За перевалом - Владимир Иванович Савченко

сомневались: стоит ли ставить такой эксперимент? Заданы только точки старта и финиша, выигрывал необязательно прибывший первым; можно двигаться по дорогам, можно через луга, пашни, болота — но учитывался каждый поломанный кустик, каждый помятый на посевах стебель, каждый клок сбитой при резком вираже коры с дерева. Само собой, запрещалось и разузнавать дорогу. Конечной целью этого экспериментального ралли, как понял Арно, было научить персептронный транспорт движению по неизведанной местности к указанной цели оптимальными маршрутами. На Земле не было нужды в таком, это была еще одна примерка к иным планетам.

Они ехали пятые сутки. Арно лидировал в своей группе. Только раз он оплошал, выехал к Волге не там, где рассчитывал, в поисках моста отклонился на северо-запад. Мчались полный световой день, от восхода до заката. За день он выматывался, спал беспробудно. Завтра был последний этап.

В этот день он со своим напарником, который вел параллельный состав, выехал к берегу Азовского моря у Бердянской косы. Далее сложность была только в том, чтобы не свернуть на ведущие в живописные тупики к косам отмелям, берегам лиманов дорожки туристов; пересечь по сухому пути Сиваш — и маршрут, считай, весь. Этапные судьи намекали, что у них есть шансы на первое место.

Арно постелил себе на прибрежном песке, надеясь быстро уснуть под убаюкивающий мерный накат волн на пологий берег. Но не получилось. Ночь была удивительно ясной. Он увидел звездное небо таким, каким оно не бывает на севере. Сначала над головой в темнеющем июньском небе загорелся белый огонь Арктура. «Арктур, Восемнадцатая звездная. Командир Витольд, коренастый такой парнище с простым прибалтийским лицом. Вместе работали на сборке узлов управления его и моего звездолетов в Главном ангаре. Как давно это было!.. Сейчас они подлетают к цели».

С чернильно-темного востока поднималась Вега. «От нее года через четыре должна вернуться Двадцатая, — сразу отозвалось в уме. — Командует Династра 80/118, замечательная женщина, хоть и долговязая, непривлекательна собой. Хороший парень Дин, как ее называли в Академии астронавтики. С самой академии мы и не виделись, она улетела к Веге до финиша Девятнадцатой… Под началом у нее 38 человек, как и у меня было».

В хвосте Лебедя бриллиантовой искрой сверкал Денеб. К нему еще не летали, далек. За ним, паря во тьме, поднимался к середине неба Орел. И в нем, сопровождаемый эскортом из двух звездочек, накалялся белым светом Альтаир.

Альтаир!

Небо сразу сделалось объемным. Не на одной линии эти звездочки, нет — они такие же далекие и тусклые и при взгляде оттуда. За ними, еще неизмеримо дальше, та сторона Галактики, разделенная Великой Щелью звездная полоса. Сейчас она едва просматривается сквозь воздух.

Альтаир!..

Арно на память знал, как меняют свой рисунок Лебедь, Лира, Кассиопея, сам Орел, все иные созвездия, как выглядят они с каждого парсека пути к Альтаиру. Он будто видел это сейчас, повторял маршрут.

Нет, это было невыносимо. Он встал, повернул постель, улегся ногами к западу: тот участок неба и Млечный Путь оказались вне поля зрения.

Но перед глазами появилась иная россыпь небесных огней, «галактика местного значения» — Космосстрой. Арно понял, что попался. Он уже забыл, почему выбрал именно север, где летом звезды не видны вовсе, а зимой немногие в редкую ясную погоду. И Космоссрой оттуда едва заметен.

А теперь все навалилось. Он легко узнавал — по вращению (от него менялась яркость отраженного солнечного света), по орбитам, перемещениям друг возле друга, по вспышкам прожекторов — все объекты. Вон расходятся составы цилиндрических барж с ракетными толкачами РТ-100 в хвостах. Поворачивается тусклым дном к Земле медленно вращающаяся станция-цистерна; ей сигналит световой морзянкой приближающийся грузовик-планетолет. Левее «плеяды» тесная группа ярких пятнышек: шары-цехи сверхлегких вакуумных материалов.

Арно будто был там сейчас, даже вспомнил — держит же память! — кто где работал и работает, с кем он встречался. Как много у него там коллег и знакомых, куда больше, чем на Земле! И вот — видит око… Ему нельзя туда, нельзя даже на толкач, космическим возчиком.

Это было нестерпимо. Арно повернулся вниз лицом, раскинул руки, бил и царапал холодный песок.

— Боже мой… боже мой… — шептал он, — я бы отдал все. И за что мне так?! Не только работать, но хотя бы умереть там — я бы отдал все. Ведь есть и сейчас дела для тех, кто презирает смерть: в радиационном поясе Юпитера, на Меркурии, на Венере, около Солнца… есть, я знаю… Они не смели судить меня по земным законам, не смели, не смели!

Арно так и не уснул в эту ночь. Утром он был совершенно не в форме, снял себя с пробега.

На Таймыр он решил не возвращаться.

Эоли проснулся в своем коттедже в Биоцентре среди ночи, сам не зная почему. Рассвет только занимался, бледнели звезды над куполом, синело черное небо. Молодой биолог чувствовал тревогу и одиночество — такое одиночество, что трудно было глубоко вздохнуть.

«Ило… — вдруг понял он. — Я ни разу не связался с ним. Как будто мне нечего ему сказать, не о чем спросить! Ждал, пока он вызовет меня. Ах, как же так…»

— Эолинг 38 вызывает на связь Иловиенаандра 182! — сказал он шару.

ИРЦ безмолвствовал. Эоли все повторял свой вызов:

— Иловиенаандр 182! Иловиенаандр, отзовись! Эолинг 38 вызывает Иловиенаандра, разыщите его, люди! Ило, где ты, отзовись же!..

Наконец сфетодатчик дал ответ:

— Он умер.

«Я почувствовал это, — понял Эоли в тоске. — Умер, как и жил, — без лишних слов».

Перед ужином Ило объявил:

— Сегодня будет холодная ночь. Накидайте-ка побольше «дров» в свои «печки»!

— Намек понят, — откликнулся Эри.

Предупреждение поняли и другие «орлы»: за ужином все наелись до отвала. И это была единственная мера против холода. Дети легли спать, как обычно, на открытом воздухе, на матрасиках под тонкими одеялами, которым, разумеется, не дано было долго удержаться на их вольно спящих телах.

Так было не первый раз. К ночи температура воздуха действительно упала, в ясном небе холодно блистали звезды. Берн перед сном, любопытствуя, подходил к малышам. Те не ежились, не мерзли, тела их были разгоряченными — избыток пищи выделялся согревающим лучше одеял теплом. Он знал, что утром дети проснутся без признаков насморка.

Ило сидел на камне у воды. Профессор подошел, стал расспрашивать: каков механизм явления, в чем тонкость?

— Какая должна быть тонкость, помилуй! Мы теплокровные, наши организмы — костры, горящие при температуре тридцать семь градусов, источник тепла — перевариваемая пища. Чего же еще?

— Но прежде-то так не могли.