Один коп, одна рука, один сын - Аманда Линд

— Кто? — спросила Фрэнси.

19

Выжившие

После пары часов тренировки в тире Фрэнси вновь почувствовала себя в форме. Нельзя сказать, что в самой лучшей, но в целом она была довольна. Положив в рюкзак два пистолета, она отправилась в лес, за поясом — нож, на случай возможных неприятностей.

Это был заповедник Накка, места ее детства. Она бы и с закрытыми глазами из множества вьющихся здесь тропинок нашла нужную. Сколько раз ходили они здесь с отцом, когда она училась искусству выживания в экстремальных условиях, без оружия, еды, воды, подходящей одежды, компаса и связи.

Здесь она впервые отморозила ноги.

Здесь увидела, как спаривались лось с лосихой, это и напугало, и возбудило.

Здесь она бегала босиком, и ступни позеленели от травы.

Здесь лазала по деревьям, пряталась под их могучими корнями, строила снежные пещеры, бегала кругами, чтобы не замерзнуть, терла одна о другую влажные деревянные палочки, чтобы добыть огонь, голыми руки убила зайца и поджарила на костре. Ела муравьев, заячью капусту, ягоды, коренья и молодую сосновую и еловую хвою. И пила болотную воду. Некоторые коренья, надо сказать, оказались довольно вкусными, не говоря уже о зайце. Она съела его сердце, чтобы получить часть его хитрости и силы. Именно тогда Фрэнси поняла, что зайцы на самом деле гораздо хитрее и сильнее, чем многие думают.

Время она определяла по солнцу. Делая острой палочкой царапины на запястье, отмечала каждый закат и восход. Выйдя к маленькому лесному озеру или ручью, она раздевалась (не зимой, конечно) и залезала в воду, представляя себе, что ее обнимает мама.

Потом сидела на корточках на берегу и рассматривала свое отражение в воде, тонула в самых невероятных фантазиях о том, кем будет, когда вырастет (если не станет альпинисткой, как папа Юсеф).

Пару раз она лазала по горам с теми компаньонами отца, что были помоложе, и получала огромное удовольствие, чувствуя, что работает каждая мышца. А какой умной и упрямой нужно при этом быть!

Или гонщицей. Проехать «Париж — Дакар», а потом остаться там на год и бесплатно помогать местному населению, заниматься решением проблем с экологией, ведь выхлопы от гоночных автомобилей вряд ли полезны для природы. Может, усыновить каких-нибудь местных ребятишек, спасти их от нищеты, об этом так много пишут в газетах. Хотя дети, наверное, скучали бы по родителям, по родине, по…

Тея.

Она вспомнила о Тее.

Но тут же одернула себя. Хорошо. Сделать что-то хорошее — но не скоропалительное — для всех, кого это затрагивало, а именно: для Адриана, Теи, родителей Теи — родных и приемных. И для себя самой. Потому что ей очень хотелось чувствовать, что совесть чиста.

Достав мобильный телефон, она позвонила своему человеку в социальной службе, который занимался этим делом. Было лето, время отпусков, поэтому он ответил откуда-то из деревни, связь была плохая. Фрэнси объяснила, что ей нужно, а поскольку этот человек не хотел, чтобы его избили, а, наоборот, хотел получить взятку, он пообещал пересмотреть дело через неделю, как только вернется на работу.

Фрэнси сунула мобильник обратно в карман.

И почему она раньше не подумала об этом?

Ревновала Адриана из-за того, что ему так нравилась Тея? И все, что он писал в компьютере, правда?

Или просто у нее был сильный стресс, поэтому она не удосужилась подумать и просто хотела как можно скорее избавиться от проблемы?

Но она лишила сына лучшего друга, и вот это стало настоящей проблемой.

Или писательницей. Она бы писала триллеры о привидениях и разных монстрах. О пришельцах. О детях, зачатых от дьявола. Ее называли бы королевой ужасов, европейским двойником бессмертного Стивена Кинга. Кстати, он еще жив?

Или получившей грант молодой драматической актрисой на убогой зарплате, с крошечной квартиркой на Сёдере, которую купили родители (и все еще выплачивают проценты по кредиту), тусующейся на модных вечеринках, много пьющей и курящей, злоупотребляющей таблетками, и, наконец, она — новый Хит Леджер, правда, без посмертного «Оскара». Нет, эта мечта быстро отошла на задний план.

Или главным редактором новой ежедневной стокгольмской газеты, обогнавшей своих двух давным-давно утвердившихся на рынке конкурентов, потому что ее передовицы такие провокационные, что народ либо выпрыгивает из штанов от возмущения, либо поклоняется ей как новому кумиру.

Или организовать новую политическую партию и, естественно, возглавить ее, пройти в риксдаг, стать премьер-министром…

Никакой умеренности. Ничего мелкого. Ничего, что позволило бы забыть ее после первой встречи.

Нет, ей не нужна дешевая популярность, она мечтала, чтобы ею восхищались, чтобы ее уважали, в том числе и те, кто ее ненавидел и боялся. Ведь Фрэнси отлично понимала, что, став как папа, она будет и источником страха, и объектом ненависти, и ей будут желать смерти. Вот поэтому она не ныла и терпела мучительные тренировки в лесу. Она знала, что это для ее же пользы.

Фрэнси никогда не знала заранее, сколько продлится тренировка. День, два, неделю? Это незнание было частью испытания. Но отец всегда за ней приходил. Один и тогда, когда она меньше всего этого ждала. Она никак не могла понять, откуда он узнавал, где она находится, но ни разу не спросила, точно зная, что он не расскажет. И только когда выросла, поняла, что он прикреплял к ней передатчик и знал о каждом ее шаге.

Придя за ней в лес, Юсеф всегда так сильно обнимал ее, что становилось больно. Он все-таки боялся, как бы с ней не случилось беды. Но закалять дочь было необходимо, нужно было сделать из нее бойца. Юсеф не хотел, чтобы кто-то мог победить его дочь. Нет, побеждать будет она. И выживать, несмотря ни на что.

Кроме матери и сестры, только Пер знал об этой части домашнего обучения Фрэнси. Он качал головой и говорил, что это безумие. Но она не обращала внимания. Ведь он не понимал, что нужно научиться терпеть боль, не понимал, что ей нужно было так жестко тренироваться, чтобы суметь все, что потребуется от нее впоследствии. Это как в большом спорте. Таланта недостаточно, нужно много тренироваться, а чтобы достичь вершины, тренироваться через кровь, пот и слезы.

Конечно, в лесу по ночам она плакала от боли, страха и тоски по дому. Но чем старше становилась, тем меньше. А потом и вовсе перестала. Научилась собираться, отключать чувства, превращаться в сплошную броню и давать себе даже большую нагрузку, чем требовалось.

И вот она опять в этих местах, в лесу, где сформировалась ее личность. Она будто слилась воедино с тем, кем она тогда была: ребенком, подростком, молодой женщиной.

Уже темнело, но ей не было страшно. Это совсем не то что душное одеяло депрессии, нет, этот сумрак безопасен и дарит защиту. Глаза уже приспособились к темноте, а ноги сами знали, куда идти. Мысли, напротив, предательски плескались в голове, как в топком болоте.

Она отказывалась верить, но верила.

Не хотела наказывать, но у нее не было выбора.

Неужели нет никакого выхода? Маленькой лазейки, вроде тех, которые всегда находятся в законе, особенно если пообещать денег Бергу и Грёнлунду.

Уже много часов она бродила в самой чаще, там, где не найти дороги и нет гарантии вернуться назад. Но ей было наплевать. Ей уже столько раз случалось заблудиться, и она всегда находила дорогу домой.

Какая головокружительная свобода, когда не страшно!

Если она встретит медведя, то подождет, надеясь, что удастся разойтись миром, а если нет, она его застрелит.

Если провалится в глубокую яму или попадет в капкан, она не будет паниковать, а попытается найти решение проблемы.

Если ее настигнет непогода, она построит шалаш и переждет бурю.

Если встретит насильника, то просто разорвет его на куски.

А если появится Зак? Нет, она и тогда не испугается. Просто задумается, как справиться с ним на этот раз.

Можно сесть и выкурить трубку мира. Или изметелить друг друга до полусмерти. Или попытаться договориться и стать равноправными боссами объединенной Фирмы. Или бросить монетку, кому валить из Стокгольма и начинать бизнес в другом месте. Или же поговорить о том, кто стал его шпионом и предал ее. Или потрахаться всласть, ведь ничто не снимает стресс так хорошо, как секс, а они оба измотаны этой войной.

Больше она ничего не придумала и просто продолжала идти, сунув руки в карманы куртки, а рюкзак становился все тяжелее.

Наконец она решила сделать привал. Собрав немного веток и пару сучьев потолще, сложила костер, достала одеяло и термос, в котором еще не остыл горячий шоколад; она выпила его с двумя черствыми булочками.

Свернувшись калачиком у костра и подложив рюкзак под голову, она стала думать о Кристине.