Путь Грифона - Сергей Максимов

– Ну, это не наша епархия, – отмахнулся маршал, – пусть политики с дипломатами разбираются.

Советская операция по освобождению Белоруссии, получившая название «Багратион», началась через семнадцать дней после начала англо-американской операции «Оверлорд». И меньше чем через месяц, двадцатого июля, когда стало ясно, что англичане с американцами действительно «не способны провести крупные стратегические наступательные операции», состоялось неудачное покушение на Гитлера.

Водитель гнал машину в сторону столицы почти на максимальной скорости. Бдительный Черепанов, сидевший рядом, несколько раз предупредительно похлопывал его по колену. Что означало «сбавить скорость». На какое-то время автомобиль замедлял движение, пока с заднего сиденья не раздавался строгий голос Суровцева. Произносил он всего лишь одно слово:

– Опаздываем.

Ангелина с укором поглядела на мужа и, принимая сторону помощника генерала, решительно сказала:

– Двадцать-тридцать минут ничего не решат…

– Прекратите дёргать водителя! Оба. Иначе поедете в Москву на попутках, – в несвойственной ему манере вдруг повысил голос Сергей Георгиевич.

– Извини, пожалуйста, – коснувшись ладони мужа, тихо сказала Ангелина.

У Суровцева были все основания с неудовольствием посмотреть на супругу. Ей излишне было объяснять, что в условиях войны иногда и секунды решают всё или почти всё. Именно поэтому ехать в Суздаль для встречи с Паулюсом, с которой они сейчас возвращались, у него не было ни малейшего желания. Не было и времени.

В ходе боёв за Белоруссию пришлось быстро импровизировать. И сейчас, может быть, именно в эти минуты, продолжалась крупная радиоигра по дезинформации противника, который поверил, что в белорусских лесах, в тылу наступающих советских войск, героически сражается в окружении крупное немецкое соединение под командованием подполковника Герхарда Шерхорна.

Операцию, получившую название «Березино», проводили совместно диверсионно-разведывательное управление Судоплатова и специальный отдел при оперативном управлении Генштаба, возглавляемый Суровцевым. Произошло то, чего Сергей Георгиевич добивался целый год: противник уподобился больному человеку – алкоголику или, точнее сказать, морфинисту. Попав в зависимость, в данном случае от поставляемой ему информации. Отсутствие таковой для него сейчас являлось не просто болезненным, а смертельно болезненным. В этот момент неприятель был готов принять любой суррогат, лишь бы хоть ненадолго избавить себя от подобия тяжкого похмелья и наркотической ломки…

Обстановка требовала присутствия Суровцева в Москве. А вместо этого несколько часов тому назад ему приходилось вести почти досужие разговоры с пленным фельдмаршалом, который, как выясняется, очень долго соображал и с опозданием больше чем в год понял то, что должен был понять при первых встречах: советское руководство не собиралось и не собирается делать из него банального шпиона. И только теперь, когда гестапо расстреляло две сотни немецких генералов и офицеров, причастных к неудачному покушению на Гитлера, он, Паулюс, выразил желание разговаривать откровенно.

Среди партии первых казнённых в тюрьме Плётцензее заговорщиков был покровитель и наставник Паулюса – фельдмаршал Иоб-Вильгельм Георг Эрвин фон Вицлебен. Был арестован гестапо и руководитель абвера адмирал Канарис.

Разговор с Паулюсом записывался на магнитную плёнку. И присутствие в Суздале Ангелины было вызвано тем, что дорого было именно время. Водрузив на голову наушники в тайной комнате с записывающей аппаратурой, жена генерала вела стенограмму беседы, чтобы, не дожидаясь местной расшифровки, сразу отбыть в Москву. Если бы кто-нибудь раньше сказал ей, что она без труда будет стенографировать с немецкого языка – она просто не поверила бы. Стенография с переводом – это высший пилотаж и для стенографистки, и для переводчика.

– В заключение нашей беседы, ещё раз примите мои самые искренние соболезнования, – уже почти прощался с фельдмаршалом Суровцев, – я знаю, как это горько терять товарищей и боевых друзей.

Паулюс горестно кивал головой. Казнь берлинских заговорщиков произвела на него удручающее впечатление. Точнее сказать, она его добила. А первым событием, выбившим его из равновесия, было даже не покушение на Гитлера, а состоявшийся за три дня до этого проход немецких военнопленных по улицам русской столицы. Многотысячная толпа пленных соотечественников, запечатленная и растиражированная в кадрах советской кинохроники, была зримым образом национальной немецкой катастрофы, истинные и гигантские масштабы которой ещё до конца не были Паулюсу ясны и понятны. Потрясение от увиденного определило мотивацию поступков и действий пленного фельдмаршала если не на всю оставшуюся жизнь, то на ближайшие годы.

– Вы же понимаете, что от вас в Сталинграде ждали самоубийства, – закрепляя результаты беседы, продолжал русский генерал. – Немецкий фюрер посчитал, что звание фельдмаршала обязывает вас пустить себе пулю в лоб. Потому он вам его и присвоил в условиях окружения и полного военного поражения. До сегодняшнего дня, как ни прискорбно, вы исполняли именно роль мыслящего трупа.

– Теперь я живу. И готов жить для Германии, – решительно заявил фельдмаршал.

– Прежде вы должны ответить сами себе на вопрос: почему Гитлер желал и продолжает желать вашей смерти?

– Я думал об этом. И точного ответа у меня нет.

– Не только потому, что вы один из авторов плана «Барбаросса», – точно стал подсказывать Суровцев. – Как крупный военный теоретик, вы отдавали себе отчет, с какими трудностями столкнётся Германия при нападении на Россию. И рано или поздно вы должны были спросить сами себя: зачем нужно было начинать войну на востоке с такими туманными перспективами, когда перспектива разгрома Англии находилась всего в тридцати километрах ширины Ла-Манша? Теперь, когда вы полностью повторили почти все ошибки Наполеона, вы понимаете, что судьбу послевоенной Германии будут решать совсем не немцы. И даже не русские. Тяготы двух мировых войн разделили мы с вами, но победителями опять становятся отсидевшиеся на острове англичане. Теперь к ним присоединятся ещё и американцы, которые и вовсе отделены от Европы океаном. Так кто эти войны развязывает? Вы невольный носитель политической информации. Вы, например, можете дать чёткое объяснение того, кто был заинтересован в удачном покушении на фюрера. И теперь вашей смерти желает не только Гитлер, – неожиданно заключил русский.

Паулюс удивлённо поднял глаза на русского генерала. Изумлённо спросил:

– Кто же ещё может желать моей гибели?

– Этим силам нет точного названия. Хотя теперь есть понимание, что они транснациональны и цель их – мировое господство. Путь к которому лежит через устранение с мировой арены крупных государственных образований. Прежде всего, путём их стравливания между собой. Они всегда рассматривали Германию как противовес Франции и России.

– Хорошо. Пусть будет так. Ответьте мне честно: что я должен делать?

– Только то, что велят вам долг и совесть. Ваша роль определена вам самой историей. Вы очень важный свидетель. А ещё мы с вами должны сделать всё, чтобы Германия и Россия снова никогда не воевали в угоду третьим странам.

– Вы не будете от меня требовать давать какие-нибудь обязательства и что-то подписывать?

– Нет. Поверьте, есть много людей, работающих и готовых работать на русскую разведку. И двигают этими людьми часто не финансовые интересы, как можно подумать, и даже не коммунистические идеи.

– А что же тогда?

– Мировоззренческие мотивы. А что до военных секретов, то меня сейчас интересует только один.

– Какой?

– Это даже не секрет. Кроме плана «Барбаросса», вы знакомы с планом десантной операции на Британские острова…

– Такой вопрос рассматривался чисто гипотетически. Были подготовлены несколько специальных судов. Предполагалось использовать воздушно-десантные части.

– Но первое массовое их применение на Кипре показало, что рассчитывать на успех только воздушных десантов не приходится. Потери немецких десантников на острове Кипр были чудовищны, – подсказал русский генерал.

– Да. Но вы правы… Десант на Британское побережье по возможным потерям несравним со сражениями на Восточном фронте. Ни под Москвой, ни тем более под Сталинградом…

Новый прикреплённый к генералу водитель «не прижился». Черепанов опять занял место шофёра в генеральском автомобиле. А через день после возвращения из Суздаля произошло чрезвычайное событие, во многом определившее дальнейшую судьбу генерала Суровцева…

– Товарищ генерал, за нами слежка, – взглянув в зеркало заднего вида, заявил помощник.

Сергей Георгиевич даже не обернулся. Лишь спросил:

– Давно?

– Так получается, со вчерашнего вечера. Вчера, подумал, померещилось. А сейчас ведут так нагло, что даже не прячутся.