Избранный - Бернис Рубенс

class="p1">— Мой дом здесь, — мягко ответила она. — Туда я не вернусь. Останусь с тобой и Беллой.

Тетя Сэди вздохнула:

— Как в старые добрые времена. Ты поправишься, Ави, Норман вернется домой, правда же? И мы все будем счастливы.

К облегчению Эстер, никто не стал ее спрашивать, почему она так решила.

— Завтра поедем навестим Нормана, — сказала она.

Последнее препятствие — и она дома.

18

Никто из работников больницы не сообщил домашним Нормана о его нервном срыве. Даже если бы Белла позвонила, ей зачитали бы стандартное коммюнике: спит под успокоительными (здешний эвфемизм, скрывающий неспособность медбратьев усмирить разбушевавшегося). Рабби Цвек с нетерпением ждал визита. Он не видел Нормана больше месяца, к тому же на этот раз ехал к нему с желанными гостьями и возлагал большие надежды на семейное воссоединение. Эстер нервничала. Она понятия не имела, что сказать Норману. Аккуратность и однообразие его узилища наводили на нее страх, и Эстер жалела брата. Она оказалась совсем не готова к встрече и решила посмотреть, как ее примет Норман: вдруг в штыки?

Рабби Цвек вел их за собой по коридору, как гид, кивая знакомым лицам.

— В дальней палате, — обернулся он. — Входите же. — Он встал в дверях, пропуская их в палату. — То-то он изумится.

Ему хотелось понаблюдать со стороны, как Норман встретит Эстер, но тут к нему подошел дежурный медбрат.

— Рабби Цвек, — негромко сказал он, — не могли бы вы на минутку заглянуть ко мне?

Рабби Цвек вздрогнул, но последовал за ним.

— Что-то случилось? — спросил он робко, почти виновато.

— Присядьте, — сказал Макферсон. — Ничего серьезного. Просто вчера у нас в отделении приключилась маленькая неприятность, — ему не хотелось упоминать о смерти Министра, — и некоторые пациенты переволновались. Норман распереживался, пришлось опять вколоть ему успокоительное. Жаль, он ведь шел на поправку. И тут такой рецидив. Но вам не о чем беспокоиться. Это пройдет, он скоро начнет выздоравливать.

Рабби Цвек рассердился.

— Домой ему надо, — сказал он. — Мало ему своих расстройств, так еще за других волноваться. Я забираю его домой, — отрезал он.

— Это невозможно, — возразил Макферсон. — Всё равно ему придется пробыть здесь еще три недели. А потом мы сами отвезем его домой.

Рабби Цвек вздрогнул, вспомнив, как Нормана везли в лечебницу; второй такой поездки он не выдержит.

— Можно с ним посидеть? — нерешительно спросил он, досадуя на себя за то, что так легко сдался. С тех пор как Норман заболел, рабби Цвеку не раз приходилось, смиряя злобу, подчиняться тем, чьим знаниям он не доверял, поскольку сам он в этом не смыслил, а следовательно, и сделать тоже ничего не мог.

Плечо уколола привычная боль. Но он не испугался. Любовь — его оружие, и теперь оно обернулось против него.

— Вы можете посидеть с ним, — разрешил Макферсон, — и даже поговорить, но он спит и едва ли ответит.

Рабби Цвек вошел в палату. Белла сидела в изножье кровати, тетя Сэди всматривалась в лицо Нормана. Она приехала его увидеть и увидит во что бы то ни стало. Эстер стояла возле кровати. Она так боялась этой встречи и теперь чувствовала облегчение оттого, что встреча откладывается. Постепенно она привыкнет к Норману, и, быть может, слова не понадобятся вовсе. Во сне он кажется совсем юным, подумала Эстер, и невинным, словно и не причинил им столько горя. Она заметила, что волосы его поредели, но лицо было гладким и спокойным. Интересно, изменилось ли его тело, подумала Эстер, она никогда не видела его раздетым, даже в детстве, но сейчас ей непременно захотелось узнать, изменились ли очертания его тела. Ей необходимо было увидеть их в подтверждение многолетней разлуки, поскольку ей вдруг показалось, что они не расставались вовсе. Она принесла стул подошедшему к ним отцу, встала поодаль, смотрела на неподвижное Норманово тело и сокрушалась о том, во что они все превратились.

Рабби Цвек наклонился над кроватью, тронул Нормана за плечо.

— Норман, — сказал он, — это папа. Папа приехал тебя проведать. Кто сказал, что я заболел? Вот я здесь, у твоей кровати. Это папа, Норман. Поздоровайся с папой. — Он легонько встряхнул его, но тетя Сэди перехватила его руку. Ни один из них не отваживался взглянуть Норману в лицо. — Папа здесь, — повторил рабби Цвек. — Я совершенно здоров. Не волнуйся за меня, я не болен. Ты слышишь, Норман?

— Он знает, что ты здесь, — сказала Белла. — Не расстраивайся.

— Норман, — снова позвал рабби Цвек, но Эстер мягко усадила его на стул.

— Отдохни, пап, — она обвела взглядом остальных, — по-моему, мы зря теряем время.

Ее вдруг разозлило их отчаяние. Норман лежал не шевелясь и ничего не замечая, однако же власть его над собравшимися была безусловной, и Эстер захотелось отхлестать его по щекам, чтобы он очнулся и увидел, что натворил.

— Как ты это терпишь? — спросила она у Беллы. — Как тебе удается сохранять спокойствие?

— Это далеко не первый раз, — Белла улыбнулась сестре, — со временем привыкаешь.

Бремя, разделенное с другими, уже казалось ей легче — да и не бременем вовсе.

Рабби Цвек отвернулся от Нормана и увидел на соседней кровати смутно знакомое лицо. Человек таращился в пустоту, и рабби Цвек вспомнил первое свое посещение. Но кровать напротив Нормана, откуда на них в тот раз смотрели столь пристально и надменно, сейчас пустовала. И от этой пустоты рабби Цвека почему-то пробрала дрожь. Он уже привык к тому пациенту и теперь испугался отсутствия привычной, знакомой приметы нового Норманова пристанища, как испугался в тот день, когда не обнаружил в палате Билли. Человек, который сейчас смотрел с кровати неподалеку, напрасно рассчитывал воссоздать прежний облик палаты: в здешней обстановке он выглядел нелепо, точно в обносках с чужого плеча.

— А где Министр? — крикнул рабби Цвек, неожиданно вспомнив имя отсутствующего.

Несколько пациентов обернулись к нему, и рабби Цвек отметил, что в палате не осталось ни единого знакомого лица, что тут вообще всё переменилось, кроме его сына, лежащего на кровати упрямой унылой тушей.

Он спохватился: ведь человек на соседней кровати показался ему знакомым, и рабби Цвек повернулся, чтобы заговорить с ним, отыскать хоть что-нибудь общее между ним и Норманом. Человек улыбнулся ему, и улыбка тоже была знакомая: вежливая, рассеянная, она вспыхивала и гасла, точно лампочка, которая вот-вот перегорит. Это был Билли, и рабби Цвек очень ему обрадовался. Значит, не все старожилы исчезли, бросили его спящего сына. Билли остался держать оборону и покинет палату лишь тогда, когда Норман будет готов уйти.

— Уильям? — произнес рабби Цвек. — Вы