Диармайд. Зимняя сказка - Далия Трускиновская

– Ну, как? Ну, что? – наперебой повторяли они, а гадалка Зоя, с которой Изора только что пила свой второй утренний кофе, стояла в дверях кабинета и все не могла вставить свое «здрасьте».

– Извините… – раздался вдруг тоненький совсем детский голосок.

Изора и Дара обернулись разом. Сперва им показалось, что на пороге стоит дитя, но это розовощекое черноглазое дитя шагнуло в коридор, сделало два шага, и тут стало ясно – пришла маленькая горбунья с удивительной красоты лицом, но ростом чуть более метра.

Изора ахнула, выпустила из объятий Дару и поспешила навстречу.

– Входи, милая, входи, вот сюда, раздевайся! – заговорила она, как с ребенком. – Давай сюда шубку, я повешу! А ты вот в кресло садись, к калориферу, погрей ручки…

Дара очень неодобрительно слушала это воркование. Она не признавала в работе нежностей и учила крестниц быть суше, строже, не тратить время на ахи и охи. Сана раз и навсегда поняла, что сэкономленные на глупостях минуты сложатся в час для дополнительного клиента. А вот Изора забывалась.

Горбунья сняла меховую шапочку, которая, собственно, и делала ее похожей на ребенка, размотала шарф. Тут Дара увидела, что меж затылком и горбом у нее – тяжелый узел изумительных, темно-каштановых волос, если распустить – пожалуй, получится ниже колен. Горбунья поправляла этот узел крошечными, меньше даже, чем у Саны, ручками, и если не заглядывать в глаза, не заходить сбоку, то можно было бы принять ее и за двенадцатилетнюю девочку.

– Тебя как зовут? – спрашивала меж тем Изора. – Лет тебе сколько?

Дара была против того, чтобы к клиентам обращались на «ты», однако сейчас Изора словно с цепи сорвалась.

– Зовут – Фаина, а лет… – тут горбунья вздохнула, – двадцать пять. Вы записывать будете?

Дара все поняла: Фаина пришла в салон, желая найти мужчину, который бы хоть немного полюбил ее. В двадцать пять лет она уже имела на это право…

Но и не только право тела имела эта обиженная судьбой девушка – право души, а если совсем точно – право той силы, что жила в ее душе.

Дара шагнула к Фаине и еле удержалась, чтобы не опуститься на корточки.

– Скажите, вы когда-нибудь пробовали лечить руками?

– Кто, я? Так этому же, наверно, учиться надо? – удивленная вопросом Фаина посмотрела на Изору.

– У многих это от рождения, Фаиночка, – сказала та, и по лицу крестницы Дара поняла – Изора тоже почуяла в гостье что-то необычное, но сильное и готовое к действию.

Умнее всех поступила Зоя – пока Изора ахала и кудахтала, пока Дара косо на нее смотрела, Зоя сбегала в кабинет Изоры, где только что пили кофе, и принесла оттуда на подносе все необходимое, уместила поднос на сервировочном столике, столик подкатила к креслу – и, не успели Дара с Изорой опомниться, как образовалось весьма приятное дамское застолье. А у Зои еще хватило ума закрыть дверь салона, чтобы никто наобум лазаря не ввалился.

Однако корзинка с печеньем была почти пустой.

– Гейс бы на тебя наложить, чтобы сладкого поменьше потребляла. Гляди, в юбку скоро не влезешь, – беззлобно пригрозила Дара крестнице.

– А что, крестненькая, на раздобудешь ли к столу чего-нибудь этакого? Без калорий? – показав на корзинку, спросила Изора.

– Огурцов, что ли?

Дара много чего умела. Иное проделывала из чистого баловства – те же опыты по телекинезу, хотя он и требовал большого напряжения. Несколько раз она изумляла крестниц, буквально добывая из воздуха то банку с красной икрой, то запрессовку копченого лосося. Фактически это было мелкое воровство из ближайшего универсама. Зная, что у персонала и без того совесть нечиста, Дара иногда брала грех на душу, но вообще старалась блюсти этический кодекс целителя, в котором на первом месте была краткая, но емкая заповедь: НЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЯЙ!

Сейчас ей, кроме всего прочего, хотелось убедиться в том, что наваждение не причинило ей вреда, способности остались прежними и искаженный гейс после бурной ночи никоим образом не проявился.

Дара собралась с силами, но пугать Фаину с Зоей не стала, а завела левую руку (в этом она подражала Фердиаду) за спину, сосредоточилась, визуализировала длиннейший зеленый огурец, но в последнюю секунду передумала: в самом деле, кофе с огурцом – это уже запредельно!

Пакет с нарядным импортным печеньем она положила на стол, когда прочие отвлеклись разливанием кофе. И вздохнула с облегчением: получилось!

– Ну, еще стихи пишу, – смущенно сказала Фаина в ответ на вопрос, которого Дара, занятая своим трюком, не слышала. – Их обязательно показывать?

– Конечно, покажи, – и Изора протянула руку за крошечным блокнотом, куда совсем уж бисерным почерком были вписаны ровненькие строчки.

Изора знала, что для крестницы стихи и таблица логарифмов – явления примерно одного порядка, поэтому сразу забрала блокнот. Видя, как уверенно она распоряжается в салоне, Фаина возражать не стала.

Она прочитала одно стихотворение, другое – и задумалась.

Еще в пору своей бестолковой первой любви она сама писала стихи, причем делала это не только от переполнявших душу эмоций, но еще и от литературной безграмотности. Кто-то из однокурсниц подарил ей томик Цветаевой, потом появились и другие имена. У Дары в голове словно что-то щелкнуло и открылась дверца. Она поняла, где пролегает граница между поэзией и не-поэзией. Больше она ничего рифмованного не писала, но всякий раз, обнаруживая талантливое четверостишие, тихо радовалась – и тому, что кто-то другой может, и тому, что сама способна понять и оценить.

Горбунья писала такие пронзительно-отточенные стихи, что дрожь пролетала по коже. Но не только – фантазия затащила ее в столь странные края, что Дара только и произнесла: «Ого!»

– Вы про что, про что? – забеспокоилась Фаина, отнимая блокнотик. – Ах, про это? Это – раннее!…

– Послушай, крестница, – Дара вернула блокнот и прочитала вслух стихи:

– По белой кромке ночных морей,По краю тени ночных холмовНесется след незримых подков,И Ниав кличет: Скорей, скорей!Выкинь из сердца смертные сны!Кружатся листья, кони летят,Волосы ветром относит назад,Огненны очи, лица бледны.Призрачной скачки неистов пыл,Кто нас увидел – навек пропал:Он позабудет, о чем мечтал,Все позабудет, чем прежде жил.Останется в сердце не звон, не зов,А жажда зова, беззвучный глас…И у подножья зеленых холмовОн будет бродить, ожидая нас…

– Как-как? – переспросила Изора, боявшаяся вздохнуть, когда крестная читала стихи. – Я не ослышалась? Ниав?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});