Чужой среди чужих - Талгат Сабденов

Синдзи сел в вагончик мини–поезда, идущего на поверхность, и уставился на тренировочный нож, который все еще сжимал в руках. И всем–то от него что–то нужно, и все–то от него чего–то ожидают. А не пойти ли вам, господа хорошие, к чертовой матери? Всем разом. Пилот Евы‑01 откинулся на спинку сиденья, чувствуя, как его медленно затягивает серое болото вялой хандры. Придти бы сейчас домой, съесть чего–нибудь, что не надо долго готовить, да на боковую. И проснуться не когда зазвенит будильник, а когда захочется.

"Син–кх… дзи… помог… и!" — прохрипела Мисато, зажимая рукой простреленную грудь.

Синдзи подскочил как ужаленный, на автомате перехватывая нож. Спокойно, это же просто поезд. Здесь не может быть Мисато, она все еще в NERV. И стрелять в нее некому. Хотя наваждение рассеялось моментально, на душе стало еще поганей. Последнее время, стоило ему подумать о том, что бы послать работу пилота куда подальше, его тут же посещали вот такие видения. Рассказать об этом он никому не решился, благоразумно рассудив, что голос совести предназначен только ему, а никак не мясникам в белых халатах под командованием Рицко. Скорее всего, тут простой больницей он не отделается, запрут в палате с обитыми войлоком стенами и ключ выкинут.

Только когда состав поднялся на поверхность и раздвинулись двери вагончика, Синдзи позволил себе расслабиться и полной грудью вдохнуть прилетевший с моря бриз. От свежего воздуха тут же закружилась голова, а случайный блик заходящего солнца заставил глаза слезиться… Нет, может не все так плохо? Ко всему привыкает человек, и к этому можно привыкнуть. Даже в Еве находиться как–то приятно стало. А то что готовить приходится — так и правильно! Нечего женщину на кухню пускать, если здоровье дорого! Лучшие повара — всегда мужчины. Обратную зависимость никто не мерил, но судя по одному капитану, недавно ставшему майором… Синдзи почувствовал, как губы невольно растягиваются в легкой улыбке. Всего–то надо было выйти на свежий воздух, тут сразу и…

ЩИХ!

Тренировочный нож с коротким свистом рассек воздух. Удар с разворота Синдзи нанес инстинктивно, даже не успев сообразить, а что собственно случилось. К худу или к добру, нож цели не достиг. Потому что "цель" аккуратно держала деревянное лезвие двумя пальцами в сантиметре от своего лица.

— Добрый вечер, Икари Синдзи, — мягко произнес незнакомец, буравя пилота двумя рубиново–красными глазами. — В Японии так принято здороваться?

* * *

В пространстве медленно расползался полуночно–черный разрыв. Пока он был небольшим, всего лишь с кулак размером, но если оставить его вот так расти, позволить ему бесконтрольно пожирать окружающую квазиматерию, то в скором времени он заполонит собой все, полностью разрушит личность, превратив вещественное тело в семьдесят килограммов водорода, кислорода, углерода, кальция, фосфора и прочей химической гадости, по мелочи. Вздохнув, Шут подошел к разрыву, уже ставшему размером с голову, и протянул к нему руку.

— Интересный концепт попался… "безграничное отчаяние", — пробормотал он под нос. — Нет–нет, так дело не пойдет. Исчезни.

Под давлением воли псайкера клубок черноты задрожал, сжался, а потом и вовсе сгинул. Шут смахнул с лица случайный клочок пепла и осмотрелся. Сколько времени прошло в этой выгоревшей пустоши, он определить не мог. Выстрел Айми не убил его, но и вырваться из собственного сознания никак не получалось. В любой другой ситуации он бы отнесся к этому как к незапланированному отпуску и воспользовался бы случаем чтобы отдохнуть, но сейчас дело было дрянь.

— Если подумать, оно уже очень давно дрянь, — произнес Шут, обращаясь к пустоте.

В какой–то момент псайкеру стало казаться, что на самом деле он давным–давно умер, а вся эта не укладывающаяся в рамки здравого смысла катавасия с параллельными мирами, Ангелами, Евангелионами и прочей антинаучной ересью — всего лишь его персональный Ад. Возмездие абстрактной Высшей Силы за совершенные при жизни преступления, или, что более вероятно, за бездарно растраченные силы, которыми его эта Высшая Сила одарила.

В любом случае, даже если продолжать считать за истину реальность происходящего, делать что–то дальше не было возможности, да и не особо хотелось. Конечно, можно дальше продолжать заращивать гнойники на собственном сознании, но насколько можно судить, скоро этот процесс ускорится экспоненциально, и тогда он просто не успеет нейтрализовать все. То есть вся эта возня была заведомо бессмысленной, а сам он был обречен на бесславное поражение в бою с самим собой.

— Интересно, это будет больно? — спросил Шут сам себя.

Поди разберись. Психическая проекция не имеет нервов, да и вообще не материальна. Это именно проекция, иллюзия, удобный интерфейс для контакта с внутренним миром. То есть по логике вещей, можно просто разлечься на небольшом пятачке мягкой травки, закрыть глаза и думать о чем–нибудь приятном.

— Но я, пожалуй, еще потрепыхаюсь, — тихо прошептал он. — Просто для очистки совести.

Очередной разрыв — концепт "бесполезности" — затянулся. Шут опустил руку, прикидывая, что сейчас происходит в реальном мире, и хватит ли тех мер, что он успел принять в Штатах для предотвращения катастрофы. По идее, пять Евангелионов должны успешно противостоять любому Ангелу. Пробужденная Юи не даст погибнуть Синдзи, Рей, которой есть что терять, тоже не станет разбрасываться жизнью, и скорее свернет Командующего морским узлом, чем позволит забрать у себя надежду. На счет Аски Шут уверен не был, но скорее всего Редзи не даст пропасть своей протеже. На четвертого, не известного, пилота, и уж тем более на существо под именем "Табрис" ему было плевать по большому счету. В принципе, с Табрисом может справиться даже одна Рей, даже без Евы. Жаль, конечно, если Ангелочку придется замарать руки… Шут едва заметно улыбнулся. Ангелочек. Если подумать, они пересекались считанные разы, да еще при не самых приятных обстоятельствах, и все равно, стоит подумать о ней, вспомнить звук ее тихого голоса, внимательный взгляд алых глаз — и даже дышать легче становится. До сих пор он старался не задумываться об этом, и лишь теперь, стоя с занесенной над пропастью ногой, принял простую в сущности мысль — если в его существовании есть хоть какой–то смысл, то это Аянами Рей.

— Латаешь дыры в днище, а корабль тем временем разваливается на части, — прошелестел сзади холодный голос.

Сперва стрелять, потом смотреть, куда и во что стрелял. Инстинкт, отработанный за годы выживания, опередил разум. Огромный поток черного пламени буквально захлестнул незваного гостя с головой. Никакая сила не могла бы противостоять такому напору, такой квинтэссенции скопившегося в сознании псайкера отчаяния. Возможно, удар такой мощи ранил бы даже Ангела. Никакая, кроме…

— Ты неисправим, Шут, — завернутая в черный саван фигура убрала возникший из пустоты ледяной щит. — Сперва делаешь, потом думаешь.

Приехали. Галлюцинации в реальности — это просто и понятно. Но что бы галлюцинация явилась в ментальном пространстве? Это определенно стоило занесения в анналы истории.

— Не надо на меня смотреть как святоша на свиную ногу в пост.

— Сгинь, кошмарное видение, — Шут ущипнул себя за руку, потом за ухо. — По моим расчетам, ты давно умер.

Тень расхохоталась.

— И давно ты у нас стал гением статистики? — спросила она угрожающим тоном.

Шут потер глаза, но видение никак не желало исчезать.

— Ладно, мне уже все равно, — выдавил он, отворачиваясь. — Можешь рассказывать что…

Договорить он не успел. Неуловимо быстрым движением тень оказалась рядом с ним, и Шут лишь успел заметить несущийся к его лицу кулак. Спустя мгновение он получил ответ на один из своих вопросов — психическая проекция может чувствовать боль, да еще как.

— Не смей отворачиваться, когда я с тобой разговариваю, шкет! — прорычала тень, расправляя за спиной сотканные из непроглядной темноты громадные крылья. — Я убил на тебя времени и сил больше, чем на всех остальных вместе взятых, то ты до сих пор словно насмехаешься над моей работой!

Все, это переходит все пределы. Сплюнув набравшуюся в рот кровь ("Откуда тут вообще могла взяться кровь?!"), Шут создал на ладони крохотный язычок огня. Секунда — и язычок вытянулся почти на метр, принимая форму узкого прямого клинка.

— Убери саблю, шкет, — в руке тени появился похожий клинок, выглядящий как прозрачный ледяной кристалл. — Кое–чему даже ты наконец–то научился, но до меня тебе как до Луны пешком.

Шут смутился. Вообразить можно было многое. Разум мог сам нарисовать зрительную картинку, мог вообразить себе звуки речи, даже симулировать болевые ощущения. Но при этом он всегда будет оперировать теми заготовками, которые уже есть в памяти. Шут же не мог припомнить, когда Арлекин, реже упоминаемый как "Смерть", вел себя подобным образом. И еще эта жуткая психоаура, которой буквально сочился ледяной клинок…