Пленники надежды - Джонстон Мэри

— Тогда идем, — сказал Лэндлесс, вставая.

Когда они, крадучись, вышли из своего укрытия, над верхушками деревьев взошла луна, залив ущелье своим светом и превратив быстрые воды ручья в россыпь сверкающих бриллиантов. Лэндлесс и Монакатока шли по ним, осторожно ступая по скользким камням. Один раз Лэндлесс оступился, но схватился за огромный валун и удержался на ногах, однако в воду с плеском шлепнулся камень. Он и индеец тут же укрылись в тени скалы и прислушались, напрягая слух, но единственным ответом им был крик козодоя, и они пошли дальше. Когда до лагеря рикахекриан осталась сотня футов, саскуэханнок оставил ручей, пересек полоску земли между ним и скалой и показал на неровную линию, тянущуюся по ней на высоте пяти футов. Лэндлесс всмотрелся в эту линию и увидел очень узкий выступ, пройти по которому было бы невероятно трудно и опасно. Выступ этот был так узок и ничтожен, что проходящий по ущелью белый, наверное, никогда бы не заметил его.

— Мы пойдем этим путем, — сказал индеец. — Он проходит над головами этих собак и их хрусткими сухими ветками прямиком туда, где находится девушка.

Не говоря ни слова, Лэндлесс схватился за ствол небольшого кедра, торчащего из расселины в скале, и взобрался на уступ. Монакатока последовал за ним, и они молча, осторожно начали свой опасный путь. Лэндлессу это было не впервой — мальчишкой он часто ходил по таким карнизам на отвесных белых утесах над морским прибоем, грохочущим в сотне футов внизу. Тогда наградой за его смелость было птичье гнездо, а головокружение или неверный шаг повлекли бы за собой смерть. Теперь, хотя до земли не было и двух ярдов, неверный шаг означал еще худшую погибель, но награда — награда была неизмеримо ценней! В глазах Лэндлесса сиял свет, когда он подбирался все ближе и ближе к шалашу, построенному у скалы.

Они миновали тлеющие угли большого костра и приблизились к кругу спящих индейцев. Те лежали в лунном свете, словно упавшие статуи, их бронзовые тела были недвижны, их суровые черты были бесстрастны, как смерть. На их поясах блестели томагавки и ножи для снятия скальпов, и рядом с каждым воином лежали лук и колчан, полный стрел. Только у одного из них имелся мушкет, положенный на сгиб его локтя, со стволом, поблескивающим на фоне его темной кожи. Правда, она была все же не так темна, как у остальных, да и лицо его, обращенное к звездам, не походило на лицо индейца.

Это был Луис Себастьян. Он лежал немного ближе к шалашу, чем рикахекриане, прямо перед входом, и, когда Лэндлесс остановился на уступе над ним, повернулся и засмеялся во сне.

Медленно и осторожно Лэндлесс спустился с карниза, и его мокасины коснулись земли там, где она была свободна от гальки и веток. Он оглянулся, посмотрел на великана-саскуэханнока, который стоял, прижавшись спиной к скале, держа наготове нож и зорко глядя на спящих воинов, затем беззвучно переступил через тело мулата и вошел в шалаш.

Внутри царила куда более густая тьма. Остановившись у входа, чтобы дать глазам приспособится к ней, Лэндлесс вдруг услыхал крик совы — то был их условный сигнал, — и стремительно повернулся, чтобы встретить опасность, о которой он предупреждал.

Мулат проснулся, встал на колени, затем с кошачьей грацией — на ноги, потянулся, прислушиваясь, оглядел спящих рикахекриан, положил свой мушкет на землю и, улыбаясь, неслышным шагом также вошел в шалаш.

Лэндлесс дождался, когда Луис Себастьян переступит порог, затем прыгнул на него повалил на землю и, поставив ему на грудь колено, придавил его к земле. Мулат пытался вырваться — но его противник был сильнее, пытался вскрикнуть — но Лэндлесс одной рукой изо всех стиснул горло негодяя, а другой пытался нащупать свой нож. Свет луны, льющийся через входной проем шалаша, упал на его лицо. "Ты"! — сказали глаза Луиса Себастьяна, мулат попытался оторвать его руку от своего горла, но Лэндлесс только сдавил его еще крепче и всадил нож в желтую грудь. Когда его враг перестал корчиться, Годфри поднялся с колен и взглянул на злодейскую физиономию, освещенную луной. Их борьба продлилась всего минуту и происходила беззвучно — ни один спящий дикарь даже не пошевелился. Но теперь Лэндлесс услыхал частое, полное страха дыхание, и его уже приноровившиеся к темноте глаза различили в противоположном углу белое пятно. Когда он двинулся в его сторону, белая фигура рванулась прочь, но он схватил ее и прошептал:

— Не кричите. Это я, Годфри Лэндлесс.

В темноте он почувствовал, как вызванное ужасом напряжение покинуло девушку, которую держали его руки, она покачнулась и уронила голову на его руку. Подняв ее бесчувственное тело, он переступил через мулата и, выйдя из шалаша, увидел Монакатоку, стоящего возле входа с ножом в руке и пристально глядящего на спящих рикахекриан.

Глава XXX

ОБРАТНЫЙ ПУТЬ

Лэндлесс повернулся к карнизу, по которому они пришли, но индеец покачал головой и, показав на поток, который, сделав резкий поворот, громко журчал у самых их ног, бесшумно зашел в воду, не забыв, однако, взять мушкет Луиса Себастьяна, лежавший на земле возле шалаша. Лэндлесс молча последовал за ним и повернулся было в сторону реки, но саскуэханнок опять покачал головой и медленно, осторожно направился вверх по течению ручья.

Лэндлесс подчинился, и, одной рукой придерживая бесчувственное тело женщины, в поисках которой он прошел столько миль, а другой хватаясь за валуны, чтобы не скользить, молча последовал за своим спутником мимо рикахекриан, спящих в тени широкой скальной арки и вышел на ничем не затененный лунный свет. Только когда они прошли немалое расстояние по гладким перекатам мимо огромных утесов под темными благоухающими шатрами из ветвей туй, Лэндлесс тихо сказал:

— Почему мы идем вверх по течению этого ручья, вместо того, чтобы двигаться к реке? Это же их путь.

Губы саскуэханнока тронула чуть заметная улыбка.

— Белый человек мудр, кроме тех случаев, когда он находится в лесу. Тогда он так дуреет, будто во всех лесных ручьях течет огненная вода и он выпил ее всю. Его легко обманет даже индейский ребенок. Когда эти алгонкинские собаки проснутся и обнаружат, что лань сбежала, а желтый раб убит, они начнут искать наш след и поймут, что мы пришли со стороны реки. И, не найдя обратного следа и увидев только, что мы вошли в воду возле шалаша, они решат, что мы пошли по течению, обратно к реке. Они тоже отправятся к реке, но, дойдя до нее, не будут знать, что делать. Они подумают: "Должно быть, тех, кто последовал за рикахекрианами в Голубые горы, много, у них храбрые сердца, и они вооружены мушкетами. Они приплыли на лодках, и двое из них: один из их воинов и один ирокез — прокрались по ручью до лагеря рикахекриан, когда Кивасса закрыл свои глаза и уши, и украли уведенную рикахекрианами лань, и убили мужчину, который вместе с ними убежал от бледнолицых". — И пройдет немало времени, покуда они не поймут, что никаких лодок не было и что тех, кто последовал за ними в Голубые горы, было только двое, ибо я очень тщательно скрыл наш след там, где этот ручей впадает в реку. Но в конце концов они отыщут его, а еще через какое-то время смекнут, что вождь конестога, его белый брат и девушка пошли против течения ручья, и тогда пустятся в погоню. Однако это случится лишь после того, как солнце утратит свою силу, и к тому времени мы должны будем уйти далеко.

— Понятно, — молвил Лэндлесс. — Монакатока обладает мудростью лесов.

— Монакатока — великий вождь, — последовал краткий ответ.

— Ты думаешь, они последуют за нами, даже поняв, что к тому времени мы успели уйти далеко?

Они будут идти по нашим следам солнце за солнцем, зоркие, как коршуны, неутомимые, как дикие лошади, голодные, как волки, покуда мы не доберемся до племен, которые дружественны бледнолицым. А это случится лишь через много-много солнц. Я сказал моему брату, что в Голубых горах нас подстерегает Смерть. Теперь же Смерть идет по нашему следу.