Рублевка - Сергей Антонов

– Уверена – так и будет.

– Не забывай о том, что должна мне поцелуй.

– Буду помнить, Юрий и постараюсь вернуть тебе долг.

Татьяна вышла из комнаты. Вошел проводник. Корнилову опять завязали глаза. На обратном пути он думал только о Татьяне. Ее улыбке, прикосновениях, обещанном поцелуе. Освобождение Жуковки от тирании Умара отошло на второй план. Пусть о Рублевской Империи думают другие. Он будет спасать эту девушку.

– Стой. До барака доберешься сам, часовой тебя впустит, – сказал проводник. – Мне лишний раз светиться ни к чему.

Он снял с глаз Корнилова повязку и, не прощаясь, ушел. Юрию хотелось насвистывать – настолько хорошим было настроение. Теперь никто из гастов не станет в нем сомневаться. Пусть его стаж пребывания на Рублевке исчисляется днями – за это время он успел сделать то, на что у других уходили годы.

Корнилов подошел к двери, дождался пока парниша в черном откроет замок и ступил на лестницу. Дальнейший путь он проделал, пересчитывая ребрами ступеньки – кто-то спрятавшийся за дверью огрел его дубинкой по затылку.

Лежа на бетонном полу, Юрий увидел лицо склонившегося над ним бульдога.

– Я ждал тебя, Корнилов. Очень ждал. Можешь считать, что свое ты отгулял.

Юрий встал. Только теперь он увидел построившихся гастов и десяток охранников.

Бульдог обвел обитателей хмурым взглядом.

– Допрыгались, падлы?! Так-с. Утром будем разбираться с каждым персонально. Капут вам. Корнилов, руки за спину. Из барака никого не выпускать!

– Юрка! – Бамбуло выскочил из строя, оттолкнул пытавшегося остановить его охранника. – Это Саркисыч! Он выдал нас!

Удар дубинкой опрокинул Степана на спину. Подбежали еще трое охранников. Поставили Стука на ноги, закрутили руки за спину и втолкнули в строй.

Корнилов поднимался по лестнице с таким трудом, словно к его ногам подвесили пудовые гири. Заговор раскрыт. Их выдал Саркисян. Проклятье!

Когда дверь барака захлопнулась, Юрий обернулся к бульдогу.

– Куда меня ведут?

– Тебе, падла, выпала великая честь. Перед тем, как сдохнуть, увидишь Пирамиду и поговоришь с Умаром. Эх, переломать бы тебе ребра!. Но есть приказ – не калечить. Боюсь только, не выдержу. Уж очень руки чешутся.

Глава 26. Живешь лишь дважды

Бульдог в Пирамиду не пошел. О чем-то поговорил с охранниками и направился в другую сторону. Конвоировать Корнилова остались двое охранников. Всего двое. Юрий оглянулся. Ничего не выйдет. Парочка начеку. Придется смириться.

Корнилов впервые входил в Пирамиду, поэтому сосредоточился на том, чтобы запомнить расположение помещений хотя бы первого уровня. Сразу после входа – широкий коридор. Дальше – стеклянная будка, в которой у пульта с разноцветными кнопками расхаживает охранник с кобурой на черном ремне. Поворот. Новый коридор. Уже пошире. Ряд дверей только с одной стороны. На свободной стене – фрески на древнеегипетскую тематику.

После того, как две двери остались позади, Юрий услышал музыку. Не просто какое-то треньканье, а классическую, исполняемую вживую. Напряг память. «Полет валькирии» Вагнера исполнялся на рояле и, несомненно, рукой мастера. Интересно, кто здесь увлекается творчеством автора «Кольца нибелунга»? Неужели Луша?

– К стене! – рявкнул охранник у третьей двери.

Когда Корнилов выполнил приказ и замер у стены под наблюдением второго конвоира, первый постучался в дверь.

– Войдите!

Корнилов ошибся. Луша хоть и была дамой утонченной, но так профессионально играть на фортепиано не смогла бы. Слишком уж поверхностными были ее интересы. А вот Умар мог. Тонкие его пальцы буквально порхали над клавишами фортепиано. Эхо торжественных аккордов отражалось от стен и потолка большого зала со стрельчатыми окнами. На одухотворенном лице Ахмаева застыло благодушное выражение. Играл он, насколько позволяло судить музыкальное образование Юрия, без единой фальшивой ноты. С особым азартом брал наиболее трудные пассажи.

Пламя камина освещало убранство роскошной спальни, служившей Умару и кабинетом. Кровать необъятных размеров со спинками из красного дерева, тяжелые, увенчанные золочеными кистями красные портьеры, на стенах без окон, массивный антикварный шкаф и кресло, больше напоминавшее трон средневекового монарха и развешанное по стенам оружие самураев гармонично сочетались с нарядом Умара. На нем был длинный, атласный, расписанный драконами халат, вырез которого открывал волосатую грудь и серебряную цепочку со смертным медальоном вместо кулона.

На крышке фортепиано стояла пузатая бутылка какого-то дорогого напитка и бокал. Второй бокал держала в руке Луша, которая слушала музыку, опершись на крышку фортепиано. Наряжена она была под стать Ахмаеву – в цветастое японское кимоно. Обильный макияж гейши и умопомрачительная прическа, для которой волосы потребовалось укладывать с помощью воска или жира и украшать стальными спицами с наконечниками в виде розовых цветков сакуры, частично скрывали морщины, но делали бывшую телезвезду похожей на безжизненную фарфоровую куклу.

Ахмаев перестал музицировать, захлопнул крышку фортепиано и пересел в кресло. С улыбкой посмотрел на Корнилова, повертывая на указательном пальце нож странной формы.

– Когда-то я мечтал стать музыкантом. Не вышло. Просчитав все «за» и «против» решил, что лучше быть первым среди воинов, чем вторым среди пианистов.

– Сочувствую, – с ехидцей проронил Юрий.

– Я не нуждаюсь в сочувствии лузера, – Ахмаев движением фокусника направил лезвие ножа ниндзя в грудь Корнилову. – Значит бунтуем? Значит все еще не понимаем, с кем имеет дело?

– Отчего же? Понимаем. В своих японских нарядах вы очень напоминаете мне персонажей одного из романов про Джеймса Бонда. Назывался он «Живешь лишь дважды»[12]…

– Так, что там с романом? Вообще-то я предпочитаю классику и никогда не прикасался к такой дешевке, как байки про английского суперагента.

– Дело не в агенте. Два второстепенных персонажа там тоже любили рядиться в самурая и его подругу. Окончательно спятивший мечтатель о мировом владычестве со своей приятельницей – некрасивой, старой и злобной ведьмой.

Раздался хруст стекла. Луша так сильно сжала бокал, что он лопнул и напиток вперемешку с кровью закапал на дорогой ковер.

– Я сделаю все, чтобы смерть твоя была очень мучительной, – прошипела разъяренная женщина.

– Успокойся, дорогая, – голос Умара звучал предельно вежливо, но взгляд, брошенный на Лушу был насквозь пропитан презрением. – Без моего разрешения ни один волос не упадет с драгоценной головы нашего друга. А тебе, Корнилов я бы посоветовал не злить еще раз даму. Луша не только старая и злобная, но еще и очень злопамятная. Она может выместить злобу… Ну, например, на Татьяне. У тебя с ней, кажется, роман?

– Я убью ее раньше, чем она коснется Тани.

– Вы поняли друг друга. С грустью констатирую, что никогда не станете друзьями, а вот деловыми партнерами стать придется. Луша, ради Бога, перестань пачкать ковер. Сходи в ванную, а потом налей Юрию коньяка.

Луша фыркнула и просеменила за полупрозрачную перегородку из оргстекла, украшенном пальмами.

Я не мечтаю о мировом владычестве, – вздохнул Ахмаев. – Достаточно будет и Рублевки. С ней бы разобраться. А насчет моей страсти ко всему японскому… Я вовсе не схожу с ума по Стране Восходящего Солнца. Втянулся, знаешь ли. Мой покойный патрон Садыков так любил все египетское, что мне захотелось делать что-то ему назло. Стал коллекционировать самурайское оружие. Кстати первым экспонатом был вот этот нож со странной, не подходящей для обычных ножей балансировкой…

– К делу, Умар, к делу! – Корнилов принял из рук Луши бокал, не обращая внимания на ее испепеляющий взгляд, уселся на кровать. – Меня не интересует балансировка твоих игрушек.

– Напрасно.

Ахмаев резко вскинул и кунай, просвистев у самого уха Юрия, пригвоздил к стене красную портьеру за его спиной.

– В моем распоряжении полно отличных исполнителей, – продолжал Умар. – А вот настоящих лидеров днем с огнем не сыщешь. Ты – один из них. Кстати открою тебе одну маленькую тайну: твое пребывание среди гастов было испытанием, которое замыслил Иван Иванович. Если бы ты его прошел с честью, то руководил бы поставками живого товара из Метро в Жуковку.

– Врешь!

– Нисколечко, Корнилов. Пораскинь мозгами: зачем старику было отправлять тебя к нам черти знает какими дорогами, а не отработанным маршрутом? Неужто лишь для того, чтобы ты просто передал мне какое-то письмо? Письмом был ты сам. Старый хитрый лис очень методичен. Семь раз меряет и только один режет. Он испытывал тебя, но… Ты перепрыгнул сразу через несколько ступенек карьерного роста. Смог поднять эту безмозглую толпу на бунт, сможешь и удерживать и в узде. Как насчет стать моей правой рукой?

– А Садыков умер сам или вы постарались?