В Школе Магии Зарежья - Сенкия Сияда

Все началось, когда у продолжающего усыплять слушателей речью Гордея принялась зеленеть длинная борода, которая обычно всегда была седой. Вообще, поначалу этот странный факт не обратил на себя должного внимания, но когда к архимагу подошел один из бродящих по сцене единорогов и, подцепив кончик изумрудной бороды, стал его флегматично пережевывать, по залу начались неуместные смешки. Я поняла, что архимаги просто не видят иллюзий, творящихся на одном помосте с ними, и схватилась за живот, в беззвучном смехе сползая вниз по стене. На голову другого архимага спикировал павлин, неожиданно появившийся в небе рядом с ястребом. Павлин распушил хвост и продолжал гордо сидеть, примяв магический колпак, пока его обладатель вертел головой, непонимающе приглядываясь к залу, который всхлипывал, отворачивался, пряча улыбки, и хохотал, уткнувшись в платки и веера. Вскоре на голову к павлину пристроился ястреб, уставший летать. Теперь на голове у ничего не подозревающего архимага сидела пошатывающаяся и балансирующая крыльями от его движений пирамида. В полу мантии еще одного мага на манер мелкой уличной шавки вгрызся волк, который трепал ткань и мотал головой, явно получая немыслимое удовольствие. Я засекла, что возле учеников началось волнение, и заметила школьных преподавателей, в спешном порядке влезающих в строй, что могло означать только одно — курьезная часть выступления была незапланированной импровизацией, что, как ни кощунственно, развеселило меня еще больше. В общем-то, не успели зрители догадаться, какая роль была уготована еще одному магистру, к которому направился синий медведь, облачившийся в женский кокошник, как чудесное видение резко оборвалось. Вместо этого возник столб белого света, который постепенно стал разноцветным и полосатым, как слоеный пирог. Постепенно слои стали перетекать, смешиваться. Дальше шло очень эстетичное, но, безусловно, не такое интересное как до этого представление. Я же поразилась великолепию замысла своих коллег-студентов. Если этот спектакль и в самом деле был запланированной диверсией, то доказать сие будет крайне сложно. Потому как заклинание-то совместное — всегда можно сослаться на то, что кто-то один из шестидесяти человек неправильно думал и колдовал, а все остальные чисты пред законом и директором. А кто он — тот коварный рассеянный тип — поди разберись, легче собрать декомпрессорный магрегат, который разработали на одной из кафедр нашей школы во время какого-то сильно продуктивного застолья, после чего даже получили наградку за новшество, но собрать его (так, чтоб он еще и работал, ессно) — увы — пока никто не смог.

Окончилась речь магистров восхвалением Империи, его жителей и всякой прочей напыщенной торжественностью. Иллюзия на данный момент представляла собой клубящийся густой туман из золотой блестящей пыли, сквозь который странным образом хорошо были видны фигуры магистров, но больше ничего нельзя было рассмотреть.

— ... Славься Империя! — воскликнули магистры. И в тот же момент туман разделился на пять частей и образовал на помосте пять огромных от пола до потолка фигур членов Императорской семьи, словно отлитых из золота.

— Славься Империя! — дружно подхватили присутствующие в зале официальные государственные лица, в том числе и ученики школы, а также просто патриоты Империи.

От этого рева фигуры Императорской семьи изменили свое состояние на жидкое и обрушились от потолка лавинами расплавленного золота. Зрители охнули и невольно отшатнулись, но огромные волны растворились на границе помоста, так ни до кого и не долетев и не обогатив, а на месте схлынувших фигур на помосте оказались живые члены Императорской семьи, облаченные в золотистые элегантные до невозможности наряды, и стоящие в тех же позах, что статуи. И мне стало ясно, что они незамеченными пробрались на помост под прикрытием того золотого тумана. Но, справедливости ради следует заметить, что предстали они действительно эффектно и впечатляюще.

Дальнейшая часть церемонии представляла для меня непосредственный интерес. Архимаги засуетились и по одной им известной закономерности, словно шахматные фигуры на доске, расположили Императора, его супругу, двух их сыновей и дочь внутри октограммы помоста. В особом порядке по углам октограммы были разложены царские регалии: Великий скипетр, инкрустированный изумрудами и рубинами; Главный посох — шест из редкого растения синеопы, которое является симбиозом дерева с вкраплениями голубого прозрачного минерала, который только из этого дерева добывается и называется тождественно, украшенный золотом и эсвиритом — белым металлом, найденный гномами в землях эльфов; Круг любви и мира, висящий обычно над троном и представляющий собой полусферу из серебра, украшенную алмазами; Чаша власти — глубокий и широкий кубок из серебра, окаймленный изумрудами. Маги на глазах у всех заполнили Чашу какой-то серой неприятной на вид жидкостью и, перед тем как поставить ее на свое место в октограмме, дали испить всем членам Императорской семьи. Те смотрели на содержимое чаши с нескрываемым подозрением, но по паре глотков таки сделали. Наконец магистры выстроились вокруг октограммы, как древние язычники для жертвоприношения, и приступили к проведению непосредственно самого обряда коронации. Они начали синхронное колдовство, бормоча древние заклинания и размахивая палочками. Магический фон в зале всколыхнулся. Над октограммой начал вздуваться огромный прозрачный синий пузырь, расширяясь, колеблясь и поглощая тех, кто находился внутри фигуры. Пузырь нарастал, меняя цвет с синего на ярко-голубой, затем на бледно-голубой. Шар уже был неистово огромным, он разросся почти над всем помостом, огибая только магов, продолжающих обряд, из-за чего снизу был вогнут в пяти точках, будто от пальцев огромной руки. И если защитный контур территории дворца на срезе под землей втягивал магический фон, оставаясь при этом нейтральным на поверхности, то эта сфера излучала от себя огромную мощь. Любой маг, прошедший через Ступень, здесь и сейчас ощущал ее всем своим телом. Собственно именно этого момента я и ждала, зажимая в ладони монету.

Технология доказательной базы в нашем споре была продумана до мелочей, иначе и не бывает, когда обе стороны не без оснований подозревают друг друга во всяческих подлостях. Монета была зачарована и могла сработать только от облучения огромной магической волны, исходящей во время обряда, и должна была окрасить ладонь, оставив на ней чернильно-синюю метку. Логично, что активировать ее мог лишь тот, кто побывал бы на церемонии. Но мои мнительные одноклассники предположили, что я смогу упросить какого-нибудь сильного мага неведомым им образом облучить монету, и тем самым предъявить метку, не побывав на церемонии. Для этого мне было поставлено условие обменяться монетой и неизвестным мне предметом с одним из двух сообщников, которые и стояли сейчас по углам помоста. К слову сказать, я потребовала этот самый загадочный предмет тоже зачаровать, как и монету, на тот случай, если обстоятельства повернутся таким образом, что обмен придется совершать до коронации. Таким образом, схема исключала возможность сговора сообщников с моими недругами, меня — с сообщниками и с таинственными невероятно сильными магами. Какую бы метку я не получила на ладони — от своей монеты или от предмета обмена с сообщником — это являлось бы достаточным свидетельством моего присутствия, вдобавок я бы предъявила тот самый таинственный предмет, а один из пособников — мою монету.

Вот стояла я, держа в ладони монету, но никоим образом не ощущала, что с ней хоть что-то происходит. Занервничав, разжала ладонь, но ни метки на ней, ни какого-либо «шевеления» со стороны монеты не заметила. Я ужаснулась, покрывшись липким потом, мало мне панического ужаса; итак была разодета как капуста, теперь стало просто нечем дышать. В предчувствии нехорошего открытия я монету потрясла, затем прослушала, после опять потрясла, и от отчаяния чуть не полизала и не погрызла. Судорожные попытки подумать заставили меня застонать. Может ли такое быть, чтобы монета вдруг сломалась? Разрядилась? Но когда?! И тут я вспомнила нестерпимую стынь тоннеля. Во мне словно что-то оборвалось. Проклятый охранный контур разрядил мою монету. Зарядить ее снова я не успею, да и навряд ли смогу до того момента, пока магия обряда не прекратится, что должно произойти вот-вот, потому что пузырь из светло-голубого уже стал почти белым, как чистая простыня. Фигуры монаршей семьи сквозь него проглядывали, как сквозь туманное молоко. Можно было бы надеяться, что метка появится уже после завершения коронации, но я ЗНАЛА, что она должна была проявиться сейчас. Забыв обо всем на свете, с ужасом оглядела шар, который набирался бледности, как страдающий слабым желудком человек, перебравший с алкоголем. А потом, еле сдерживаясь, чтобы не пускать в ход локти, начала продвигаться к помосту, точнее к его углу, а еще точнее к тому, кто стоял на этом углу и у кого был единственный мой шанс получить сейчас метку.