Македонский Лев - Дэвид Геммел

Наконец мужчины ушли, и он прошел ко входу в храм, свернув в коридор, где жрицы снимали комнаты. Он постучал в дверь самой дальней кельи.

— Один момент, — отозвался утомленный голос, затем открылась дверь. Рыжеволосая изобразила яркую улыбку, вспомнив его.

— Добро пожаловать, — сказала она. — Я надеялась, что настоящий мужчина придет поклониться Афродите.

— Я здесь не за тем, чтобы поклониться богине, — ответил он, войдя внутрь. — Я здесь, чтобы нанять тебя.

— Ты противоречишь сам себе, — сказала она, и накрашенная улыбка погасла.

— Вовсе нет, — возразил он, сев на низкую кровать и пытаясь не обращать внимания на испачканое одеяло. — У меня есть друг — и он умирает…

— Я не сплю с зараженными, — резко ответила она.

— Он не заражен — и тебе не надо будет возлежать с ним. — Мотак обстоятельно разъяснил ей о болезни Пармениона и о страхах, упомянутых Аргоном.

— И чего ты от меня хочешь? — спросила она. — Я ведь не целитель.

— Он наведывается к тебе каждую неделю, иногда и того чаще. Ты, возможно, видела его на поле для состязаний. Его зовут Парменион, но бегает он под именем Леона из Македонии.

— Я знаю его, — сказала она. — Он никогда не разговаривает — даже чтобы поздороваться. Приходит, отдает мне деньги, пользуется мной и уходит. Что я могу для него сделать?

— Не знаю, — признался Мотак. — Я подумал, что он к тебе неравнодушен.

От этих слов она рассмеялась. — Думаю, тебе лучше забыть о нем, — сказала она, подсаживаясь поближе и кладя руку ему на бедро. — Твои мускулы напряжены, а глаза выдают изнеможение. Это тебе нужно то, что я могу дать. — Ее рука заскользила вверх, но он перехватил ее за запястье.

— У меня нет других планов, женщина. Я заплачу тебе за услугу. Берешься за это дело?

— Ты так и не сказал, что тебе нужно, — ответила она.

Он посмотрел в ее накрашеные глаза и глубоко вздохнул. — Я хочу, чтобы ты стерла с лица охру и тени. Чтобы ты вымылась. А потом мы пойдем в дом.

— Я обойдусь тебе в двадцать драхм, — сказала она, высвободив руку.

Он залез в свой кошель и отсчитал десять драхм. — Остальные получишь, когда выполнишь задание, — проговорил он.

Часом позже, когда луна плыла высоко над городом, Мотак и жрица вошли в дом. Теперь она была в простом хитоне до пят, синяя шаль накинута на плечи. Ее лицо было умыто, и теперь Мотаку она показалась привлекательной. Он провел ее в спальню и взял за руку. — Делай всё, на что способна, женщина, — прошептал он, — ибо он очень дорог мне.

— Меня зовут Фетида, — сказала она. — Я предпочитаю, чтобы меня звали по имени, а не «женщина».

— Как скажешь, Фетида.

Он закрыл за собой дверь, и Фетида прошла к постели и позволила своему хитону и шали соскользнуть на пол. Откинув одеяло, она легла рядом с умирающим. Его тело было холодным. Рукой она пощупала пульс у него на шее; сердце еще билось, но пульс был слаб и аритмичен. Она теснее прижалась к нему, правой ногой обвивая его бедра, а рукой поглаживая грудь. Она чувствовала, как отдает ему свое тепло, но он по-прежнему не пошевелился. Ее губы коснулись его щеки, а рука скользнула вниз по телу, лаская кожу. Ее пальцы крутили его член, но ответа не было. Она нежно поцеловала его губы, касаясь их языком.

Больше она ничего сделать не могла. Фетида была утомлена за весь этот долгий день и решила одеться и потребовать оставшиеся десять драхм. Но она еще раз взглянула на бледное, осунувшееся лицо, орлиный нос и запавшие глаза. Что говорил слуга? Что Парменион потерял возлюбленную и не мог ее забыть? Ах ты дурак, подумала она. Мы все страдаем от потерянной любви. Но учимся забывать, учим себя игнорировать боль.

Что еще могла она сделать?

Положив голову на подушку, она приложила губы к его уху.

— Я люблю тебя, — прошептала она. Какой-то миг ответа не было, но затем он вздохнул — мягкий, почти беззвучный выдох. Фетида напряглась и стала тереться всем своим телом об него, пальцами лаская его чресла. — Я люблю тебя, — сказала она громче. Он застонал, и она почувствовала, как его член напрягся в ее руках.

— Иди ко мне, — позвала она. — Иди к… Дерае.

Его тело внезапно изогнулось. — Дерая?

— Я здесь, — ответила она. Он перевернулся на бок, притянул ее руками к себе и поцеловал с такой страстью, какой Фетида не встречала уже долгое время. Это почти возбудило ее. Его руки блуждали по ее телу… разыскивая… ощупывая. Она посмотрела в его глаза; они были открыты, но еще ничего не видели, и слезы текли из них.

— Мне не хватало тебя, — говорил он. — Словно у меня вырвали сердце.

Она взвалила его на себя, обхватывая его бока ногами и направляя в себя. Он скользнул в нее и замер; не было ни толчков, ни раскачиваний. Он нежно вытянул голову и поцеловал ее, его язык тончайшим шелком коснулся ее губ. Затем он начал двигаться, медленно, ритмично. Фетида потеряла счет времени, и, вопреки ее желанию, возбуждение пришло к ней, как давно потерянный друг. Пот катился по ним обоим, и она ощутила, что он близок к окончанию. Но он снова замедлился и соскользнул с нее. Она почувствовала его губы у себя на грудях, потом на животе, его руки на ее бедрах, его язык проник в нее, мягкий, теплый, подвижный. Она выгнула спину, прикрыла глаза; начала кричать и стонать. Ее руки опустились, прижимая его голову к ней. Оргазм наступил несколькими интенсивными, почти болезненными спазмами. Она откинулась на кровать и почувствовала жар его тела, когда он оказался на ней — и в ней — еще раз. Его губы соединились с ее губами, их языки сплелись, и он вошел в нее. Не веря самой себе, Фетида ощутила приближение второго оргазма, и ее руки заскребли по его спине, чувствуя напряжение его мускулов, когда он с нарастающей страстью входил в нее вновь и вновь. Спазмы были еще сильнее, чем до того, и она закричала, но не услышала звука. Она ощутила теплый всплеск его семени, а затем он покинул ее.

Какое-то время Фетида лежала без движения, под его мертвым весом. Нежно она уложила его на спину, увидев, что его глаза теперь были закрыты. На миг она испугалась, что он умер, но его дыхание было ровным. Она почувствовала пульс у него на шее, он бился очень сильно.

Фетида тихо лежала рядом со спящим мужчиной еще несколько минут, прежде чем молча встать с кровати. Она оделась и вернулась во двор, где сидел Мотак, наливая в кубок вино.

— Выпьешь? — спросил он, не поднимая глаз.

— Да, — мягко ответила она. Наполнив свой кубок, она села напротив фиванца. — Думаю, он будет жить, — сказала она ему, улыбаясь.

— Я догадался по шуму, — ответил он.

— Он думал, что я Дерая, — проговорила она. — Хотела бы я оказаться ей.