Одиночество зверя - Пётр Самотарж

— Ты четвёртый год не в команде?

— Да, четвёртый год. Не понимаю твоего изумления.

— Ты серьёзно?

Пришла очередь Саранцева внимательней присмотреться к другу. Он считал его своим человеком, готовым в случае печальной необходимости говорить грубую правду в глаза и хранить верность непроизнесённым товарищеским обетам в любых обстоятельствах. Казалось, он и сейчас вёл себя соответственным образом, но до сих пор Игорь Петрович наивно полагал, будто Антонов считает его человеком.

— Я серьёзно. И твоё юмористическое отношение мне не понятно. Кажется, у нас было достаточно времени для знакомства, а мы смотрим друг на друга, как прохожие. Ты все эти годы полагал меня мелкой прислугой?

— Все эти годы я считал тебя умным и активным. Ты стал президентом благодаря Покровскому — он выбрал для себя именно такой план действий. Неужели ты станешь оспаривать саму очевидность?

— Считаешь, он мог подобрать на улице первого встречного и сделать президентом его, а не меня?

— Нет, конечно. Тебя он выращивал заранее, ещё без настолько конкретной цели.

— В качестве полезного идиота?

— В качестве нужного человека. Нужный человек Покровского — высокая должность, и далеко не служивая. Я упорно пытаюсь постичь природу твоего расстройства, но ничего не выходит. Раздвоение личности какое-то. Шизофрения. Чего ты взбеленился на ровном месте? Планировал для себя второй президентский срок? Зачем он тебе понадобился? У тебя нашлось несколько лишних литров крови? Я предлагаю тебе не унижение, не самоуничижение, не самоотречение и не политическое самоубийство. Я предлагаю тебе всего-навсего следовать инстинкту самосохранения ради безоблачного беззаботного будущего.

— Ты предлагаешь мне уголовное преступление и самый обыкновенный грех перед Богом и людьми.

— Давно ты стал верующим?

— Я всегда им был и не вижу причин стесняться.

— С самого рождения, что ли?

— Нет, с тех пор, как повзрослел. Мне кажется, любой человек в течение жизни получает достаточно подтверждений существования в мире непостижимой неумолимой силы. Нужна изрядная безрассудность, чтобы убедить себя в обратном.

Спорщики замолчали, осмысливая сказанное и пытаясь осознать себя мало знакомыми людьми. Саранцев вспоминал несколько своих посещений храмов и пытался возродить тайное внутреннее впечатление о них, Антонов не поверил его словам и только искал обоснование странному поведению президента. Репетирует, что ли? Иначе, зачем ему понадобилось говорить, как с трибуны?

Больше всего Саранцева злили частые упоминания дочери. Опять вспомнились минувшая ночь и шумное утро, слёзы Светланы и укоры жены. Неужели он ставит их на кон в азартной игре? С точки зрения чистой юриспруденции он не вовлечён в азартную игру — ведь здесь результат не зависит от случая, напротив, является следствием анализа обстановки и умения делать выводы, соответствующие реальности, а не вымыслу и желаниям. Светка сидит сейчас в Горках у себя в комнате и ждёт от него помощи. У неё есть право рассчитывать на защиту со стороны отца. Она ещё совсем девчонка, какой бы взрослой себя ни считала. Ведь не к адвокату она помчалась в тяжёлой ситуации, а к родителям. Человек остаётся совсем один после смерти отца и матери — только их предательство всем кажется невероятным, хотя и случается время от времени.

— Покровский не сбрасывает тебя со счетов, просто счёл момент удобным для объявления своих условий. Я думаю, сегодняшняя бумажка лежала у Корчёного наготове несколько последних месяцев или, самое меньшее, недель. В таких делах время нанесения удара — едва ли не важнее его содержания. Мы можем потолкаться локтями с людьми генерала, но не с ним самим. Нужно продемонстрировать силу Муравьёву и Дмитриеву, тем более — ФСБ, но прижать к ногтю самого — невозможно. Не нужно и пробовать. Можно только обеспечить себе более представительную роль в его расчётах. Ты добился здесь феноменального успеха, но обыграть казино можно, только если вовремя оттуда уйдёшь.

— Я не играю в азартные игры.

— Ну конечно, ты играешь в шахматы! Только вот Покровский свою игру изобрёл сам, и сам устанавливает её правила. Ещё и меняет их по мере необходимости — в собственных интересах, разумеется. Либо ты играешь с ним на его условиях, либо о твоём существовании скоро все забудут.

— Сергей, ты восхищаешься им? — удивился спонтанному открытию Саранцев.

— Я отдаю ему должное. И тебе советую поступать так же. Лучше ты объясни, с какого перепугу решил не обращать на него внимания? Где он дал слабину, в чём подставился? Всё наоборот — именно ты и подставился. Но почему-то при этом изо всех сил пыжишься и притворяешься всемогущим.

— Я пока не подставился.

— Врёшь, уже подставился. Светкина машина стоит у тебя в гараже с ночи, но ты до сих пор не сообщил о происшествии.

— Я отец, и имею право не свидетельствовать против дочери.

— Право имеешь, но не обязан. Что ты маленьким мальчиком прикидываешься! Чтобы тебе не подставиться, Светка должна явиться в полицию с повинной. Только не говори, что без меня не понимал этой очевидности. И зачем всё, зачем? Ради чего? Тебя же возненавидят и дочь, и Ирина! На какие такие бонусы ты хочешь их обменять?

— Ты очень красноречив.

— Обстоятельства вынуждают. Пытаюсь уговорить друга не делать величайшей в его жизни глупости.

— А сохранить своё тёплое место под солнцем не хочешь?

— Хочу. В отличие от тебя, воздушных замков не строю.

Саранцев представил Светлану открывающей дверь какого-нибудь РОВД и усмехнулся. Немыслимо. Но ещё вчера так же немыслимо было сегодняшнее ночное несчастье, и одно непредставимое затмевало другое. Вспомнилась метафора турецкого коменданта Измаила в ответ на суворовский ультиматум и последующие события.

— Получается, мне нужно выбрать между потерей себя и потерей семьи.

— Чушь! Ты полтора десятка лет состоишь в генеральской обойме, и если это потеря себя, то она давным-давно состоялась. Откуда на тебя свалилась эта блажь, объясни? Почему ты заговорил с Юлей, не обсосав предварительно свою гениальную идею со всех сторон?

— Надоело прятаться. И вообще — обыкновенная мера предосторожности. Может, он и не собирается давить на Муравьёва.

— Конечно, не собирается. Зачем? Муравьёв и сам всё понимает.

— Что скажешь о нашем рандеву с господами силовиками?

— Результаты средней паршивости. Могло быть хуже, но всё равно — не катастрофа. Ты держался уверенно, не лебезил и не хамил. Но время от времени переигрывал. Само собой, они поняли истинную цель вызова.

— Они бы поняли её, даже если бы я играл на уровне МХАТа. Всё определяет сцена, а не исполнение.

— Разумеется. Но разведка боем была взаимной, и теперь они доложат Покровскому о некоторой нервозности в твоём поведении.

— Нервозность в моём положении естественна. Если бы я и сумел её скрыть, они всё равно увидели бы в этом только хорошую актёрскую игру. А так вся полученная ими информация заключается в известии об отсутствии у меня театральных навыков. Но в целом я ведь хорошо держался.

— Неплохо. Теперь важен следующий шаг, а тебя повело не в ту степь.

— Сергей, почему ты его так боишься? У него на тебя вагон компромата, и ты с самого начала приставлен ко мне следить за порядком?

Антонов помолчал, взвешивая обвинение и подбирая громоздкие слова в ответ.

— Надеюсь, ты сейчас пошутил?

— Я тоже надеюсь. На твой отрицательный ответ.

— А если я скажу «да», ты поверишь?

— Наши встречные предположения окончательно перепутались. Просто ответь, и увидим перспективу.

— Ты не прокурор. Что такое «ответь»? Ты у нас с ног до головы в белом, и теперь вдруг решил проверить на кристальность чистоты свой ближний круг? Ты думаешь, у Покровского на тебя нет вполне серьёзных бумаг? Конечно, у тебя удобная должность — ты лично не отвечаешь, например, за организацию публичных торгов для размещения государственных подрядов. На документах стоят подписи других людей, но ты уверен, что, будучи спрошенным, никто из них не назовёт тебя инициатором того или другого нарушения? Авдонин ведь получал бюджетные заказы в твою бытность премьер-министром, не так ли? Ты проверял соответствующие документы лично, убедился в отсутствии ошибок и злоупотреблений? Думаю, счёл за благо не вникать в детали — всё равно ведь ничего изменить не мог. А ведь в числе бенефициариев всевозможных конкурсов есть твои знакомые и даже приятели — скажешь, нет?

— Если ты и сейчас считаешь Покровского главным, почему не считаешь его таковым в президентские времена? И если я должен нести ответственность за тогдашние преступления, почему он не должен отвечать за нынешние?

— Плевать, что я считаю. Главное — не считай себя чистеньким. Ты не лучше всех остальных, и меня в том числе. Невиновных нет — запомни это, прежде чем лезть в драку. За всех ответит проигравший, но почему ты рассчитываешь на победу? Кому до сих пор проигрывал Покровский, можешь сказать?