок на севере Пенджаба, авиабаза Чакала под Равалпинди, тюрьма Мач и лагерь Халли в Белуджистане… Наименования этих пыточных застенков вползли в жизнь сторонников ПНП и во все более озабоченные доклады «Эмнисти Интернэшнл» и других правозащитных организаций. Во всех этих филиалах ада пособники режима пытались выдавить из людей, сфабриковать «факты», порочащие ПНП, связать партию, связать нас с матерью с группой аль-Зульфикар.

Прошли годы, прежде чем я узнала, что там происходило. Цепи. Лед. Стручки жгучего перца, вводимые в заднепроходные отверстия узников. Становилось плохо от рассказов друзей и коллег, от того, что способны человеческие существа причинить себе подобным. Однако нельзя забыть страданий людей, ставших жертвами бесчеловечного военного режима генерала Зии уль-Хака.

Рассказывает Фейсал Хайят, землевладелец, бывший член Национальной ассамблеи от Пенджаба.

Четыреста полицейских во главе с начальником полиции и полковником армейской разведки окружили мой дом в Лахоре 12 апреля 1981 года в 3.30 утра. Они ворвались в дом и избили слуг. Сестру, оправлявшуюся после операции на печени, выволокли из спальни, вышвырнули мою мать из ее спальни и вышибли двери моих помещений.

«Это штаб-квартира аль-Зульфикар, — огорошили они меня, схватив за горло. — Сейчас мы начнем вывоз всех ваших базук, минометов, пулеметов, боеприпасов, которые вы храните в подвалах».

«Ищите, если хотите, — ответил я. — Только это не штаб, а мой дом, и в