Море смерти, берег любви - Светлана Владимировна Успенская

предметов, ему показалось, что сквозь скорбный лик Богородицы проступило другое, очень знакомое лицо с насмешливым пронзительным взглядом. Губы как будто искривились в сладострастной улыбке и что-то прошептали ему.

Отец Амвросий вздрогнул, вытер тыльной стороной ладони лоб и воззрился на икону. Но на него с печалью взирало просветленное лицо Пречистой. Чуть вздрагивающая рука потянулась ко лбу. Перекрестившись несколько раз, шепча слова очистительной молитвы, он встал на колени и начал бить поклоны. Но как только на секунду взгляд его отрывался от образа, как ему вновь начинало казаться, что Богоматерь улыбается как-то особенно, на ее губах он видел улыбку, которую столько лет пытался, но не мог забыть…

Ко всенощной собралось немного людей – несколько сельских прихожан и почитателей священнического дара отца Амвросия из окрестных сел. Среди них были важные лица, на чьи пожертвования и жила церковь. (Копцев был частично прав, говоря, что существование храма поддерживается криминальными средствами.) В трепетном сиянии церковных свечей отец Амвросий различил высокую фигуру посланника близнецов Палей, их личного телохранителя Шершавого.

Исполняя обязанности пастыря и гостеприимного хозяина, священник после службы вышел к прихожанам поговорить, сказать ласковое слово. Смиренно опустив глаза, Шершавый, как и другие, подошел за благословением и смиренно произнес, вручая священнику газетный свёрток.

– Прими, батюшка, на нужды храма… От всей нашей братвы. Помолись за упокой…

Отец Амвросий принял подношение, поблагодарил, благословил и проводил верующих, сам погасил свечи в алтарной части храма и запер церковь.

Темная густая ночь зажгла над землей мириады крупных звезд. «Звезды – очи Бога», – вспомнил отец Амвросий, ступая по мокрой от росы траве. Было холодно, август так вызвездил небосклон, что он казался белым. Цикады молчали, они не стрекочут в холодную погоду. Неподалеку, за лесом, прогрохотала последняя электричка из Москвы.

«Не приехал Сергей, – устало подумал священник, входя в дом. – Испугался нашего спора или заночевал в другом месте… Ну да Господь с ним… Помолюсь на ночь да лягу спать…»

Священник опустился на колени перед образом. Его качало от усталости, веки утомленно опускались, но вновь и вновь он заставлял себя шептать знакомые привычные слова. И опять повторилось давешнее видение – опять ему подмигивала и сладострастно улыбалась Богородица Одигитрия. «Даже в образе Пречистой женский лик смущает меня», – горестно подумал отец Амвросий и решил вернуться для молитвы в церковь.

Он отомкнул дверь храма, зажег несколько свечей, затеплил самую малую лампадку перед образом и опустился на колени, то и дело осеняя себя крестом. Молился он долго и старательно. Время бежало незаметно, обтекая его со всех сторон невидимой рекой. В храме было тихо, в неплотно прикрытые двери доносились неясные ночные шорохи, шелест травы, треск крыльев от неожиданно взлетевшей с дерева ночной птицы.

Вдруг легкое шуршание послышалось совсем рядом, как будто кто-то провел сухой веткой по каменному полу. Отец Амвросий оглянулся. Никого. «Наверное, мыши… Надо завести кота…» – мелькнуло в голове, и он зашептал чуть громче, чтобы отвлечься от земных звуков:

– Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое…

После слов «царствие Твое» шорох повторился вновь, уже чуть ближе и яснее. Отец Амвросий резко повернулся. И вздрогнул. Вдоль алтаря, шурша белой воздушной тканью, скользнула фигура, сотканная из бликов и теней.

Отец Амвросий попытался было подняться с колен, но ноги отказались повиноваться, и он покачнулся. Голова мучительно закружилась, в глазах потемнело, ему стало тяжело дышать. Белая невесомая зыбкая тень стояла в сумраке придела отчётливо и зримо.

– Господи, спаси, спаси меня… – прошептал он, отворачиваясь, чтобы не видеть леденящий душу нереальный кошмар.

Но призрак не исчезал, он словно по воздуху заскользил к тому месту, где за кованой железной дверью находился вход на колокольню.

Отец Амвросий с трудом поднялся на ноги, сделал несколько шагов и остановился, как зачарованный. Привыкшие к огоньку лампады глаза мгновенно ослепли в темноте. Но белая, колеблющаяся словно от ветра, женская фигура была ему отлично видна. Он даже разглядел лицо, скорбное лицо Богородицы, страдающие глаза. Видение махнуло священнику рукой, словно приглашая за собой.

«Она! Это она! Это Дева Мария! Она явилась, чтобы спасти меня!» – радостно всколыхнулось утомленное сердце священника, слезы умиления выступили на глазах, а пересохшие губы зашептали:

– Богородице, дево, радуйся!..

Он изо всей силы сжал наперсный крест и с улыбкой надежды направился к призраку. Слезы застилали глаза, разум мутился, не в силах поверить в чудесное явление. Он приближался, и каждый шаг был как будто шагом в небеса – шагом надежды, просветления, избавления.

Призрак скользнул за тяжёлую дверь. Та чуть слышно скрипнула, шорох шагов стих, замирая где-то вверху. Отец Амвросий, тяжело ступая, начал подниматься по ступеням на колокольню. Ему казалось, что откуда-то сверху, чуть ли не с неба, льется ослепительно яркий свет, а от летящей впереди него фигуры, которая поднималась, не касаясь ногами ступеней, исходит золотое свечение. И он двигался за призраком, не чувствуя ни собственного тела, ни собственной души, – легкий, как дыхание ветра, безмерно счастливый. Ему казалось, что он уже умер, и это его счастливая душа летит к Пастырю, чтобы войти в его сияющий небесный чертог.

Лёгкий ночной ветерок, напоённый запахом сырой земли и травы, освежил лицо священника. Он глубоко вздохнул. От ветерка взлетали и опадали лёгкие невесомые одежды призрака, стоящего на самом верху лестницы. Призрак повернулся к нему, ожидая, когда он поднимется на колокольню. Мертвенный свет луны обливал видение неживым светом, и мираж казался гипсовой статуей, если бы не шевелились от ветра складки белого одеяния. Призрак ждал. И был страшен. Но священник не мог противиться его силе. Он поднялся на последнюю ступень колокольни и застыл в нерешительности, боясь приблизиться к чуду. Он судорожно сжимал наперсный крест и вряд ли мог разжать пальцы.

Призрак призывно протянул к нему бесплотные руки. Глаза его чернели на белом как мел лице огромными бездонными пятнами, а тонкие губы трогала печальная улыбка.

– Идем… – не услышал, а скорее угадал отец Амвросий.

Он дрожал как в лихорадке. Словно в трансе он сделал шаг навстречу. Площадка колокольни была ярко освещена лунным светом, но нереальность происходящего не давала священнику прийти в себя, он был словно во сне и не мог проснуться.

Он сделал еще шаг. И еще… Белая фигура манила и притягивала к себе словно магнитом. Но вдруг священник в ужасе отпрянул. Он узнал тонкое лицо, пронзительный взгляд немигающих глаз, улыбку, трогающую тонкие губы, он узнал лицо, которое изо всех сил старался забыть. Этот грешный лик он боялся, ненавидел и страстно желал.