Зумана - Е. Кочешкова

— Тихо, ты! Не противься! Не причиню я тебе зла, дурень. Откройся! Дай мне вести тебя, — но Шут не мог. Это ведь было все равно, что обнажиться, да только неприкрытой оказывалась сама душа. — Не противься! Смотри в костер! Смотри! Не отводи глаз! Ну же, Зумана, не бойся меня! Дай мне исцелить твою душу!

Шута колотило нестерпимо.

Должен… должен довериться…

Сделав над собой нечеловеческое усилие, он перевел взгляд на пламя и, теряя разум в его танце, с криком распахнул сознание… Жар от рук шамана слился с языками костра, и мир вспыхнул, и сам Шут обернулся огнем.

…А потом увидел каменные плиты древнего храма и длинные тени, отброшенные пятью фигурами… Пятясь, Шут в ужасе уставился на них. Ему хотелось уползти, провалиться сквозь землю, обернуться ветром, чтобы унестись прочь.

"Я умру… — подумал он, а мир вокруг мерцал и вздрагивал в такт его неровному дыханию. — Я снова умру… Нет!"

Но что-то изменилось. Изменилось в нем самом. Теперь Шут чувствовал не только страх, но и ярость, безграничную отчаянную ярость.

И нестерпимое желание оборвать связь с этой болью, с этим увечьем, уродующим его душу.

"Нет! — закричал он — Это прошлое! Это все уже кончилось!"

Ведь он ушел тогда. Обманул их всех. Упал в Запределье.

И не разбился, не исчез.

"Нет! Я не ваш! Я не ваш!"

И стало так.

Слезы облегчения сами собой брызнули из глаз, а в груди, раздирая ее на части, зародился отчаянный крик. И, не в силах сдерживать эту сокрушительную силу, Шут выпустил его на свободу… вслед за виной, вместе с болью.

Мир содрогнулся, и фигуры магов на глазах стали съеживаться, оседать, пока не превратились в зыбкие тени, да и те просочились сквозь камни.

А с ними ушел и страх.

Тяжело дыша, давясь последними всхлипами, Шут медленно распрямился. Его руки сами собой простерлись над каменными плитами, над всем этим местом и невидимая энергия заструилась в них через кончики пальцев, через ладони. Даже хлебный мякиш не впитывает молоко так верно, как сила наполняла Шута. Он и не догадывался, сколь много оставил здесь того, что составляло его истинную сущность. Что делало его Шутом.

А когда сила наполнила его до краев, Шут перестал чувствовать себя, свое тело, и даже мысли его вновь исчезли без остатка, растворились в жарком пламени…

Но проснулся он, как обычно, от холода. Не вполне понимая, где находится, и весьма смутно помня события минувшей ночи, открыл глаза и обнаружил, что лежит на давешней подстилке из овечьих шкур, тесно прижавшись спиной к шаману, который тоже, по всему видно, порядком продрог. И было ему щемяще-грустно и очень, очень спокойно. Шут не знал, сном или явью считать все то, что случилось с ним. Но наверняка понимал одно — прежнего страха уже не будет. И этой плахи, этой проклятой ежеутренней плахи больше не будет… Кайза выполнил свое обещание — Шут снова стал цельным.

Шаман спал крепко, и на лице его застыло выражение, с каким возвращаются из боя. Шут смотрел на дергита и в тысячный раз задавался вопросом, отчего этот человек оказался так неравнодушен к судьбе какого-то бывшего придворного дурака? Отчего рядом с ним было так спокойно, словно бы они знали друг друга уже много лет? Откуда эта удивительная связь? Или подобные узы рождается между всеми, кто наделен Даром?

Он тихонько выбрался из из-под теплого одеяла, которым они оказались заботливо укрыты, и подошел к костру, чтобы раздуть угли и согреться наконец. Но тот, как выяснилось, прогорел до черной золы, а возиться с огнивом и соломой Шуту не хотелось.

Дрожа, он поспешил найти свою куртку и надеть ее. Чтобы хоть как-то разогнать холод Шут по старой привычке легко опрокинулся на руки, пробежался на ладонях по вытоптанной земле становища, потом сделал несколько прыжков-переворотов, все ускоряя и ускоряя темп, прошелся колесом и наконец с разбегу закрутил лихое сальто с пируэтом. А потом еще одно, и еще, и еще! На корабле его потребность движения оставалась скована тесными стенами, но здесь, в степи, было так привольно, так чудесно! Лихо вскрикнув, он в очередной раз пружинисто метнул свое послушное тело вверх и в тот миг, когда перед глазами вспыхнуло ярким пламенем рассветное небо, осознание безграничной свободы заставило Шута во весь голос закричать от радости.

Часть третья

Новое имя

1

Элея еще раз проверила, прочно ли стоит котелок и вновь склонилась к костру, чтобы раздуть приникший огонь. Испачканной в копоти рукой осторожно убрала за ухо растрепавшуюся прядь и старательно подула на угли. А когда распрямилась, то не сдержала внезапно заигравшего внутри смеха.

Подумать только! Дочь короля Давиана возится с костром…

Она, улыбаясь, смотрела на воду в котелке и была благодарна богам даже за эту старую обитую в дорогах посудину.

Она была благодарна за все… За каждое мгновение этой новой жизни.

Бывшая наследница Белого трона еще никогда не чувствовала себя такой счастливой и такой свободной.

И когда чуть поодаль заколыхались седые травы, она закрыла лицо руками, чтобы показавшиеся в свете огня всадники не заметили совершенно глупой, радостной улыбки у нее на лице.

— Смотри, принцесса! Я ведь говорил тебе, что у нас будет свежее мясо на ужин! — Кайза подъехал первым и, не спускаясь со своего жеребчика, ловко бросил ей в руки еще теплую тушку небольшого кролика. Элея без труда поймала «ужин» и с усмешкой рассмотрела.

— Мелковат для великого охотника! — шутя поддразнила она шамана, но тот и не думал обижаться. Рассмеялся и спрыгнул наземь. Молодой, сильный как зверь, и такой же дикий, свободный… дитя степи и ветра. На Белых Островах подобные мужчины встречались нечасто. Там в характерах преобладали сдержанность и хладнокровие.

— Ничего, справим похлебку с тсуром, тогда хватит! — Кайза забрал кролика обратно, чтобы привести его в надлежащий для варки вид, а Элея обернулась к шуту, который на своей гнедой кобыле чуть поотстал, но последние слова принцессы услышать успел и тоже негромко засмеялся.

В том, что этих двоих судьба накрепко связала вместе, Элея уже не сомневалась.

Как не сомневалась больше и в своем выборе.

Впрочем, она с самого начала полагала, что поступает правильно, и теперь каждый новый день лишь крепче убеждал ее в этом.

Элея всегда думала, что шаман — это такой страшный человек с зубами, натертыми черным угольным салом, со страшными лохматыми волосами во все стороны, с кровью на когтистых руках… Но Кайза ничуть не напоминал этот ужасный образ, что утвердился в ее воображении после визита в Тайкурдан. Он больше походил на охотника или воина, чем на колдуна. Высокие острые скулы, нос с горбинкой, смоляная грива буйных волос, точеное жилистое тело… Ох и расхватали бы его девки в Тауре… кабы удостоились внимания. Когда Элея поняла, что этот человек станет наставником для Патрика, то удивилась до глубины души. Ей казалось, учителем должен быть седой старец, умудренный опытом, изведавший все и отдающий свои знания лишь потому, что сам уже близок к могиле. Ну или хотя бы вроде Ваэльи. А тут этот стремительный, как ночная рысь, полный жизни, яркоглазый Кайза…Он скорей мог быть просто другом ее шуту или… братом. Иногда Элее казалось, шаман и в самом деле связан с Патриком узами родства — ничуть не похожие внешне, они имели меж собой удивительное внутреннее сходство. Даже не характерами, нет… и не складом мыслей. Что-то на уровне ощущений.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});