Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду - Александр Ильич Антонов

а мы поймём.

— Вот и думаю я издать указ, воспрещающий закрепощение холопов без кабалы по давности. Поправлю сиим нерадение правителя Годунова, допущенное им десять лет назад.

— Пользу сей указ принесёт, возродит обычай отцов и дедов, пробудит у холопов преданность к тебе. И церковь благословит твой шаг, а я помолюсь за тебя Всевышнему. — И повернулся к Сильвестру, с которым привык советоваться: — Что мыслишь, светлая голова?

— Скажу одно, святейший: Россия будет кланяться отныне и вовеки государю-батюшке Василию за заботу о своих малых детях.

Был на исходе день Захария-серповидца. Крестьяне уже достали из камор серпы, приготовили их к будущей жатве. А в России продолжалась гражданская война. Марина Мнишек ещё сидела с отцом в Ярославле, но собиралась тайно сбежать из города при первом же знаке о появлении в пределах России второго Лжедмитрия, нового её властелина.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ТАЙНЫ ИЕЗУИТОВ

Гермоген излагал дьяку Патриаршего приказа грамоту-повеление архиепископу Смоленскому Сергию, дабы готовил паству к защите земли Русской да укреплял город. И когда в покое возникли Сильвестр и Лука, патриарх недовольно спросил:

— Зачем не подождали, пока стою у дела да мысль излагаю?

— Владыко святейший, прости. Лука привёз худые вести из Тулы, — выступил вперёд Сильвестр.

— Говори, сын мой, Паули!

— Царь запруду ставит на реке Упе, дабы затопить город и войско Болотникова. Да муромец Иван Сулин такое ему посоветовал и сам взялся за дело.

— Не уразумел, в чём грех.

— Святейший, там же дети и женщины приговорены к погибели! — воскликнул Сильвестр.

Гермоген подошёл к ведуну и лазутчику вплотную, посмотрел сурово.

— Аз скорблю и печалуюсь о каждом убиенном рабе Божьем, но перст его указал на Тулу, поражённую два года изменой. Зачем Тула укрыла у себя вора, коего изгнали калужане? Будем скорбеть и молиться за невинные души. А ещё помолимся Миротворцу, дабы пощадил вопиющих к нему.

— Да приступом бы взять сей город! — воскликнул Сильвестр.

— Сколько их было? Устояла крепость, как и от мамаев. — И чтобы прекратить напрасный разговор, Гермоген твёрдо сказал: — Царь от своей меты не отступится. Но я попрошу его, дабы проявил милосердие к слабым и сирым, к жёнам и детям... Всё, что могу...

— Напрасно мы себя тешили, Лука, — ворчливо произнёс Сильвестр и хотел покинуть покой патриарха. Гермоген остановил его:

— Вы мне оба нужны. Идите сей час в трапезную, вкусите пищи и возвращайтесь.

За дверью Паули сказал:

— Идём, побратим, медовуху пить — да прямо из братины!

— Годится, братенич!

И друзья засиделись в трапезной. Медовуха им уже головы кружила, они забыли про наказ Гермогена. Да вскоре он сам напомнил о себе. Пришёл, сел с ними рядом. Сильвестр и ему налил медовухи.

— Слушайте, гулёны, — патриарх отодвинул кубок, — снова нужда в вас строгая. Нужно бы узнать, какие каверзы замышляют поляки и их досужий наставник Рангони. Да ежели бы токмо сие меня угнетало... — Гермоген выпил-таки медовухи, бороду вытер и тихо заговорил: — Ещё пора проведать, дети мои, что замышляет против России глава святейшего престола папа Римский. Вот о чём Всевышний сподобил меня задуматься. Верю и уповаю на творца, что он поможет вам добыть тайные планы папы. Других помощников у меня нет. А то, что папа Климент замышляет каверзы против России, поверьте мне...

Сильвестр и Лука задумались. Они не спешили спросить, когда им собираться в путь, куда идти, но прежде спросили себя: почему патриарх меньше озабочен смутой в России, но не жалеет сил, чтобы защитить державу от посягательства извне? Неужели его так пугает нашествие католиков-иезуитов? И вспомнил Сильвестр время царствования Лжедмитрия, и понял, что патриарх болеет душой не зря. Римская церковь по-прежнему рвалась поработить русскую церковь. И Речь Посполитая, а по Сильвестру — ляхи, католики, еретики, — тоже вынашивала эту мечту. И потому так настойчиво искали на западе нового Лжедмитрия. И вся беда для России была в том, что там знали, кого нужно тянуть на Мономахов престол. И уготована новому самозванцу участь матрёшки, которую римляне и поляки ставят для видимости царской власти.

Беда с Запада надвигалась. Дошли до России вести о том, что в Польше закончилась гражданская междоусобица. И все паны-вельможи, лихие головы, такие как князь Роман Рожинский, гетманы Лисовский, Сапега, готовы были ринуться в преисподнюю, ввязаться в драку с самим сатаной, лишь бы не прозябать в своих имениях. Пан Зебржидовский, ветеран польской конфедерации, считал воздух мирной Польши невыносимо тяжёлым для себя и стремился на просторы России. С ним рвался на Русь другой ветеран конфедерации пан Маховецкий. Всё войско у поляков было под ружьём. И стоило поставить его к востоку и сказать: «Вперёд, арш!» — как хлынет на россиян конница, двинутся пешие легионы. Гетманы Вацлавский и Тышкевич уже держали на самой границе по тысяче всадников. Стоял во главе скучавшего от безделья тысячного отряда улан известный в России партизан Александр Лисовский, лихо гулявший за спиною царской рати.

Но россияне ещё не знали, что не только у Римского папы, но и у католического духовенства Польши тоже есть планы порабощения России, уничтожения её независимости и веры.

— Святейший, куда нам идти, где искать дичь? — спросил Сильвестр. — Мы и в Рим готовы...

— Сын мой, Сильвестр, и ты, отважный Лука, аз не повелеваю, но прошу, ежели вы найдёте мужества, идти в Краков и там искать правду о замыслах иезуитов и поляков. В Кракове вы её добудете, хотя варится она в Риме. Мои люди уже были в Стародубе, видели поляка Мархоцкого, кой служил у самозванца и сидел в Москве. Мархоцкий рассказал, что по требованию Марины Мнишек нашли нового самозванца. Ещё пан говорил, что он не то попович из Северской земли, Алёшка Рукин, не то сын князя Курбского, великого недруга Ивана Грозного, не то учитель из города Соколы. Да суть, дети, не в том. Полякам и римским иезуитам нужен идол, за коего они спрячутся, пока идут к Москве. И силу свою они токмо здесь раскроют, на погибель россиянам. Вот и всё напутствие, сыны мои. Пойдёте же не таясь. Тебе, Лука, быть посланником, а ты при нём — толмачом. И будет вам моя грамота с печатью. Да поможет вам Всевышний и в ночь и в день, на полях и в лесах.

Оба лазутчика были скоры