Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма - Кэтрин Зубович

в 1951 году заседание, на котором обсуждалась необходимость включения более старых архитектурных памятников Советского Союза в новые городские ансамбли. Собравшиеся указывали на «примеры недопустимого отношения некоторых градостроителей к архитектурному наследию прошлого» и призывали архитекторов к сознательности, чтобы проектируемые ими объекты не разрушали уже существующие городские пространства, а гармонично вписывались в них[624]. Основными площадками, где следовало проводить такого рода работу, были как раз участки, выбранные для строительства московских небоскребов: например, вопрос о том, что делать с остатками Китайгородской стены в Зарядье, пока оставался без ответа.

Позже, при Хрущеве, когда происходил снос целых кварталов вблизи Арбата, защитники старины открыто выражали недовольство. Они требовали участия общества в том, что касалось сохранения памятников и важнейших решений в этой сфере[625]. Тогда благодаря начавшейся оттепели и смене курса их голоса уже звучали громче и смелее. Но в годы позднего сталинизма попытки сохранить исторические памятники столицы предпринимались в основном известнейшими московскими архитекторами. Чаще всего они старались увязать сохранение старины с проводившейся социалистической реконструкцией. Например, в постановлении о выселении жителей из Зарядья, принятом в августе 1950 года, фигурировал список находившихся в этом районе старых зданий, которые рекомендовалось оставить в неприкосновенности. Среди них были палаты бояр Романовых, а также церковь Святой Варвары, церковь Максима Блаженного, Знаменский монастырь, церковь Святого Георгия и церковь Зачатия Святой Анны, что в Углу[626]. Эти культовые постройки, которые советские архитекторы и чиновники признали в 1950-х годах ценными памятниками русского исторического наследия, по сей день стоят на своих местах[627].

Возводя в Москве целое кольцо современных небоскребов, архитекторы в то же время желали сохранить прошлое. Попытки раскопать и сберечь материальные свидетельства и памятники русской истории были устремлены совсем не туда, куда был направлен общий вектор масштабных преобразований советской столицы. С одной стороны, осколки истории, выкапывавшиеся из-под земли, бережно сохранялись как достойные обозрения материальные памятники прошлого; а с другой, и архитектурные журналы, и массовая пресса умалчивали о выселении десятков тысяч москвичей из центра Москвы на окраины и в пригороды. Вчерашние горожане в одночасье становились сельскими жителями. Разрывая свою связь с центром столицы, переселенцы двигались против потока модернизации, как бы плыли назад, в прошлое. И там, на окраинах и в пригородах, к ним присоединялись десятки тысяч строительных рабочих, многих из которых свозили в столицу специально для возведения небоскребов. В отличие от своих новоявленных соседей, многие из этих рабочих видели Москву впервые в жизни.

Глава 6

Высотники

Молодой сварщик Е. Мартынов навсегда запомнил свой первый рабочий день на стройплощадке здания университета. Пробираясь между свеженаваленными кучами земли, Мартынов взглянул на металлические столбы, которые недавно были вбиты в землю и теперь устремлялись высоко в небо. Был ясный весенний день, все вокруг содрогалось от оглушительного лязга, грохота и скрипа работающей поблизости техники. Мартынов протянул документы товарищу Федорову – прорабу, награжденному Сталинской премией, и тот, внимательно просмотрев бумаги, искоса смерил молодого человека взглядом, а потом поручил ему для начала легкую работу. Позже Мартынов вспоминал, что немного нервничал в тот первый день[628]. Все-таки это была не просто какая-нибудь стройплощадка. Здесь предстояло вырасти 32-этажному зданию Московского государственного университета, которое именовали тогда Дворцом науки. И люди, работавшие здесь, были не просто рабочими-строителями – их называли «высотниками».

Рассказ Мартынова о жизни на стройплощадке МГУ, конечно же, идеализирован. Он вышел в 1952 году в сборнике, написанном рабочими, прорабами и архитекторами. Эту тонкую книжку выпустило Издательство профсоюзов за год до того, как новое университетское здание распахнуло двери для первого потока студентов. Тираж сборника, прославлявшего достижения строителей МГУ, составил 15 тысяч экземпляров, и они были охотно раскуплены читателями в самой Москве и за ее пределами. О выходе книжки сообщалось в августовском номере сатирического журнала «Крокодил»: «Молодые строители высотного здания Московского университета написали книгу, в которой делятся опытом своей работы»[629]. Сопровождал эту новость рисунок: пожилой гражданин сидел на скамейке в сквере перед новой высоткой и держал в левой руке вышедшую книжку (илл. 6.1). Глядя на молодую парочку (наверное, тоже рабочих), он сообщал им: «Редкое произведение! В нем так много придумано и в то же время ничего не выдумано!»[630]

Илл. 6.1. Крокодил. 1952. 20 августа

Публикация и прославление в 1952 году рассказа Мартынова и подобных ему были частью более масштабного проекта, призванного сделать из строителей московских небоскребов своего рода народных героев. В настоящей главе мы познакомимся ближе с этими «героическими рассказами» и с той идеологической работой, которую они проделывали в послевоенную пору, а еще мы поговорим об умолчаниях и пропусках в подобных текстах. В той книжке 1952 года не было рассказов об ошибках в управлении или о злоупотреблениях начальства, о халатности или браке на производстве, о несчастных случаях или недостатках, – обо всем том, что неизбежно каждый день происходило на большой стройплощадке. Рабочие сталинской эпохи повествуют о реальных трудностях, сопровождавших осуществление столь монументальных строительных проектов, однако задача подобных текстов – показать читателю, как эти трудности преодолевались: рабочие сплачивались, чтобы до победного конца бороться за успех. Опубликованные произведения о строительстве университета следовали знакомым литературным шаблонам, выработанным на заре соцреализма и за десятилетия его господства отшлифованным до блеска.

Понятно, что рядом с рассказом Мартынова не публиковались впечатления строителей-заключенных или бывших лагерных зеков, которым сократили срок в обмен на работу на стройках. Там же, где и Мартынов, работал Исмаил Садаров, но он пришел туда не по своей воле. В 1947 году его приговорили в Северной Осетии к семи годам заключения за дезертирство, а в 1950-м освободили досрочно за работу на стройке МГУ[631]. Садаров внес свой скромный вклад в историю строительства университетского здания, хотя его тихий шепот почти заглушен зычным голосом Мартынова. И все же эти люди, наряду с тысячами других мужчин и женщин, жили на стройплощадке МГУ в одном тесном мирке. Сплести их голоса в единую ткань – вот цель настоящей главы. Мы узнаем, как идеализировались высотники в советской популярной культуре и как они жили и работали в реальности.

Строители как герои

Термин «высотник» применялся ко всем рабочим, занятым на стройплощадках московских небоскребов. В эту категорию попадали и квалифицированные специалисты, и чернорабочие, – всех их в послевоенную пору причисляли к героям. На каждой из стройплощадок восьми московских небоскребов трудились самые разные