Песни в пустоту - Александр Горбачев

Все это творческое объединение, собранное из людей зачастую диаметрально противоположных взглядов и созданное во многом по образу и подобию сибирского культурного альянса “Гражданской обороны” и “Инструкции по выживанию”, с легкой руки Усова получило название “формейшн” – а участники его, соответственно, звались “формантами”. Конечно, и в этом была своя понятная логика: людям, решившим отбиваться от окружающей реальности, проще держать оборону вместе – да и если музыкантов больше, чем слушателей, вполне естественно способствовать увеличению количества первых, а не последних.

Станислав Ростоцкий

Усов говорил, что, когда они только начинали, они одновременно играли в “Контркультуру”, издавая журнал, и в “Инструкцию по выживанию”, делая группу. При этом понятно, что в данном случае имелась в виду игра тотальная, абсолютно всерьез. Вот на каком-то этапе этой игры и появилась необходимость в движении, во всемосковском панк-клубе.

Константин Мишин

Вадим Зуев, он же Ротон, переехал из Тюмени в Москву жить. Ну, точнее, его мать переехала, и он поступил в медучилище в Орехово-Зуево, наверное, чтобы шприцы бесплатно доставать, иметь доступ ко всяким спиртосодержащим продуктам и прочим таблеткам. У нас сложилась юго-западная тусовка по географическому признаку. Я, Боря Покидько из “Лисичкиного хлеба”, Усов, Рудкин, Шура Серьга и Ротон. Мы решили, что нечего надеяться, ждать милостей от природы, надо самим себе все делать, самим помогать друг другу записываться, играть друг с другом в проектах. Усов тогда же решил издать журнал “Связь времен”, потому что у него была идея, что делать третий номер “ШумелаЪ мышь” – это уже попс. Потом подтянулись и Леша Экзич в эту формацию, и Леший. А Кульганека этот дикий экстрим начал тяготить. Один, два, пять раз это все как бы весело, а потом, когда постоянно так… Рискуешь по-серьезному в мусарник попасть или под бандитский замес, это напрягает. Ну и вообще, чисто по-человечески как бы тяжело просто, скажем так, с психически ненормальными людьми долгое время общаться. И он начал от всего этого дела немножко отходить. А Усов начал искать новых людей. Первый, кто ему под руку подвернулся, – это Борян Покидько, который в соседнем доме жил. И Арина тоже. Там три дома рядом стояли. Дом Арины, потом дом Бори торцом, потом дом Боряна.

Борис “Борян” Покидько

Репетиции “Лисичкиного хлеба” проходили у Усова, каких-то совместных проектов – у меня, когда родителей не было, после школы. Иногда у Рудкина. Это был 93-й год. Появлялись новые и новые люди, у Усова была масса знакомых. Постоянно какие-то квартирники, концерты. Разговоры, хождения, какие-то действия… Все это наложилось на то, в каком я возрасте тогда был. Передо мной открылся целый мир. В том числе благодаря Усову. Причем многие книги, которые он мне давал и советовал мне почитать, были любимыми книгами моей матери, то есть был у него очень большой, глубокий багаж такого русского интеллигента, несмотря на весь его радикализм. Он очень глубоко вобрал русскую – да и мировую – художественную культуру. Такие какие-то радикальные странности и изменения личности – они появились много позже. Тогда были только намеки. И вся агрессия, которую он проявлял периодически, она была оправданна ввиду тогдашнего положения дел. В общем, он казался полностью нормальным человеком.

Алексей “Экзич” Слезов

Они были озлобленные книжные мальчики с окраин, которые корчили из себя героев, бандитов, алкоголиков и так далее. И эти люди сплотились тогда вокруг Коньково, квартиры 104, про которую Усов пел: “Четвертый день сижу в квартире сто четыре, на морде кровь, часы показывают час”. А так как мы имели перед собой пример Летова с его “Гроб-студией” и безумным количеством альбомов, то Усов решил тоже, что надо писать альбомы всей тусовкой. С одной стороны, это было правильно, с другой – музыкантов там не было. То есть было много людей, которые брались за гитары и какие-то другие инструменты, но реально играть почти никто не умел. Поэтому с музыкальной точки зрения все это изначально было провально.

Александр “Леший” Ионов

Хоть слово “формейшн” и было у всех в обиходе, никто не придавал ему такого почти религиозного смысла, как это было позже и есть сейчас, когда существуют сообщества в интернете и люди, которые тогда в школу в пятый класс ходили, теперь чуть ли не молятся на это. А тогда “формейшн” – это из уст Усова вылетало просто как некая шутка. Это никогда не выглядело, будто формейшн – какое-то движение, как “Гениальные дилетанты” в Германии с Einsturzende Neubauten. Да и не было никакого формейшна – просто собирались, играли, бухали, хулиганили. Причем интересно, что в душе-то мы были абсолютно панками, ну там постпанками, по поступкам, по всему. Но внешне это никак не выражалось.

Борис Белокуров (Усов)

Формейшн означало “Усов плюс все остальные”.

Арина Строганова

Когда мы познакомились, основным у “Соломенных енотов” был альбом “Итог – революция”, новым – заметно отличавшийся в сторону большей музыкальности альбом “Недостоверные данные о счастье”. Поражала ни на что не похожая энергетика и манера исполнения вкупе с такими же ни на что не похожими, очень яркими и талантливыми текстами. (Трудно передать словами непосредственное впечатление от голоса, интонаций, поэзии, драйва.) Я познакомилась с Аней Англиной, игравшей в “Соломенных енотах” на гитаре, с другими формантами и младоформантами. Они здорово подпитывали друг друга, постоянно встречались, фантазировали, придумывали массу своих словечек и выражений и распространяли их в массы. Общение велось непрерывно, все ездили друг к другу в гости, в кино, за кассетами, за книжками, на концерты, свои и чужие. Втроем: Борис, Аня и я – мы подзаработали на переводе с английского дурацкой книжки некоей Кэтрин Куксон. Работать, конечно же, было очень весело. “‘Нет, о Боже, нет!’ Священник хихикнул”, “Стопудово, святой отец!”, “‘Покедова’, – сказала она” и т. п. Никакого редактора в издательстве, похоже, не было, и книжка так и вышла с нашим “юмором”. Атмосфера того времени, основные события, пройдя через своеобразное Борино восприятие, немедленно отражались в журнале “Связь времен”, редактором и основным автором которого был Усов.

Юлия Теуникова

У Усова с Ариной были такие школьные отношения – знаете, “Когда уйдем со школьного двора”… Собственно, в группе “Н. О. Ж.” эта эстетика безумных школьниц очень слышна. Я вообще считаю, что самый удачный вариант – не когда девочка пишет лирику, а мальчик музыку, а наоборот, тогда получается жестко, необычно и без соплей. Вот у “Енотов” так и было, потому что музыку придумывала Арина. А в проекте “Утро над Вавилоном” вообще все отсылало к школьной эстетике, и была в этом определенная возвышенность. То есть люди отрицали мелкобуржуазные семейные идеалы, для них образец отношений – это как раз что-то такое школьное, пионерское-комсомольское-панковское: он ее за косички дергает, а она ходит в зоопарк и смотрит на лемуров.

Александр “Леший” Ионов

В самом начале формейшн был по сути таким московским отделением сибирского панка. Хотя Летова в этой среде было принято ругать. Было у нас знаменитое выражение: “Летов – пес”. Но при этом все установки формейшна шли от него.

Алексей “Экзич” Слезов

В 94-м году погиб Вэ, Ротон, Вадим Зуев из группы “Мертвый ты”, и после этой смерти все сплотились, она стала связующим фактором, между собой начали общаться даже те, кто раньше друг друга не знал. До этого происшествия я с Усовым как-то сталкивался на концертах и пьянках, конечно, но очень мало общался, и уж тем более не доходило до такого, чтобы пригласить меня в группу. Самым сплоченным был год 95-й, когда мы вместе ездили на гастроли, когда Сантим с нами тусовался постоянно. Тогда все еще верили, что у нас что-то получится, что мы все зададим жару и так далее.

Константин Мишин

Был разгул бандитизма по стране. Ни у кого нет денег, все дорого – и в то же время можешь на голове стоять, пока ты никого не зарезал, не убил, условно говоря, тебе ничего не будет. Потому что, даже если нас забирали в ментовку за то, что мы где-то выбьем стекло, набьем кому-то рыло или какой-то дебош учиним, нас практически тут же выпускали, потому что там реальных бандитов и убийц девать было некуда. На нас смотрели как на каких-то сопляков. Нажрались, похулиганили немного – ну, пошли посидели час в обезьяннике или два. В самом худшем раскладе. Нас даже забирать-то просто отказывались. Как-то нас провели в гостиницу “Космос” на открытие авангардной выставки с фуршетом. Художники, Троицкий, какие-то кинокритики, и тут же куча бандитов в малиновых пиджаках, которые смотрят эту всю, как говорится, мазню высокохудожественную. Мы нажрались, учинили дебош, швырялись бокалами, дрались с охраной… Нас оттуда выгнали – даже милицию вызывать не стали.