Гармония по Дерибасову - Елизавета Михайличенко

Ум Осипа Осинова отказывался поверить в то, что роковой узел затянулся и застежка щелкнет уже завтра! Рок перешагивал через его старания, даже не замечая их! Так вот для чего большому Антиназарию понадобился такой огромный дом! В очередной раз Осип испытал бессильную тоскливую ярость от такой выстроенности зла, от ранней и точной продуманности его, когда ты, несчастный, способен лишь смутно предчувствовать и только ретроспективно охватить взглядом всю ужасающую сеть, когда уже сам пойман в нее!!! И ничего нельзя предотвратить.

— Остановитесь!!! — истошно закричал Осип. — Дорога в большой дом вымощена большим злом!!!

И столько искреннего ужаса было в этом крике, что растерявшиеся буддо-христиане стали взглядами искать поддержки. Но не у Чхумлиана, а друг у друга.

— Утро вечера мудренее! — проскрипел из гущи паломников старческий голос. — Завтрашний день все покажет! Будет завтра храм, останемся испрашивать у Чхумлиана прощение за то, что дрогнули в вере. А не будет храма, пойдем за братом Осипом! А иначе нам не разобрать, кто из них Верховная Личность.

— Нет уж! — затряс Осип рукой. — Я вам не Верховная Личность!

Но все уже зашумели, стали расходиться, а высокий старик положил руку Осипу на плечо и успокоил:

— Завтра покажет, брат Осип…

— Ну ладно, — сказал Дерибасов обступившей его кучке сторонников, — мне сейчас требуется длительная уединенная медитация. Приготовьте постель в отдельной комнате.

Через двадцать минут, измученный непрерывным полуторасуточным напряжением, Дерибасов растянулся на сомнительном белье и впал в «нирвану».

Первым уснув, он первым и проснулся. Его ожидало восхитительное летнее утро. Дымка, ни облачка, голубизна — все в лучшем виде. Не умываясь, Дерибасов молодецки вскочил в машину, порадовался полному баку и покатил! Проезжая мимо пока еще Дунькиного дома, он вполне насладился зрелищем и салютовал гудком воплощенной мечте.

Как легко катилось ему по шоссе! Он нагнал старенький «Москвич», но обгонять не стал. Нацепив темные импортные очки, Мишель проехал с полминуты «окно в окно», откровенно рассматривая семью колхозников и их сельхозпродукцию.

— Мир, дружба! — нервно выпалил вцепившийся в руль мужичок.

— Перестройка, гласность! — ответил Дерибасов с диким акцентом, и поинтересовался: — Все о' кей?

Водитель кивнул и, затравленно посмотрев на Дерибасова, газанул, чем несказанно развеселил Мишеля. Радуясь, что нет встречных машин, он продолжил общение:

— Руски песня — карашо! — и тут же попросил: — Пой!

Мужичок судорожно замотал головой и выдавил:

— Не умею.

— Моя умеет! — Мишель одарил колхозников американской улыбкой и завопил на чистом русском языке:

Я у милки две грудиНакручу на бигуди!Если будет пышной грудь,Замуж выйдет как-нибудь!!!

«Москвич» резко затормозил, и, довольный собой, Дерибасов умчался.

Как же давно ему не было так хорошо! Душа плясала в частушечном ритме. Откуда-то выскакивали веселые словечки, цеплялись друг за друга, пока не выстроились в четыре шеренги. И Дерибасов удовлетворенно осознал, что он автор уже второй частушки:

Я, ребята, не тужил,Хоть пять лет с бездетной жил.А уехал — во, дела! —Целый дом мне родила!

Частушка так понравилась Дерибасову, что он дождался «Москвича» и исполнил ее в закрывающееся перед ним окно, после чего крикнул: «Будешь в Париже — заходи!» и уехал навсегда…

…Постучав три раза, Дерибасов принял подобающий для встречи с Первой паломницей торжественно-одухотворенный вид.

— Приветствую вас! — восторженно прошептала сестра Лидия.

— Здравствуй, сестра! Вернее, старшая сестра, ибо ты доказала своей прозорливостью, что достойна так называться!

— Как Чхумлиан перенес дорогу? — спросила сестра Лидия.

— Спасибо, хорошо, — кивнул Дерибасов и, приняв «индейский» стиль, спросил: — Как здоровье старшей сестры Лидии? Не утомлена ли она заботами? Как ей спалось? Не слишком ли тревожил мой сын ее сон?

— Ну что вы! — улыбнулась сестра Лидия. — Я выспалась. Мальчик разбудил всего раз, ну, еще до полуночи… Войдите в этот дом, пожалуйста… Долго ли вы пробудете в городе? Вы успели позавтракать? Нет? Тогда прошу к столу.

На столе лежала вчетверо сложенная бумажка, скрепленная кольцом с двумя ключами.

— А что открывает эта бумажка? — пошутил Дерибасов.

Бумажка открыла многое. Вернее, закрыла.

— А это вам, — объяснила сестра Лидия. — Брат Осоавиахим написал перед уходом.

Дерибасов узнал эти большие, корявые буквы:

«Миша! Племяш родной! Господь тебя храни! Младенца я Дуне вернул — подарил ему счастливое детство от греха подальше. Вконец усовестил меня отец Василий, лучше б ты меня на него не оставлял. Грозил проклясть. Боясь твоего гнева, уезжаю куда глаза глядят… Виноват я сильно перед тобой, что в замочек багажника песок подсыпал. А что казну твою прихватил, так это тоже извини, хоть и невелик грех — у своего взял. Да и, по совести сказать, мне она нужнее, потому что я умею деньгами распоряжаться, а ты нет. Ты их только зарабатывать-то и умеешь, чего и в дальнейшем тебе желаю, для повышения благосостояния народа. А как будешь в Москве, передай эти ключи Зинаиде Владимировне, скажи: „Дядя кланяться велел“. Но главное, по-родственному тебя прошу, доглядывай за братом Митрием, чтобы он мои доходы не присваивал, а отцу Василию переводил. У меня теперь с ним достигнутая договоренность имеется, но он меня уже торопит, да и знать какая, тебе незачем.

Любящий тебя, твой родной дядя Осоавиахим».

Когда старшая сестра Лидия внесла шипящую яичницу, Верховной Личности уже не было. Вместо нее за столом хохлился бездомный, безденежный и безработный автолюбитель, у которого во всем огромном мире не было никого. Но Лидия Пахомова подмены не заметила.

Михаил Венедиктович подобрал остатки яичницы корочкой, допил молоко и услышал смущенный вопрос:

— Хотелось бы знать… старшая сестра — это какому ашраму соответствует?

Дерибасов тоскливо посмотрел на взволнованно ходивший по дряблой шее кадычок и ответил:

— Мамаша, вам не хочется удавиться?

* * *

Весь день Михаил Венедиктович просидел в общежитии Ташлореченского университета на аккуратно заправленной розовым покрывалом кровати Зои Осиновой. Соседки уходили и приходили, а Заиньки все не было.

Вечером Дерибасов еще раз съел яичницу и, так как больше расплачиваться было нечем, покатал соседок на «мерседесе». Подниматься в комнату Дерибасов больше не стал — он начал бояться этой встречи и нуждался в лимузинной оправе.

Заинька пришла поздно, с невысоким щупленьким курсантиком. Они так долго целовались в тени старой липы, что Дерибасов не выдержал и поехал в неизвестном даже ему направлении.

А в это время в единственном в Назарьино трехэтажном доме отставной генерал вкушал радости отцовства. После избавления от названной «тещи», он был допущен держать головку Васютки во время купания. Когда Евдокия унесла завернутый в полотенце комочек счастья, он вернулся к сидевшему у камина со стаканом доброго вина отцу Василию и в который раз спросил:

— Нет, всё-таки, скажи, как заставил лысого отдать ребенка?

— Гиви, Гиви, — улыбался отец Василий, — я же профессионал. Это дело между ним, мной и Богом.

А в нескольких кварталах от этой идиллии, среди арбатовских хибар, с медвежьим капканом рыскал несмирившийся дед Степан.

— …а по мне так хуже врагов народа, — бормотал он. И только замаскировав капкан, успокоился старик, лишь посетовал: — Медведя мог бы взять. А на неформала стратить пришлось!

В Ростове-на-Дону на привокзальной площади Осоавиахим Арбатов долго торговался, покупая помидоры. Здесь он пересаживался со второго такси на третье, желая ехать в Ленинград — второй известный ему крупный город.

Под Воркутой, у стройотрядного костра, Санька Дерибасов развлекал публику рассказами о том, как он с парой земляков, прикинувшись экстрасенсами, сбили секту из московских старых дев и делали с ними все, что хотели.

Рассеянно перешагнув через медвежий капкан, Осип Осинов побрел по улице Кира Дерибасова. Сомнения мучили его страждущий дух. Правильно ли поступил он, уступив настояниям буддо-христиан и согласившись взять на себя духовное попечительство общиной? Ведь теперь предстояло долго отплетать истину от лжи, отшелушивать чуждый индуизм, выкристаллизовывать свое похищенное учение и не позволить никаким летающим быкам и священным назирхатским грибам прошмыгнуть в чистую назарьинскую мифологию. Тяжелый груз взвалил он на свои плечи…

И все-таки Осип был счастлив, как никогда! Разом исполнились и уже сформулированные, и еще неосознанные чаяния. И пусть никогда не узнают сельчане, что он, невидимый для всех, спас Назарьино от растворения в хаосе человечества! Не дал защелкнуться роковой застежке, затянуться уже свитой петле! Этой ночью Назарьино могло впервые спать спокойно. Дух и интеллект сумели пленить шедшую к большому Антиназарию армию зла. И теперь он превратит ее в армию добра!