Наследник своенравной магии - Чарли Хольмберг

очень долгой игры с мячом.

Кстати, об «очень долгой» – его плечо уже начинало побаливать.

Оуэйн бросился обратно к нему, сжимая мячик в зубах, но на полпути назад замедлился, его глаза метнулись к морю. Подняв уши, он выронил мяч. Мерритту стало любопытно, и он повернулся посмотреть, что же привлекло его внимание. Заслонив лицо от солнца, он смотрел, как трое мужчин сходят с широкой лодки. На всех была темная форма. Дозорные?

«Все в порядке», – сказал Мерритт, хотя и не собирался использовать общение. Он успокоил Оуэйна жестом, а потом пошел к приближающимся мужчинам. Это, наверное, новости по его заявлению на Бэйли; он для этого съездил к дозорным в Портсмуте, тем же самым, к которым обращался, когда Сайлас Хогвуд напал на Хюльду.

– У вас для меня новости? – спросил он, когда до них оставалось несколько шагов. Он не узнавал их лиц, но, быть может, это просто солнце било ему в глаза.

– Мерритт Фернсби? – спросил один из них. Очевидно, они его тоже не узнавали. Ну и какой смысл носить эту эксцентричную прическу, если никто не дает себе труда его узнавать?

– Да? – в животе размоталось странное чувство.

Двое из трех шагнули вперед, окружая его. Он не замечал веревку, которую держал один из них, пока тот не скользнул ему за спину, дергая руки назад.

Оуэйн залаял.

– Вы арестованы, – будничным тоном сказал первый.

Мерритт нацепил свою маску покрепче и попытался сохранять спокойствие. Не боролся, пока на его запястьях завязывали узлы.

– Кто-то вторгается в мой дом, а неприятности у меня? Мне что, нужно перечитать портсмутские законы?

– Мы из Бостона, – прояснил один из дозорных, и то непонятное чувство превратилось в ужас.

Скрипя зубами, Мерритт спросил:

– И за что же, скажите на милость, меня арестовывают?

– Противозаконное использование магии, мошенничество и заговор.

Один из дозорных у него за спиной толкнул его к лодке, но Мерритт уперся пятками.

– А ну-ка еще раз? Какой заговор?

– Можете спросить у тюремщика. Идем, – мужчина махнул своим товарищам.

Мерритт попытался протиснуться мимо них.

– У меня есть право знать! Какой заговор? Что за мошенничество?

Оуэйн продолжал лаять. Сзади раздались тяжелые шаги.

Дозорный нахмурился.

– Я просто выполняю приказы.

Мерритт прорычал:

– Но уж наверняка вы знаете, кто их отдает.

– Констебль? – недоверчиво спросил дозорный. Затем он пожал плечами. – Обвинения выдвинуты Лондонским институтом хранителей очарованных комнат.

Мышцы Мерритта ослабли, и другие дозорные успешно пихнули его вперед. Хюльда в беде.

– Эй! – выкрикнул первый дозорный, выставив вперед руку и потянувшись за пистолетом на боку. – Эй! Стоять на месте!

Мерритт сумел изогнуться достаточно, чтобы увидеть, как Батист быком несется к ним. Вывернувшись из хватки одного из бостонцев, Мерритт развернулся, чтобы встать к Батисту лицом.

– Стойте! – закричал он. – Батист, нет. Оно того не стоит.

Повар замедлился и зарычал, как медведь. Продолжил идти вперед, пока между ними не осталось пять шагов, четыре…

– Я буду стрелять! – угрожал первый дозорный.

– Куда вы пойдете? – настаивал Мерритт, пока Оуэйн лаял у ног Батиста. – Куда вы потом пойдете, если вас тоже арестуют?

Француз остановился.

– Все в порядке, – добавил Мерритт, пока напряженные дозорные тащили его к лодке. – Это недоразумение. Оно скоро разрешится, вот увидите. Просто дождитесь меня. Я вернусь еще до заката.

Оуэйн скулил чуть громче с каждым новым футом между ними. Дозорные запихнули Мерритта в лодку и активировали кинетическую руну, чтобы вернуться на материк. Оуэйн лаял им вслед: это был громкий, высокий звук, передразнивающий завывание зимнего ветра.

Мерритт, должно быть, потерял сноровку, если Оуэйн так легко раскусил его ложь.

* * *

Еще до полудня Мерритта, с которым обращались достаточно грубо, чтобы поставить несколько синяков, запихнули в исправительное учреждение округа Саффолк – небольшую тюрьму к северу от Бостона, в которой имелась камера, построенная специально для удерживания преступников, имеющих чары в крови. Это место было размером примерно с Уимбрел Хаус и таким же очаровательным, каким тот был, когда Оуэйн все еще предавался мрачным мыслям в его стенах. Вся тюрьма была выстроена из холодного камня, щедро сдобренного строительным раствором. Мерритту не удалось как следует оглядеться во время экскурсии, в частности потому, что охранники, сопровождавшие его, держали руки у него на затылке, заставляя его смотреть исключительно на собственные ноги.

Его глаза тут же обратились к женщине, сидящей на другом конце комнаты, и его сердце учащенно забилось.

– Ох, Мерритт! – воскликнула Хюльда, когда он потерял равновесие и упал на колени, – они развязали ему руки, но не дали времени, чтобы кровь опять прилила к пальцам. Хюльда схватила его за локти и поставила на ноги; он сумел неловко, боком обнять ее, когда решетка захлопнулась за его спиной.

В глазах Хюльды стояли слезы, когда она оглядывала его и сбивчиво рассказывала о том, что произошло с ней, – история, из-за которой ему захотелось всадить кулак в живот Уокера и оторвать яйца Бэйли.

Ну, хотя бы против разговоров охранники не возражали, так что они могли обменяться своими историями, пока кровь возвращалась в руки Мерритта. Камера, в которой они находились, была размером с его верхнюю гостиную. Мебели не было, лишь каменный выступ, бегущий вдоль дальней стены, широкий ровно настолько, чтобы среднестатистический мужчина мог лечь, и длинный настолько, чтобы четверо таких улеглись друг за другом. Окон не было, быть может, чтобы не дать стихийникам с чарами воздуха активировать свою магию. Или, с такой же вероятностью, просто из жестокости.

Что до решетки, то она была из кованого железа, тяжелая и активировалась кинетическими чарами при помощи специального жезла, который один из охранников носил на поясе. Мерритт не заметил, который из них ее активировал, но мерцание охранного щита – такого же заклятья, что было и у него самого, – покрывало решетку, отметая всякую возможность побега. Мерритт точно не знал, может ли он деактивировать другие охранные щиты или только свои, но даже если бы мог, это бы не приблизило его к свободе – даже ребенок не протиснулся бы между этими прутьями, и даже Батист не смог бы их погнуть. К тому же они с Хюльдой невиновны… Конечно, найдется способ это доказать. Как минимум они могли бы подтвердить, что в нем нет ни капли психометрии.

Так зачем рисковать и пытаться сбежать?

А что до их суда, то ни дозорные, ни охранники не смогли сообщить, когда тот может состояться. Он молился, чтобы скоро.

Отвернувшись от двери, Мерритт заметил, что в камере есть еще один заключенный, сидящий в дальнем южном углу, – мужчина постарше, который видал