Лелька и ключ-камень (СИ) - Русова Юлия

И вот после такого доверия, таких речей, эта сопливка грозит ключевой водой! Да и травки там непростые, отсюда чуется. Ведь и впрямь, если плеснуть такой водицей на костерок, и все, считай на год дорога в Явь закрыта. Это раньше бы он дерзкую за такое дело в рабы определил, а сейчас силенок не хватит. Великий Полоз, конечно, был велик, но вот врать себе не любил и никогда таким не занимался. Так что высокие договаривающиеся стороны пялились друг на друга, упуская короткую июльскую ночь.

Глава 18

Далеко от полевого стана, в шикарном лофте, с криком проснулся молодой парень. Вадим рывком сел на кровати, выпутываясь из очередного кошмара. С той проклятой ночи они приходили регулярно. Точнее не они, а она. Маленькая кудрявая девочка просила, плакала, грозила. Милое, няшное личико расплывалось, черты менялись, превращая ребенка в чудовище. Он никогда не знал, какой она в этот раз придет, но одно оставалось неизменным: девочка требовала, чтобы он нашел ее мать и отдал куртку.

Надо сказать, что поначалу Вадим решил, что в сторожке на болоте ему просто привиделся плохой сон. Парень он был жизнерадостный, во всякую мистику не верил, ведьм-экстрасенсов считал шарлатанами. Ну подумаешь, надышался болотными газами, посмотрел вместо сна ужастик. Мысль о том, что ужастики не оставляют грязных курточек, он старательно запихал поглубже и постарался забыть.

Но кто бы ему дал забыть! Первый раз кошмар пришел через несколько дней. Они тогда праздновали окончание приключения и здорово набрались, так что явление во сне девочки Анечки парень списал на некачественный коньяк. Однако вскоре сны стали тревожить его постоянно. Вадим замкнулся, он не мог никому рассказать, что с ним происходит. Да и кому? Отец отправит в дурку, а приятели просто поднимут на смех. Хотя вскоре он стал подумывать, что в дурку было бы неплохо, особенно в другую страну. Но нынешний кошмар поставил точку в этих раздумьях. Преследующее его существо, выглядящее то как ребенок, то как разложившийся труп, то вообще как натуральный Ктулху, спокойно и буднично сообщило:

— Ты спрятаться не надейся. Расстояние — это только живым помеха, а я тебя где хочешь найду. Зря ты меня не послушал, маму не нашел. Теперь все плохо будет.

Тут Вадим испугался уже по-настоящему. Этот сюр явно выходил за рамки обычного сна.

— Неделю, дай мне еще неделю. Я виноват, знаю, но кто ж мне поверит!

— Кто поверит, кто нет — это твоя забота. Мои друзья говорят, что не надо тебе время давать, но я еще многое помню — солнышко, вкусное мороженко, маму с братиком. Мне тебя еще жалко, потому что я знаю, что с тобой будет. Неделя у тебя есть, но за промедление тебя накажут. Не я, я пока не могу. Друзья мои накажут.

— Как накажут?! — в воображении Вадима малютка с друзьями доедала его руку или ногу.

— Не бойся, — хищно усмехнулось существо. — Целым останешься, коли за неделю успеешь. А наказание — наказание сразу узнаешь и сам все поймешь.

Вот и сидел Вадим на шикарном траходроме, медленно дышал, чувствуя, как согреваются руки и ноги, как бьется сердце и бежит по жилам кровь. Сейчас мало кто узнал бы в нем того беззаботного парня, что поехал праздновать Купальскую ночь к отцовскому другу: глаза запали, на висках засеребрилась седина, да и вообще выглядел он как тяжело больной человек. Даже отец, которому сроду было некогда, обратил внимание:

— Ты бы показался Михаилу Львовичу, а то в последнее время на тебя смотреть страшно. И заканчивай давай бухать, что ли.

Вадим как всегда покивал головой, но к Михаилу Львовичу, семейному врачу, знавшему его с рождения, не пошел. Ну направит тот к психиатру, снотворное выпишет, так ведь ясно сказано — не спрячешься. Так что сейчас, глубокой ночью парень решил, что все сделает, и плевать ему кто и что скажет, лишь бы прекратилась эта ночная забубенная жуть. Он встал, открыл окно и с облегчением подставил голову ночному ветерку. Решение было принято, оставалось дождаться рассвета.

Шустрый дух воздуха, управлявший ветерком, с недоумением посмотрел на закрывающееся окно. Он не понимал этих странных созданий. Зачем жить в каменных коробках, без света и вольного воздуха, укорачивая свою и так невеликую жизнь? Впрочем, будучи ветренным, он немедленно забыл свое недоумение и устремился на волю, в леса, туда, где отсчитывала последние часы волшебная летняя ночь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Легкомысленный стрибогов праправнук (а это был именно он) не долетел до полевого стана и потом долго сожалел, что пропустил столь увлекательный разговор. Не так часто Великие снисходят до смертных.

Между тем, Великий и смертная продолжали изучать друг друга. Затянувшееся молчание первым нарушил Полоз.

— Так что ж, девица, говоришь, нет на тебе службы? А ведь Велесу служить почетно, честь это великая— жрицей его стать, волю его нести. Быть слугою бога не зазорно.

— Никто и не говорит, что зазорно. Но я не хочу сама на себя ярмо возлагать. Ни к чему мне это.

— Если за наградой дело стало, то здесь обиды не будет. Мне все клады в этих краях ведомы и подвластны, сколько захочешь золота, столько и будет.

— Э, нет, знаю я здешнее золото. Да и сам рассуди, к чему мне деньги? Я что с ними делать буду? Сидеть на них? Так жестко. А если серьезно, то для меня это не награда, а опасность. Итак люди косо поглядывают.

— Ни к чему говоришь? А вот твой дружок бы не отказался, бегом бы побежал.

— Ну, во-первых, не побежал бы, во-вторых, я — не он, а в-третьих, мне это слушать надоело.

Лелька решительно двинулась по направлению к ведру. Неожиданно ее перехватила чья-то рука. Девушка повернулась и уставилась на рыжего мужика.

— Погоди, Вольга, не спеши, давай спокойно поговорим.

Лелька поняла, что этот рыжий и есть Полоз! Да, такого ведром воды не прогонишь.

— Мы уже поговорили, — ответила она. — Ты предложил, я отказалась. И мы оба знаем, что кабы ты мог меня заставить, то не стал бы тратить время на разговоры. Да и вообще, смотри, сколько народу, что вы до меня докопались? Я вообще не хочу никому служить, закончу школу и уйду в лес жить, мне здешний леший помощь обещал и содействие.

Про жизнь в лесу Лелька ляпнула наобум, решив, что служба лесу в глазах столь древнего существа будет уважительной причиной для отказа. Но, судя по тому, как подпрыгнул Великий Полоз, все было не так просто.

— Ладно, расскажу. Владыка меня к тебе отправил, потому что твой род издавна ему служил. Все твои родовичи, начиная с самого первого Воимира-воина, стерегли и стерегут Грань меж Навью и Явью. Отсюда и фамилия ваша пошла — Гранины. Будь ты мужчиной, не было бы у тебя другой дороги, но женщина — дело иное. Только по своей воле можешь ты службу принять.

— По своей воле не приму.

— А что так? Негоже ведь родовую честь позорить, от службы отказываясь.

— Родовую честь?! А где был твой Велес, когда мой род под корень изводили? Это так он за службу жалует? Все умрете, а я сиротку вашу к делу определю? Ну уж нетушки, давайте как-нибудь сами. Без меня. Мне папа наказывал жить долго, а кто твоему богу служит — долго явно не живет, и моя семья тому примером.

— Экая ты неблагодарная… А ведь от дара не отказалась, вон, на руке твоей метка моей слуги.

Лелька взглянула на коронку, оставшуюся на месте укуса змеиной царицы.

— Я о подарках не просила, а тот, кто дарил, Луной поклялся, что на меня этот дар долгов не накладывает. Или обманул?

— Не накладывает. Однако ты его приняла. А обманул он тебя в другом.

— Это в чем же? Я от дядьки Ермолая только добро видела.

— Добро?! А самого-то его ты видела? Каков он настоящий?

— Это неважно. Будь он хоть каким, а мне он зла не делал.

— Не делал, говоришь…Может и так, только всю он тебя ворожбой опутал. Думаешь, это ты сама решила влесах поселиться?

— Сама, конечно, он мне ничего подобного не предлагал.

— Ладно, веда. Недоверчивая ты, благодарности в тебе нет, но я свои слова докажу. Знаешь, поди, что велесов огонь все очищает?