Распущенные знамёна - Александр Антонов

— А что тут разбираться? — вмешался в разговор Сталин. — На лицо очередная измена и опять в Генштабе. Я не понимаю, почему Духонин всё ещё начальник Генерального штаба?

Ответил Жехорский:

— Духонин честный офицер и отличный штабист.

— Отличный нужен был во время войны, товарищ Жехорский. Сейчас сойдёт и просто хороший, лишь бы это был полностью наш человек.

Ленин посмотрел на умолкшего Сталина как-то странно: то ли одобрял, то ли, наоборот, порицал? Потом он перевёл взгляд на Жехорского.

— Михаил Макарович, я поручал вам подумать о перестановках в армейском руководстве. Кого вы наметили на должность начальника Генштаба?

— Тухачевского, Владимир Ильич. В марте предполагалось назначить Духонина на должность командующего всеми войсковыми соединениями в Финляндии, а на его место назначить Тухачевского, присвоив ему очередное воинское звание.

— Звание подождёт, — сказал Ленин. — А рокировку проведём немедленно! Кстати, вам не кажется, что должность наркома обороны для Маниковского не подходит? В кресле заместителя наркома он смотрелся бы лучше!

— Но у меня пока нет предложений по кандидатуре наркома обороны, — растерялся Жехорский.

— Ваше упущение, Михаил Макарович, вам его и исправлять! Принимайте-ка, батенька, наркомат обороны сами.

— Но…

— Никаких «но»! — воскликнул Ленин, однако, взглянув на откровенно огорчённое лицо Жехорского, смягчил тон: – Знаю я ваше отношение к подобным вещам. Да и мне самому, честно говоря, будет вас не хватать. Потому решим так: сейчас принимаете наркомат, а как управимся с мятежом, будем тут же искать вам замену. Если хотите, можете считать себя в командировке. А теперь, товарищ нарком обороны, доложите Совету Безопасности ваше видение дальнейшего развития событий.

Жехорский уже полностью овладел эмоциями, потому подтянулся и заговорил по-военному чётко:

— По конвою. Думаю, что разделение транспортов произошло по двум причинам: отсутствие достаточного количества быстроходных судов и нежелание части «добровольцев», хотя бы ввиду усталости, участвовать в каких-либо военных действиях. Командование Добрармии учло эти два обстоятельства, соединило обе проблемы и передало под нашу ответственность.

— То есть, вы считаете, что на судах, прибывающих в Севастополь, нет потенциальных мятежников? — спросил Сталин.

— В основной массе их нет, — сказал Жехорский. — Но это отнюдь не означает что кое-кто, особенно из офицеров, не попытается после расформирования его части пробраться к Корнилову.

— Ценная деталь! — одобрил Ленин. — Феликс Эдмундович, учтите это в вашей работе.

— Уже учли, Владимир Ильич, — ответил Дзержинский. — Подобный вариант развития событий включён в план превентивных мер.

— Отлично! — кивнул Ленин. — Продолжайте, Михаил Макарович, — предложил он Жехорскому.

— По Черноморскому флоту. Надо немедленно сместить Саблина с поста командующего и назначить на эту должность Берсенева.

— Не слишком ли он молод для командующего? — усомнился Ленин.

— Да, опыта у него маловато, — согласился Жехорский. — Зато он быстро учится и он полностью наш человек.

Последним словам улыбнулись все, кроме Сталина, который сделал вид, что не заметил камешка в свой огород.

— Я прямо сейчас дам указание подготовить приказ о назначении Берсенева, — сказал Ленин, а вы продолжайте доклад, товарищ Жехорский.

— Непосредственно по мятежу. Предполагаю три центра, где будут сосредоточены основные силы мятежников. Это Екатеринодар, куда наверняка приведёт Добрармию Корнилов. Это Новочеркасск, где расположен штаб атамана Каледина. Это Ростов, где сконцентрируются войска, верные Юденичу.

— Юденич тоже в заговоре? — с тревожным недоумением спросил Ленин.

— Уверен, что да, — твёрдо ответил Жехорский.

* * *

Три дня запланировали власти Севастополя и командование Черноморского флота на чествование героев – «добровольцев». На деле управились за один. Менее 10000 человек сошли на берег с транспортов, которые привёл в гавань Тарасенко. С развёрнутыми знамёнами, под звуки оркестров, под барабанный бой, под приветственные крики толпы горожан, сквозь которую пролегал их путь по улицам города, дошли они до мест временной дислокации, где их ожидал праздничный обед. Впереди их ждала демобилизация, но это завтра, а сегодняшним вечером Морское собрание устраивало приём в честь Георгиевских кавалеров всех чинов и званий.

В разгар вечера к Каппелю подошёл начальник штаба флота.

— Товарищ генерал, слышали последнюю новость? — спросил он.

— О какой новости вы говорите, товарищ адмирал? — поинтересовался Каппель.

— В Екатеринодаре небольшим количеством бывших членов Учредительного собрания власть в России передана в руки триумвирата, в который вошли Корнилов, Каледин и Юденич. Как вам это?

— Отвечу иначе, — деланно безразличным тоном произнёс Каппель. — Меня это просто не касается. Я уже, знаете ли, человек почти что штатский. Завтра еду в Петроград, буду просить отставки.

В Харькове Каппель и ещё несколько офицеров покинули маршрут, и пересели в поезд, следующий в Екатеринодар.

Командир отдельного конно-пулемётного полка Внутренних войск Украины подполковник Кожин ещё раз поспрошал разведчиков:

— Точно все офицеры собрались в одном вагоне?

— Да точно, — в который раз уверили его разведчики. — Все, гадюки, сползлись в последний вагон.

— И никого штатского там нема?

— Ни, одно офицерьё!

— Добре, — стукнул нагайкой по голенищу Кожин.

Последний вагон отцепили на ходу за несколько станций от Горловки. Поезд благополучно проследовал входные стрелки, а вагон пустили на тупиковую ветку. Он по ней катился, катился, пока не остановился. Удивлённые офицеры услышали усиленный при помощи рупора голос:

— С вами говорит командир полка Внутренних войск Кожин. Приказываю выходить из вагона с поднятыми руками и без оружия!

Минуту длилось молчание, потом из вагона стали стрелять.

— Добре! — кивнул Кожин. — Хлопцы, начинайте!

Подлетели тачанки и лихо развернулись. Пули изрешетили вагон в считанные минуты. Тех, кому «посчастливилось» выпрыгнуть на другую от тачанок сторону, порубили в поле верховые. Бойцы Кожина поднялись в заваленный телами вагон и добили раненых.

— Добре, — подвёл итог операции Кожин и приказал похоронить убитых.

Саблин с тревогой смотрел на рейд. Выгрузка личного состава закончилась. Теперь суда отходили от причальных стенок, чтобы уступить место транспортам с артиллерией и бронетехникой (бонус от англичан). Вот только успеют ли разгрузить? Саблин повернул бинокль в сторону открытого моря.

Эскадра Берсенева входила в Цемесскую бухту. Силы были неравны. Линкор «Воля», на мачте которого упорно трепыхался флаг командующего флотом, крейсер «Алмаз» и четыре эсминца против двух линкоров («Адмирал Александр Колчак» и «Свободная Россия»), линейного крейсера «Петроград» (бывший «Гебен») и десятка эсминцев. «Долго не продержимся, но на часок-другой Берсенева задержим!» – подумал Саблин и отдал приказ идти на сближение с противником.

Бой получился куда скоротечнее, чем на то рассчитывал Саблин. «Алмаз», который вырвался вперёд, с первых выстрелов стал проигрывать дуэль «Петрограду», вскоре на нём начался пожар и крейсер поспешил спустить флаг. Против «Воли» оказались оба линкора эскадры Берсенева. Эсминцы Саблина попытались было организовать против них торпедную атаку, но дальнобойные орудия линкоров довольно быстро потопили два из них, обратив остальных в бегство. Когда дистанция между линкорами сократилась, и можно было открывать стрельбу из орудий главного калибра, — противник почему-то с этим медлил – на мостик поступило сообщение о том, что заклинило носовую башню. И сразу же корабль перестал слушаться руля. Над причиной бед долго голову ломать не пришлось. В рубку втащили избитого офицера и бросили тело к ногам Саблина. Адмирал с удивлением узнал в нём балагура и весельчака, любимца всей команды лейтенанта Максимова.

— Это он, ваше превосходительство, рулевой механизм испортил! — прокричал один из палачей Максимова.

— И башню заклинил тоже я! — улыбаясь разбитыми губами, признался Максимов.

Саблин посмотрел на море. Линкоры противника сократили дистанцию до убойной. «Один выстрел с нашей стороны и они разнесут нас в клочья», — осознал Саблин. Ему стало так тоскливо, что он тут же совершил, наверное, самый подлый поступок в своей жизни. Повернувшись к морякам, доставившим Максимова, он, криво улыбнувшись, произнёс:

— Что-то Владимир нынче уж очень горяч. Пусть охладится в морской водичке!

Когда Максимова выволокли из рубки, Саблин устало сказал командиру «Воли»: