Самые знаменитые реформаторы России - Владимир Казарезов

Крепостные помещика Давыдова (Московская губерния) писали: «Всеавгустейший монарх! Всемилостивейший государь! Несносные разорения и беспредельное насилие суть виною восприемлемой смелости всеподданнейшими пасть пред трон вашего императорского величества, не изыскать иных средств избегнуть нашей бедственной гибели».

Крестьяне князя Голицына (Орловская губерния): «Смилуйся, государь, и не дай вконец погибнуть, отреши нас за себя, государь! Если же вы, государь, нас, бедных, и паки оставите за господином, тогда они нас всех насмерть помучат…»

Крестьяне помещика капитана Власьева (Ярославская губерния): «Повелите всемилостивейший государь ограничить неистовства господина нашего Власьева или взять в казенное вашего императорского величества ведомство; нет иного спасения, как только от высокомонаршего престола вашего…» И так далее.

Жалобы шли на рассмотрение в губернии, а там в силу помещичьей солидарности оказывалось, что доносы ложные, а жалобщики — бунтовщики. И их наказывали.

Таким образом складывалась ситуация — царь добрый, а помещики плохие. И заполыхали крестьянские бунты по всей России (они имели место в 32 губерниях из 42). Но напрасно рассчитывали крестьяне на заступничество «милостивейшего государя». Многие воинские части были направлены на подавление крестьянских выступлений. А царь обнародовал манифест, в котором внушал крестьянам, что «закон Божий поучает повиноваться властям предержащим, из коих нет ни единой, которая бы не от Бога поставлена была. Повелеваем, чтобы все помещикам принадлежащие крестьяне, спокойно пребывая в прежнем их звании, были послушны помещикам… под опасением за преступление и своевольство неизбежного по строгости закона наказания». Так что крестьянские выступления, в известном смысле спровоцированные императором Павлом, по его же приказам жестоко подавлялись.

Отдельные акты, направленные на облегчение участи крестьян, чередовались с шагами по ужесточению их положения. Расширилась зона распространения крепостного права с утверждением его в Новороссийском крае и в области Войска Донского; получили разрешение покупать крестьян владельцы заводов и фабрик, не имевшие дворянского звания; было предоставлено право помещикам ссылать крестьян в Сибирь.

Наиболее значительным антикрестьянским актом является массовая раздача государственных крестьян частным лицам. Она производилась не только из желания угодить своим фаворитам, отблагодарить их за службу, но и по глубокому убеждению Павла, что крестьянину за помещиком будет лучше, чем в положении государственного. Он говорил: «По-моему, лучше бы и всех казенных крестьян раздать помещикам. Живя в Гатчине, я насмотрелся на их управление. Помещики лучше заботятся о своих крестьянах; у них своя отеческая полиция». Это было чистейшей воды заблуждением, являвшимся следствием неглубокого знания Павлом жизни, что довольно странно, так как он получал массу жалоб от крестьян на своих господ и просьб взять их в казну, сделать государственными.

За четыре года царствования Павел раздал помещикам, по разным источникам, от 530 до 600 тысяч душ крепостных с землей. Для сравнения, Екатерина II за 34 года правления раздала около 400 тысяч душ. Известны три дня, за которые была раздарена Павлом половина из общего числа розданных им крестьян. 4 декабря 1796 г. 30 человек, приближенных нового императора, получили 32 тысячи душ мужского пола; 5 апреля 1797 г., в день коронации, уже 109 человекам досталось более 100 тысяч душ, и 16 апреля 1797 г. царь подарил офицерам гатчинских батальонов около 17 тысяч душ. Таким образом, за указанные три дня всего царем было раздарено около 300 тысяч крестьян. Большинство розданных являлись дворцовыми крестьянами, то есть людьми, свободными от барщины, имевшими больше земли, и вообще отличавшимися более высоким жизненным уровнем, чем крепостные помещиков. «Щедрость» царя обрекла его подданных на очевидное ухудшение положения.

В целом, несмотря на благие намерения, Павлу не удалось хоть как-то улучшить положение крестьян. На этом фоне начиналось царствование Александра I, в первые годы выражавшего намерения существенно облегчить их участь. Он говорил даже о возможности отмены крепостного права. Но дальше разговоров дело не пошло.

Любовь Павла к армии, стремление переделать ее на прусский манер объясняют, с одной стороны, преемственностью. Заниматься муштрой солдат и игрой в солдатики любил его отец, Петр III, боготворивший прусского короля Фридриха Великого. Павел, в пику своей матери Екатерине, выпячивал все, что имело отношение к отцу. Во-вторых, он был буквально очарован немецкими военными порядками во время своего путешествия в Германию на смотрины невесты. Кроме того, тринадцать лет живя уединенно в Гатчине, имея несколько батальонов солдат, он преимущественно с ними только и занимался. Столь длительное приобщение к любимому делу вроде бы должно было породить некие идеи по реформированию армии. Однако ничего подобного не случилось. Впрочем, очевидно, и не могло случиться, поскольку личного участия в военных действиях он не принимал, да и крупными соединениями не командовал. А длительные упражнения с несколькими гатчинскими подразделениями оставались играми, не более. Забавы юного Петра I с его потешными полками имели куда большее значение для формирования в нем полководца, чем батальоны Павла для его становления.

Прусская армия являлась одной из лучших в Европе, и заимствуя от нее все наиболее существенное, Павел мог сделать что-нибудь доброе для российской армии. Но он брал от пруссаков только внешнюю атрибутику — неудобные мундиры, прически с пудрой и салом, способствовавшие разведению в голове паразитов, бесконечную муштру и жестокие наказания солдат и офицеров за малейшие провинности.

Солдаты, входившие в состав нескольких гатчинских батальонов, с которыми в течение 13 лет Павел отрабатывал прусские армейские приемы, с восшествием его на престол были рассредоточены по гвардейским полкам, чтобы быть примером для остальных, помогать им переходить на новую службу.

Бесконечные смотры и парады, вероятность наказания за действительную или мнимую оплошность делали невыносимой военную службу. Начался массовый исход офицеров из армии. В словаре Брокгауза и Ефрона по этому поводу читаем: «…дворяне толпами стали покидать службу, и это не замедлило отразиться на составе администрации; так из 132 офицеров конно-гвардейского полка, состоявших на службе в момент воцарения Павла, к концу его царствования осталось лишь два; зато подпоручики 1796 г. в 1799 г. были уже полковниками».

Павел отменил обычай, когда дворянских детей с детства, еще грудными младенцами, записывали на службу, и к достижению совершеннолетия они уже имели унтер-офицерские, а то и офицерские звания. Конечно, цена таким офицерам была невелика, и решение Павла являлось вполне разумным. Однако отмена этой привилегии вызвала недовольство в дворянском сословии.

Дворяне покидали военную службу, переходили на гражданскую. Чтобы остановить отток из армии, Павел запретил принимать молодых дворян на гражданские должности, увольнять дворян из армии до получения офицерского звания без его разрешения, а уволенных не только лишил права занимать должности, но и участвовать в выборах. В общем, в армии имелось много оснований быть недовольными императором.

Хотя современники отмечают, что несмотря на все это, рядовые солдаты любили его. Потому что наказывал он прежде всего офицеров и генералов.

В армии прекратилось, или по крайней мере заметно сократилось, воровство, и солдаты стали лучше обеспечиваться по сравнению с предшествующими временами. Граф А.Р. Воронцов, очень не любивший Павла I, тем не менее отмечал, что «положенное для солдат не служило другим в корысть». Это также нужно иметь в виду критикам Павла, отказывающим ему в каком бы то ни было позитиве. У рядовых имелись иные поводы быть довольными императором, несмотря на изнурявшую их муштру. Современник Павла Ланжерон говорил, что «солдаты-гвардейцы любили Павла. Особенно предан ему был первый батальон Преображенского полка. Взрывы ярости несчастного государя были направлены против офицеров и генералов; солдат же хорошо одевали, хорошо кормили, даже дарили им деньги». То же отмечал и князь Чарторыжский: «Солдаты редко подвергались причудливой суровости имп. Павла. К тому же за парад или развод им часто давали хлеб, говядину, водку и рубли».

Кипучая, бессистемная реформаторская деятельность Павла не обошла и религиозную жизнь страны. Будучи человеком глубоко верующим, он действовал вроде бы и во благо церкви, но не всегда предпринимаемое им оказывалось таковым.

Указом от 18 декабря 1797 г. он повысил оклады священникам, а тех из них, кому денежное довольствие не полагалось, должны были содержать прихожане. Вначале была установлена своего рода барщина — отработка крестьян на полях священнослужителей, замененная в 1798 г. хлебными или денежными взносами. Он ввел награждение священников орденами, что двояко было воспринято ими. Во всяком случае, митрополит Платон, наставник Павла в юности, на коленях умолял не награждать его орденом Андрея Первозванного.