Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ) - Оксана Токарева

он успел отрастить крылья?

Пока рулады не стали совсем уж оглушительными, Ева спросила, о ком идет речь.

— Это оперный Див, ну или просто Див, который на дубу кличет, а потом оттуда падает, — пояснил Лева.

— Из «Слова о полку Игореве»? — потрясенно уточнила Ева, пытаясь вспомнить, что же она еще знала об этом фольклорном персонаже.

Источники сообщали очень мало информации, и она однозначно сводилась к тому, что Див несет дурные вести, хотя и предупреждает о них.

— На самом деле он не так уж опасен. — успокоила ее Маша. — Но голос у него — будь здоров. Акустическим воздействием коней на землю кладет.

— Как Соловей-разбойник? — уточнила Ева.

— Именно, — кивнул Лева. — И с прошлого года репертуар сделался значительно шире, — добавил он, строго глядя на Ксюшу.

Та только продолжила довольно улыбаться.

— А что тебя не устраивает, Шатунов? Достало уже бедного преданья замшелой старины повторять!

— Только у меня гитары с собой нет, — проворчал в ответ Лева.

Пение по мере их приближения становилось все более оглушительным, беруши уже не спасали. И обойти это препятствие никак не получалось. Див, видимо, свил гнездо возле тропы, в самом узком месте, где с одной стороны берег ручья обрывался глубоким оврагом, а с другой — располагался поросший непроходимой чащей крутой косогор.

Когда все еще скрытый густой листвой певец дошел до фразы про то, что свободен от зла и от добра, Ева невольно усмехнулась. Подобное утверждение подходило, кажется, для всех хтонических существ. Меж тем Лева, дав Маше какой-то знак, сошел с тропы, собираясь, видимо, обойти насест и на какое-то время вырубить солиста. Ксюша его остановила.

— Не смей его трогать, Шатунов! Он же исчезающий вид!

— А как мы тут пройдем? — нахмурился Лева. — У тебя есть идеи получше?

Ксюша в ответ только поправила в ушах беруши и решительно шагнула вперед.

— Эх, музыканты-музыканты! Не слэмились вы на наших рок-тусовках! — снисходительно проговорила она. — Ну я понимаю, Маша с Евой — домашние девочки, но ты-то, Шатунов — духовик.

Когда она приблизилась к насесту на расстояние около двадцати шагов, Див, не переставая голосить, показался из своего укрытия.

Более нелепого существа Ева себе даже представить не могла. Она, конечно, помнила картины, изображающие Сирина, Гамаюна и Алконоста, видела Финиста и Жар-птицу во плоти. Див был шутовской пародией на свою крылатую родню. Бородатая, украшенная рыжими патлами человеческая голова крепилась к мужскому торсу. Однако туловище с развитым плечевым поясом и мускулистыми руками, поросшими рыжей шерстью и перьями, оканчивалось не ногами, а птичьими лапами, и куцехвостой куриной гузкой.

Создавалось ощущение, что когда-то он пытался обратиться, но застрял на середине трансформации. Впрочем, самого Дива его внешность нисколько не смущала. Он пел, даже не задумываясь о том, как комично в его устах звучала, к примеру, сравнение с птицей в небесах, стараясь в буквальном смысле поразить слушателей мощью своих вокальных данных.

Когда он в очередной раз дошел до припева и сделал короткую паузу, видимо, раздумывая, завести ли песню по десятому кругу или вспомнить что-то другое, Ксюша, подошедшая достаточно громко, восторженно зааплодировала.

— Молодец! Хороший мальчик! — гаркнула она, стараясь перекричать возрастающие рулады. — А громче можешь?

Див, приободрившись, заревел так, что листья посыпались с деревьев.

— Что она делает? — в ужасе спросила Маша, заматывая голову шарфом и отходя подальше.

Ева последовала ее примеру.

Лева лишь удовлетворенно улыбнулся. Похоже, он разгадал замысел одноклассницы.

Див меж тем пропел песню еще раз настолько оглушительно, что ветка под ним трещала. Ксюша только улыбалась, подтягивая припев.

— А еще громче?! — потребовала она.

Див набрал полную грудь воздуха и взревел, как преодолевающий звуковой барьер реактивный самолет. Ветка под ним угрожающе скрипела. Когда он дошел до припева, повторяя фразу о свободе, его голос сорвался, предварительно дав неслабого петуха. В это же время раздался жуткий треск, ветка под ним сломалась, и он рухнул куда-то в кусты.

— Ходу! — скомандовал Лева, потянув Еву и Машу за собой вперед по тропе.

— Да не торопитесь! — снисходительно усмехнулась Кюша, вглядываясь в заросли, из которых доносился хрип и обиженное кудахтанье. — Бедолага, кажется, сорвал голос.

— И что теперь? — участливо спросила Ева.

— Какое-то время не сможет петь, — пояснила Маша.

— А потом опять примется за старое, — добавил Лева. — Такая уж натура.

— Ничего! Я его, если он репертуар освоит, знакомому продюсеру покажу! — оптимистично улыбнулась Ксюша. — На оперной сцене ему и вправду делать нечего. Только голос этими вашими завываниями портить. Зато есть шанс стать рок-звездой.

— Особенно если начать раскрутку с клипов в интернете, — одобрил ее бизнес-план Лева. — Чтобы народ сначала привык к облику, а потом на концерте восхищался мастерством гримеров и костюмеров.

Они спустились с косогора и продолжили путь. На ночлег расположились возле знакомого уже ручья, разбив лагерь под защитой деревьев. Дежурить решили по очереди. Еве достались самые спокойные утренние часы. Несмотря на осеннее убранство леса, солнце в Слави подчинялось обычному годовому ходу, и поэтому светало достаточно рано.

Выбравшись из палатки, Ева с наслаждением вдохнула свежий с привкусом прелой листвы воздух, наблюдая, как солнце поднимается над лесом. Костер, огонь в котором они поддерживали всю ночь, уже почти догорел, и она поспешила подбросить свежего хвороста, стараясь разжечь пламя, как показывал вчера, объясняя ее обязанности, Лева. Сам кудесник, отстояв самую сложную ночную стражу, отдыхал рядом с женой, набираясь сил. А вот Ксюши нигде не было видно. Хотя вроде бы Еве как раз следовало ее сменить.

Умывшись возле ручья и приведя себя в порядок, Ева устроилась у входа, вспоминая сегодняшний сон. На этот раз Карина больше не мучила Филиппа, поэтому его тело, оставшееся в клинике, не сотрясали конвульсии и спазмы, а сам он, запертый в темной камере, лежал на охапке прелых листьев и несвежей соломы, находясь в тяжелом забытье.

Карина нервно мерила шагами знакомый зал с черным зеркалом и по сто раз вызывала Танечку или, как ее звали на самом деле, Елань, явно кого-то поджидая.

— Ну что ты дергаешься? — голосом Константина Щаставовича сварливо проговорило зеркало у нее за спиной. — Все равно, пока ее хранит магия пера и бабкино благословение, ты ничего ей сделать не сможешь.

— Спасибо за ценную информацию, можно подумать, я сама не знаю! — сердито ощерилась на отца Карина. — Может быть, еще подскажешь, как у нее перо выманить? Уж с благословением я бы как-нибудь разобралась. При помощи всадников или без них.

Бессмертный не удостоил ее ответом, и Карина переместилась в спальню, где в сладком предвкушении под одеялом ерзал Никита. Однако, едва хозяйка приблизилась к ложу,