Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти - Карл Август Виттфогель

1906 году, показала, что абсолютистская бюрократия гораздо сильнее заинтересована в создании класса богатых крестьянских землевладельцев, чем в защите земельных владений аристократов.

В неаграрном секторе экономики меры регулирования были столь же бесхитростными. Правительство поощряло создание частных капиталистических предприятий в промышленности и торговле и – в меньшей степени – в банковской сфере и строительстве путей сообщения. Но к началу XX века большая часть железных дорог империи находились под управлением государства, оно осуществляло финансовый контроль над «монопольными» отраслями промышленности и занимало ключевую позицию в иностранных инвестициях. С помощью государственных гарантий оно оказывало влияние на третью часть немонополизированных предприятий легкой промышленности, а в 1914 году – на 90 процентов главной отрасли тяжелой индустрии – горнодобывающую промышленность (Виттфогель К. Россия и Азия; Ляшенко П. История национальной экономики России).

Эти данные свидетельствуют о том, что в начале XX в. царский режим занимал стратегическое положение в экономике России. Советский экономист Ляшенко отмечал, что российская банковская система перед революцией «в материальном плане отличалась от банковских систем западных капиталистических стран. (…) Государственный банк был центральным банком всей российской кредитной системы», а директор кредитного департамента казначейства «контролировал весь финансовый аппарат страны» (Ляшенко П. История национальной экономики России).

Нет никакой нужды оценивать социальный строй России по одному лишь критерию – контролю за финансами, но следует отметить, что в царском государственном аппарате всю финансовую систему страны контролировало одно бюро. Оценивая роль царской бюрократии в сельской и городской среде, не составляет труда понять, что даже в начале XX века государственный аппарат был влиятельнее общества (Виттфогель К. Россия и Азия).

Османская Турция

Более позднее развитие Турции сочетало в себе черты Византии и русские образцы. Турецкая империя была схожа с Византийской, поскольку ее территория в целом совпадала с территорией Византии, а также в том, что она с самого начала контролировала классические районы гидравлического хозяйства. Она также напоминала царскую Россию в том, что на нее сильно повлияла индустриализация Европы. Турция отличалась от Византии в том, что потеря ее гидравлических провинций совпала с упадком ее политического могущества; а от России ее отличало то, что рост экономического и культурного влияния индустриального Запада сопровождался и частично предшествовал успешному посягательству на турецкий суверенитет.

Диверсифицированные конечные эволюции

В этих трех странах критическим фактором для ослабления деспотического режима стала внешняя агрессия. А это опосредованно подтверждает выносливость восточного деспотического порядка.

В случае с Византией не совсем понятно, был ли маразм деспотического режима в конце его существования порожден внутренними или внешними факторами – чрезмерным ростом земельной аристократии или завоеванием ее крестоносцами в 1204 г. Как бы там ни было, растущие собственнические силы не отделяли себя от загнивавшего государства. Влияние Запада было еще сильным, чтобы парализовать традиционное деспотическое правительство, но недостаточно мощным, чтобы способствовать развитию нового сбалансированного, опирающегося на частную собственность (капиталистического) общества.

Что касается России, то бюрократический абсолютизм получил смертельный удар только в 1917 году. До этого маргинальный восточный деспотизм успешно приспособился к условиям развивающейся индустриализации. Царское правительство делало все больше уступок движимой и недвижимой собственности, а во время последних лет своего существования даже разрешило нескольким политическим организациям действовать в масштабе всей страны (см. главу 10).

Но несмотря на все эти успехи, бюрократический режим просуществовал только до начала 1917 года.

Что касается Турции, то иностранные державы сломали хребет османской независимости в ходе нескольких войн, и, хотя Россия участвовала в разгроме Турции, в ее трансформации преобладало влияние Западной Европы. Именно под ее влиянием в Турции были проведены очень важные конституционные реформы. Благодаря более слабой значимости независимого развития собственнических отношений в сельском хозяйстве и в сфере капитала турецкие реформы были поначалу еще более поверхностными, чем в Российской империи, и это несмотря на тот факт, что первый парламент появился в Турции раньше, чем в России в 1876–1877 годах. Впрочем, слабость независимых внутренних сил была до определенной степени компенсирована усиленным разложением традиционного государственного аппарата, который рухнул после разгромов, которые понесла турецкая армия во Второй Балканской войне и в Первой мировой войне.

Маргинальный аграрный деспотизм, содержащий явные гидравлические элементы

Среди стран, в которых господствовал маргинальный (пограничный) деспотизм, Московское государство и Византия Средних веков, имевшие множество общих культурных черт, обладали одним общим недостатком, который особенно значим для нашего исследования: ни в той ни в другой стране агродеспотические операции не играли решающей роли. С другой стороны, империи Ляо (государство киданей на северо-востоке Китая) и Майя, с культурной точки зрения имевшие очень мало общего, обладали сходством тех гидравлических черт, которые были в них выражены особенно четко.

Империя Ляо

Империя Ляо заслуживает особого внимания по целому ряду причин. Это – одно из немногих восточных завоевательных сообществ, в которых «варвары» (скотоводы-завоеватели), в данном случае монгольский хан, управляли частью Китая, не перенося своей столицы из степей Внутренней Азии в покоренный ими Северный Китай. Ляо – первая из четырех великих исторических завоевательных династий Китая; тремя другими были Цзинь (которой правили чжур-чжэни), Юань (где правили монголы) и Цин (управляемая маньчжурами). Поэтому институты Ляо очень похожи на институты Цин, Юань и Цзинь, и это сходство проявилось и в других захватнических династиях Китая и повсюду[34].

В течение двух сотен лет своего господства монголы так и не осознали, какие возможности скрываются в гидравлическом сельском хозяйстве. Вместо этого, как и другие конные «варвары», они с подозрением взирали на поля, пересеченные ирригационными каналами, которые мешали конному войску развернуться во всю ширь. Тем не менее большая часть их аграрных территорий имела давние гидравлические традиции. До установления власти Ляо в Северном Китае и Маньчжурии крестьяне копали каналы и строили на реках запруды, а завоеватели, по-видимому, стремились сохранить это гидравлическое наследство. После того как были затоплены тридцать деревень в современном Хэбэе, был издан «указ императора, повелевавший прочистить и углубить старые каналы. А когда в 1074 году проливные дожди создали угрозу для населения долины реки Ляо, северный канцлер [приказал] мобилизовать всех здоровых мужчин, живших по берегам этой реки, и велел восстановить на ней дамбы. Один опытный чиновник предупредил, что такие крупномасштабные работы не следует проводить в данный момент, и попросил остановить их. «Императорский двор одобрил это [предложение], и работы прекратились». Дальнейшие события показали, что этот чиновник был прав – река не нанесла никакого ущерба, а размеры гидравлической барщины и ее тяжесть были чересчур велики. «Вдоль берегов реки на тысячу ли не было ни одного человека, который не радовался бы этому» (Виттфогель К., Фен Ч.