Небо в алмазах (СИ) - Younger Alexandrine

— Зато мои… — редкий случай, когда их ссоры заканчивались так полюбовно…

Впервые им было так трудно остановиться, выдохнуть и разобраться, что же происходит с ними с наступлением всеобщих неприятностей. Влюбленными и лучезарными Лиза и Космос оставались только на июньской фотографии с Софкиного дня рождения. Но кольцо, перламутром блестевшее на тонком пальце девушки, напоминало о сделанном выборе.

Лиза ни капли не пожалела, что сказала «да» воодушевленному Космосу, практически ни секунды не думая, однако сердце вздрагивало от мысли о том, что они все больше отдаляются друг от друга. Хотя бы потому что сегодня утром Кос вспылил на неё, едва Лиза заикнулась о том, что дача Царёвых не гарантирует их другу шансы на спасение.

— Тебя послушать, милая, так я просто с боку стою, покуриваю анашу, и мне на Санька с колокольни плевать! — крикнул Космос в спину девушки, когда она, не находя сил на спор, молча изучала вид за окном, пытаясь не дать волю застоявшимся в глазах слезам. — Не суйся, иначе, я к чёртям собачьим рехнусь из-за тебя!

— Что мне делать, прикажешь, когда тебя заметут? — глухо спросила Елизавета, пытаясь сосчитать капли дождя, усеявшие её окно. — Может, стоит прислушаться ко мне?

— Ты хоть понимаешь, что это тебе глазками хлопать?

— Не волнуйся, Космос! Кажется, что, по-твоему, я умею делать не только это, раз ты решил на мне жениться.

— Будешь сидеть здесь, как завещал твой братец. Его-то ты всегда признавала!

— Не держу… — студентка обернулась, и указала молодому мужчине на дверь, не в силах больше терпеть этот разговор. — Поговорим, когда угомонишься.

— А я люблю тебя, Павлова, — в руке Космос крутил ключи от Линкольна. Это одно из его любимых занятий… когда он буравит голубоглазую взглядом, — и хреново, что ты этого ни черта не воспринимаешь!

— Оставь! Оставь меня одну! Езжай и решай все сам, если тебя уже невозможно отговорить!

— До дачи Царевых — не самый близкий путь.

— Ну, может, там и поймешь, куда ты всё завел!

Безобразная сцена в Дубне, другая девушка, неизвестно каким образом, оказавшаяся рядом с Космосом, и всё, что последовало после — крики, громкие хлопки дверью и обвинения во всех грехах, довершили их ссору, тлеющую не первые дни. С ночи после неудавшегося дембеля Саньки, Космос и Лиза испытывали друг друга, не скрывая ревности, и, не считаясь с тем, что отравляло их любовь, не знающую до осени восемьдесят девятого года ни единой тучи.

Молчание в телефонной трубке не придавало сил для решения общей проблемы. Кто-то скажет, что глупая Лизка Павлова не выдержала первого шторма, и, послушав тётку, путаясь в шнурках под ногами, сбежала к уютной жизни, подальше от забот, не разбираясь, кто виноват.

И наивно продолжать упрямо верить в то, в чем разочаровалась та же Ленка Елисеева, предавшая настоящее чувство ради жизни в достатке. Но, переживая расставание, Лиза оставалась в глубокой уверенности, что любовь — не абстрактное понятие, обесцененное, пошлое и утратившее всякий смысл. И она по-прежнему будет жить для студентки в одном человеке.

Ленинград, январь 90-го.

Ёлка ощущала себя матерью этого взрослого, но такого запутавшегося ребёнка. А сердце матери, как известно, ничего не обманет. Лиза может сколько угодно баламутить воздух своей самостоятельностью, и твердить ей, прожившей жизнь, о том, что со своими проблемами разберется сама, но Чернову подобные доводы совсем не убеждали. И поэтому в её день рождения не оставит попытки поговорить с ней, приводя разрозненные мысли в стройный ряд.

— Именинница! Почему твой братец положил трубку, не поговорив со мной? — начала разговор Чернова, намазывая на булку щедрую порцию малинового варенья. — Так и исключу из завещания! Приезжать — фиг дозовешься, занятой, а пару ласковых сказать? Пользуется тем, что я вечно покуриваю бамбук на конференциях?

— Я забыла сказать, Ёлочка, — Лиза бросила свое баловство, спокойно выдавая очевидную тайну Пчёлкина, — а у Вити Софочка, он же не из дома звонил! Это, конечно, неожиданно, но когда-то должно было громыхнуть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Что? — Елена чуть ли не обронила свежую булку хлеба из рук. — Вот зараза же такая, а что за девочка? Только не говори, что дочь Голикова…

— Из-под носа дипломата будущего девчонку увел! Значит, не тем колокола пели! Ладно, что это я, в самом деле… — чужое счастье заставляло задуматься о своем… Потерянном. — Большому кораблю — удачное плаванье, а мой брат этого заслуживает!

— Звонил? — строго спросила Елена, зная, что в этот раз племяннице не отвертеться от правды. Слишком грустные глаза. Молчание затянулось, и кто-то и сам не знал, как выбраться из искусственного тупика на глиняных ногах. — Лизка, не юли! Ведь я давно тебе говорила — виноваты оба.

— Ещё бы эта тема не портила мой аппетит! Звонил, три дня назад, а я… Не знаю, как с ним говорить! О чем?! Я никого не хочу обвинять, но… — каждая мысль о Космосе лишала Лизу возможности не вспоминать то, что развело их в разные стороны. — Мне проще начать сызнова… Зарыть, закопать, память стереть!

— Дурная голова ногам покоя не дает! — прогресс существует, подумала Елена, отмечая, что история, приключившаяся с нею и лейтенантом Рафаловичем много лет назад, не имеет риска материализоваться. — Не спеши зарываться — к тебе и так через два дня примчится гонец! Не удивлюсь, если покаянное «до свидания, Ёлка», вы объявите мне хором!

— Не волнуйся, не скажем… — уютное проживания в четырех стенах комнаты с высокими потолками стало нормой для Павловой.

Ей было легко приехать сюда, чтобы без слов и лишних стенаний дать понять тётке, как бывает, необходима спасительная тишина. К тяжелому разговору с Холмогоровым Лиза приготавливала себя, как к неизбежному хирургическому вмешательству.

Вместе — как на вулкане, а врозь — тошно, готовь веревку и мыло. Чем дальше нёсся календарь, тем острее накрывала тоска по тому, вера в которого так нечаянно поколебалась. Старательно убивали все то, что так избирательно строили. Корабль заштормило, и никто не мог найти силы, чтобы признать поражение. Ведь в этом и есть победа?

Если, конечно, они бывают в любви… Но Лиза сомневалась, что нужно что-то доказывать, и выставлять свою боль на всеобщее поругание.

— Поправимое дело! — отметила Чернова, наслаждаясь ароматом любимого кофе, и не слишком торопясь выныривать с кухни. — Вот что! Раз так будет продолжаться — сама позвоню профессору, снаряжу твоего мухомора и буду вершить суд! Не обещаю, что гуманный!

— Боюсь-боюсь! — блондинка положила голову на скрещенные пальцы, пытаясь хотя бы сегодня отвлечься от своих серых мыслей. Обычно свой день рождения Лиза проводила совсем в другой компании, и был он куда примечательнее, чем этот скромный завтрак. — Везде я плохая получаюсь.

— Ну ты и не пятирублевый, чтобы всем угодить, — Ёлка с озорством закатила глаза, и, хитро подмигнув, дополнила, — может, скажешь, зачем кружишь голову бедному грузину? И не смотри на меня так! Гела замучился тебя в театр приглашать, развлечь, а ты?

— Я? — черные ресницы Елизаветы удивленно и непосредственно захлопали. — Ах, Гела… Ну с днем рождения поздравлял!

— И что сболтнул тебе этот пионер? — иногда в Черновой просыпались гены собственной матери — чего уж так сильно не хотелось, но любопытство брало вверх.

— Клялся в любви, позвал замуж, — нервно сказала Лиза. Гела шутил в своей обычной манере, но Лиза жила в своей холодной осени, из которой не слишком хотелось выплывать. Ёлка же смеялась, не считая нужным скрывать свою веселость. — Все, больше ничего тебе не скажу!

— Я так и знала! — уверенно произнесла Чернова, вставая со стула. — К бабке не ходи! Только прошу, если Витя… Не дай Бог, притащит сюда причину твоих горючих слез, пожалуйста! Пусть не портят здесь интерьеры! Ампир! А дуэли, кстати, запрещены были ещё при царе горохе!

— В моем возрасте ты бы не посмеялась.

— В твоем возрасте… — обнимая племянницу за плечи, и ласково перебирая её кудлатую голову ответила Чернова. — В твоем возрасте, Лиза, я столкнулась с жестоким предательством, сделавшим из маленькой Ёлки — Елену Владимировну Чернову… Не Леночку, не Ленку, а Елену Владимировну! Без чувств и желаний! Недочеловек! И женился на мне Чернов, потому что дед твой был секретарь обкома, а я же приставка к хорошим возможностям!