Терновая цепь - Клэр Кассандра

– Такой поступок кажется мне совершенно нехарактерным для нее, – с горечью произнес Джесс.

Джеймсу пришло в голову, что для Велиала бросить Татьяну на болоте тоже было бы нехарактерно: если бы она воспротивилась ему, он просто убил бы ее, не моргнув глазом.

– Нет на свете совсем пропащих существ, Джесс, – сказала Тесса. – Для всякого человека есть надежда, даже для твоей матери.

Джесс растерянно смотрел на нее, и Джеймс подумал: «У него не было настоящей матери». Вместо надежды мать внушала ему страх и отчаяние. Он поднялся, отодвинул стул и поклонился Эрондейлам.

– Прошу меня извинить, но сейчас мне хотелось бы побыть одному, – бесстрастно произнес он. – Завтра я отправляюсь в Безмолвный город на встречу с Грейс, и мне придется сообщить ей эту новость. Благодарю за превосходный ужин. И за добрые слова, – добавил он и ушел.

Люси спросила:

– Как вы считаете, мне пойти за ним?

– Сегодня вечером – нет, – ответила Тесса. – Иногда человеку требуется побыть в одиночестве. Бедная Татьяна, – продолжала она, удивив Джеймса. – Теперь я думаю, что все эти годы Велиал просто использовал ее, взял от нее то, что ему было нужно, а когда она перестала быть ему полезной, оставил умирать на пустоши.

Джеймс подумал: интересно, как повела бы себя Тесса, если бы узнала, что Татьяна сделала с ее сыном руками Грейс? Что бы сказала мать, если бы догадалась о его состоянии – привкус желчи во рту, отвратительное чувство торжества при мысли о страданиях Татьяны, которого он стыдился, но которое не мог подавить?

Он крепко сжал правой рукой левое запястье. Даже если бы Джеймс не дал себе слово открыть правду сначала Корделии, он не смог бы найти в себе мужество, чтобы рассказать родителям о браслете. Его мать всегда думала о людях только хорошее, и сейчас, глядя на Тессу, которая сочувствовала гнусной старухе, всю жизнь желавшей ей зла, он понял, что не решится разрушить иллюзии матери.

13. Ангелы средь облаков

Уму и сердцу не страшна Решетка на окне: И в клетке мысль моя вольна, Любовь моя – при мне, Ей нипочем любой засов, Любая западня… Лишь ангелы средь облаков Свободнее меня![36] Ричард Лавлейс, «К Алтее – из тюрьмы»

Свеча догорала, и Корделии приходилось напрягать зрение, глядя на страницу книги.

Она сидела в постели в своей спальне на Корнуолл-гарденс, на верхнем этаже, в мансарде, и читала одну из книг о паладинах, позаимствованных у Кристофера. Снежная крупа стучала по крыше, отчего в теплой комнате было еще уютнее, но все равно чего-то не хватало. Это был не ее дом, это была спальня, предоставленная добрыми родственниками, а она была здесь гостьей.

Корделия до сих пор не распаковала чемоданы – не вытащила ни парижские платья, ни вещи, которые по приказу Джеймса привезли с Керзон-стрит. В глубине души она понимала, что намеренно медлит с этим. Девушка существовала сейчас в состоянии неопределенности, похожем на чистилище между раем и адом, и это ее вполне устраивало, потому что пока не было необходимости принимать какое-либо решение.

Корделия размышляла о ребенке, который должен был скоро родиться. Она надеялась, что это произойдет не слишком скоро. Не в тот момент, когда она, старшая сестра, страшится будущего и не знает, как вести себя с мужем; но хуже всего было то, что она была проклята, стала служанкой демона. Девушка вернулась к книге. Она едва могла разобрать слова в свете огня в камине и тонкой свечки на ночном столике.

Слова не утешали. Большинство паладинов желали быть паладинами, и у них не возникало потребности разорвать связь с повелителями. В конце концов, это давало завидные преимущества: паладин был физически сильнее обычных Сумеречных охотников, мог прыгать выше, сражаться без устали, выживал после ранений, от которых другие погибали. Она даже нашла рассказ о рыцаре, который по ошибке заколол друга, но затем смог магическим образом исцелить его своим «мечом паладина». Ей с трудом верилось в нечто подобное – и вообще, что это могло означать, «исцелить мечом»? Но это был всего лишь анекдот, вроде истории о том, как некий паладин в одиночку одолел вражескую армию, или о том, как два парабатая стали паладинами вместе.

Ветер швырнул в окно пригоршню снежной крупы. Звук был такой, словно в стекло билась птица. Корделия невольно вспомнила ту ночь, когда Мэтью забрался к ней в комнату в оранжевых гетрах и взволновал ее своими проницательными замечаниями. «Мне прекрасно известно, что ваш брак – фиктивный, но на самом деле ты влюблена в него».

Она подумала о Джеймсе, о том, что он сказал сегодня вечером перед расставанием. Оказывается, он догнал ее на вокзале Ватерлоо; мысль о том, что муж стоял там, на платформе, когда она уезжала, была невыносима…

Снова стук. На этот раз громкий, настойчивый. Стук повторился еще три раза, а потом окно распахнулось, и на подоконник посыпался снег. Корделия резко села в постели, выронила книгу и собралась звать Алистера, но потом разглядела облепленные снегом сапоги и распущенные каштановые волосы и узнала Люси.

Лишившись дара речи, она откинулась на подушки, а Люси закрыла окно и шагнула к камину. Поверх брони на ней был надет тяжелый плащ, волосы растрепались и в них блестели льдинки.

– Люси, – наконец заговорила Корделия, – ты, наверное, жутко замерзла. Во имя всего святого, зачем ты полезла в окно? Райза впустила бы тебя… надо было позвонить…

– Я не хотела звонить, – хмуро ответила Люси. Она поднесла ладони к огню, и кончики пальцев, побелевшие от холода, постепенно приобрели нормальный цвет.

– Что ж, тогда подойди сюда, – предложила Корделия. – Я не могу брать в руки оружие, но со стилом пока в состоянии управляться. Тебе сейчас не помешает руна Тепла…

Люси обернулась, картинно тряхнув распущенными волосами, и воскликнула:

– Так дальше продолжаться не может.

Корделия отлично знала, о чем речь, и все же спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Когда ты выходила замуж за Джеймса, – сказала Люси, – я подумала, что это еще больше сблизит нас. Но получилось наоборот: мы лишь отдалились друг от друга.

– Люси. – Корделия стиснула руки, лежавшие на коленях. Она чувствовала себя неловко: подруга была в броне, а она сидела в ночной сорочке с оторвавшейся оборкой на рукаве, волосы были заплетены на ночь в косы. – Отчуждение, возникшее между нами, – это не вина Джеймса. Дело вообще не в нашем браке…

– Ты так считаешь? Корделия, его сердце разбито из-за тебя. Он так несчастен…

– Вижу, ты приняла сторону Джеймса, – сухо произнесла Корделия. – И ты еще спрашиваешь, почему мы отдалились друг от друга? Я знаю, что ты обожаешь своего брата. Еще я знаю, что тебе известна его любовная история с Грейс Блэкторн, по которой он сходил с ума еще неделю тому назад. Я думаю, нам следует прекратить этот разговор. Я не хотела обидеть Джеймса, но я тоже живой человек, а он лишь испытывает чувство вины из-за того, что мне пришлось вступить с ним в фиктивный брак…

– Вина здесь ни при чем, – возразила Люси. – Я догадываюсь о его истинных чувствах…

– А ты не догадывалась о том, каковы будут мои чувства, когда я узнаю, что ты тайком от всех завела дружбу с Грейс и забыла сообщить об этом мне?

Никогда прежде Корделия не говорила со своей лучшей подругой таким жестким, суровым тоном. Люси была ошеломлена.

– Я сделала это, чтобы спасти Джесса, – прошептала она.

– Я знаю, что это такое – быть влюбленной, – продолжала Корделия. – Ты думаешь, я не поняла бы тебя? Теперь ясно, что ты мне не доверяешь.