Эпидемия. Начало конца - Стив Альтен

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД! ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ.

Круг третий

Обжоры

Я в третьем круге, там, где, дождь струится,Проклятый, вечный, грузный, ледяной;Всегда такой же, он все так же длится.

Тяжелый град, и снег, и мокрый гнойПронизывают воздух непроглядный;Земля смердит под жидкой пеленой.

Трехзевый Цербер, хищный и громадный,Собачьим лаем лает на народ,Который вязнет в этой топи смрадной.

Данте Алигьери. Ад

20 декабря

158-я улица

Манхэттенвилль, Манхэттен

22:06

9 часов 57 минут до предсказанного конца света

Дождь перешел в мелкий снег. Патрик и Вирджил нашли убежище под массивной аркой конструкции, поддерживающей Риверсайд-драйв. Под туннелем находился гараж, один из многих, принадлежащих нью-йоркскому департаменту министерства транспорта США.

Они очутились в огромном, никак не меньше пяти этажей в высоту, похожем на пещеру туннеле. Посыпанная гравием дорожка терялась во тьме. По туннелю завывал ледяной ветер. Шеп поежился — промокший свитер был слабой защитой в декабрьский холод.

Слева они заметили небольшую застекленную будку. Там было темно и пусто. Вирджил дернул ручку — незаперто. Старик вошел внутрь и вскоре вернулся, неся с собой черную горнолыжную парку.

— Надень-ка ее, — предложил Вирджил Шепу.

— Мала. Я не могу просунуть в рукав протез.

Старик расправил левый рукав куртки и протянул его Патрику.

— Разрежь его лезвием протеза, чтобы рука прошла.

Одним резким движением мужчина полоснул ткань. Гусиный пух, подхваченный ветром, полетел по воздуху.

Вирджил держал парку, чтобы его спутнику было легче ее надевать. Шеп осторожно ввел покореженный конец протеза в левый рукав горнолыжной парки и медленно всунул его до самого плеча. Старик помог ему застегнуть молнию-змейку.

— Теперь теплее? — поинтересовался он.

— Теплее… Вирджил! Слышишь?!

Вой ветра стих, и спутники услышали женский крик. Отчаянный призыв о помощи отозвался эхом во тьме от стен туннеля.

— Пойдем! — крикнул Шеп, сунув коробочку с вакциной за пазуху, и побежал во тьму гаража. Вирджил последовал за ним.

Потолок постепенно снижался, а через несколько сотен ярдов туннель закончился тупиком: мужчины уперлись в бетонную подпорную стену и уходящий куда-то под землю лестничный колодец. В слабом свете лампочек аварийного освещения они увидели трех ротвейлеров. Их привязали за поводки к железным перилам лестницы, перекрыв доступ посторонним. Цепи собачьих поводков переплелись и теперь злобные черно-коричневые сторожевые псы были плотно прижаты друг к другу. Ротвейлеры скалились, брызгая пеной, но не могли дотянуться до женщины.

Женщине было за пятьдесят. Плотного телосложения. Белая. Раздетая до нижнего белья, она стояла по грудь в грязи, натекшей из открытых дренажных труб, замусоривших все вокруг сточными отложениями.

Увидев Патрика и Вирджила, женщина начала с упреков:

— Ну вот! А вы, как я вижу, не торопились. Я уже двадцать минут стою здесь и зову на помощь. Сначала они украли у меня все драгоценности, затем отобрали противогаз, который, между прочим, обошелся мне в пять тысяч долларов. Потом эти маленькие ублюдки раздели меня до лифчика и трусов и оставили здесь умирать…

Собаки залаяли на Патрика, когда он подошел к женщине.

Их тела слились в одно гигантское тело трехглавого пса… Цербер! Мифическая гончая подземного царства Гадеса встала на задние лапы. Истекая пеной, Цербер раскрыл пасти и залаял на Патрика.

Шеп отступил на шаг назад. Окружающий мир завертелся волчком…

Бетонная стена превратилась в длинный коридор тюремного блока. По бокам — стальные двери-решетки. Арестанты лежат бок о бок на полу в конце коридора. Тюремщики смеются, едва сдерживая трех сторожевых псов. Ротвейлеры заходятся в лае, бросаясь на испуганных голых иракских заключенных.

Офицер службы разведки поворачивается к Шепу.

— Мы называем это «зашугивать задержанных», — говорит он Патрику. — Следователи ценят наш труд. Зашугивание помогает развязывать языки.

— А в чем их вина? — спрашивает Патрик.

— Не знаю. А какая разница? Наша работа заключается в том, чтобы вселить страх Господен в этих клиентов Гуантанамо. Давай вот этого. Тащи его жирную задницу ко мне.

Шеп хватает испуганного иракца за локоть, поднимает на ноги и, отделив от товарищей по несчастью, тащит к офицеру.

Тот приставляет ствол пистолета к виску задержанного.

— Смитти! Скажи ему, чтобы взялся руками за щиколотки ног. Если он разожмет руки, я вышибу ему мозги. Шеперд! Когда я скажу, ударишь арабскую собаку по спине резиновым шлангом.

— Сэр! Я не думаю, что смогу…

— Ты не думаешь?.. Кто просит тебя думать? Это приказ, сержант. Шеперд! Мы получаем приказы непосредственно из службы разведки. Если мы будем добросовестно исполнять свои обязанности здесь, то дома, в Америке, больше никогда не повторится одиннадцатое сентября. Тебе понятно? А теперь бери этот чертов шланг. Смитти! Говори ему то, что я тебе сказал…

Служащий-контрактник переводит слова офицера на фарси. Дрожа от страха, тучный заключенный сгибается в три погибели и обхватывает руками свои лодыжки.

— Шеперд! А теперь врежь, как следует, террористу по заднице!

Секунду поколебавшись, Патрик шлепает по волосатой спине сорокалетнего водителя такси и отца пяти детей резиновым шлангом.

— Что с тобой? Или ты любитель мусульман? Вмажь ему, как следует, сержант Шеперд! Ударь его так, словно перед тобой упрямый мул.

Офицер службы разведки подмигивает переводчику-контрактнику. Тот вынимает из уголка рта недокуренную сигарету и засовывает ее горящим концом в левое ухо арестанту.

Человек взвывает от боли. Боясь быть застреленным, он, не выпуская из рук лодыжек, валится лицом вперед на покрытый кафельными плитками пол, разбивает себе голову и теряет сознание.

Офицер и переводчик-контрактник громко хохочут.

Шеп отступает от раненого человека и лающих, брызжущих слюнями собак…

Один из ротвейлеров внезапно замолк… За ним другой… Третий… Животные задыхались, словно что-то попало им в пасть.

— Патрик! С тобой все в порядке? Патрик!

Шеп вытряхнул из сознания воспоминания о тюрьме Абу-Грейб. Он снова находился в туннеле под Риверсайд-драйв. Рядом стоял Вирджил. Правая рука старика вся была в грязи.

Три ротвейлера выплевывали грязь, попавшую им в пасти.

Грузная женщина вскочила на ноги, прошлепала мимо собачьей своры и скрылась в лестничном колодце, оставляя после себя следы грязи и сточных вод.

Вирджил взглянул на Шепа. Инвалид казался очень бледным. Он весь дрожал.

— Очередная галлюцинация?

— Скорее плохое воспоминание.

— Расскажешь?

Патрик смотрел на собак. Воспоминания крутились в его голове.

— Это было в Ираке… Во второй раз меня определили системным администратором в тюрьму Абу-Грейб. Я там должен был сидеть за компьютером и наблюдать. Новеньких обычно ставили в ночные смены, а там много чего нехорошего происходило…

— Ты имеешь в виду пытки?

Шеп утвердительно кивнул головой.

— Меня заставляли принимать в этом участие. Когда я пожаловался, то мне сказали заткнуться и выполнять свою работу. Дела пошли совсем гадко, когда из Гуантанамо прибыли секретные агенты. Не поверишь, но это были психически больные люди. Они не давали заключенным спать и сутки напролет читали им детские стишки. Это сводило арестантов с ума. Иногда эти придурки подвешивали заключенных в наручниках и оставляли на несколько часов. Сам я этого никогда не видел, но слышал, что заключенных пытали, опуская головой в воду. Иногда агенты заходили слишком далеко и по-настоящему топили арестантов. Когда такое случалось, они помещали тело в мешок для трупа и приказывали нам избавиться от него ночью.

— Но ведь не это тревожит тебя? — спросил Вирджил.

Шеп отрицательно замотал головой. Взгляд его затуманился.

— У нас содержался иракский контр-адмирал Хамид Забар. Чтобы заставить адмирала говорить, секретные агенты привели его шестнадцатилетнего сына и пытали на глаза у отца… Мне тоже пришлось присутствовать при этом…

Патрик немного успокоился.

— Я работал в тюрьме полгода. Кое-кто из нас смог передать сведения о творимом там произволе в средства массовой информации. Началось официальное расследование. Я как раз вернулся в Нью-Йорк и сообщил в соответствующие органы о своем желании дать показания, но меня даже слушать не захотели. Расследование оказалось сплошной фикцией, рассчитанной на то, чтобы успокоить общественное мнение и американскую прессу. Вину за пытки возложили на нескольких офицеров низших чинов, назвав их «гнилыми яблоками», затесавшимися среди морально-здорового коллектива. И ни слова не сказали о нашем начальнике, который лично давал приказы пытать заключенных. Рамсфелд несет ответственность за жестокое обращение с заключенными. Его правая рука Пол Вольфовиц лично руководил экзекуциями… А был еще генерал-майор Джеффри Миллер. Рамсфелд послал его в Абу-Грейб, и он превратил тюрьму в Восточное Гуантанамо. Никто из виновных не был осужден и даже не получил дисциплинарные взыскания. Только тупицы вроде меня получили по шапке. За согласие давать свидетельские показания нам вначале уменьшили категорию по денежному содержанию, а затем тайно внесли в список «вечных возвращенцев». Через восемь месяцев я снова оказался в Ираке.