Соседи (СИ) - Коруд

более, маме. Всё носила в себе. Вычеркнуть бы тот инцидент из памяти, как страшный сон, и никогда-никогда к нему не возвращаться, но пока не получалось: казалось, она никак не может избавиться от ощущения липких рук на своей коже, до сих пор чует омерзительную смесь парфюма, перегара и пота. Четверг и пятницу промаялась дома: даже в магазин за молоком не смогла заставить себя выйти. А в ночь на субботу поняла, что из-за какого-то больного запираться в квартире просто глупо, что отсиживаться за железной дверью всю жизнь она не может, не станет и на фестиваль пойдет.

Егор заходил в четверг вечером. Под внимательным взглядом матери попросил её выйти на минуточку, вывел на общий балкон, подальше от чужих ушей, вручил перцовый баллончик и снова предложил сходить в полицейский участок. Ульяна в очередной раз отказалась. Он пристально, долго и молча её рассматривал, явно не понимая этого решения, но его принимая, сообщил, что выяснил, что «этот мудила уже находится в розыске», и сказал, что «прямо сейчас» сам пойдет в ментовку поболтать с участковым. Больше она его не видела. Всё высматривала под окном «Ямаху», всё вслушивалась в заиндевелую тишину за стеной, всё думала — много-много думала об этом эпизоде, предыдущих, о детстве, о хорошем, о том, сколько раз за свою жизнь он слышал от неё фразу: «Только маме не говори…». Но облечь свои мысли в слова благодарности, в какие-то еще слова не получилось: Егор опять пропал из вида, некому было говорить. Грудь сдавливало чувством смятения и беспомощности, ощущением, что образовавшуюся между ними пропасть уже не перепрыгнуть, несмотря на какие-то подвижки. Оно ему не сдалось.

В таком растревоженном состоянии прошло без нескольких часов трое суток, и вот теперь Уля сама вслед за Юлькой невольно шарила глазами по группам коллективов, что тусовались у сцены. И вновь самую малость волновалась. Ну как «самую малость»? Так, как будто на сцену нужно было выходить ей самой, а не Егору. Под ложечкой сосало, Юлькиных восторгов Ульяна не разделяла, наоборот — нутро потряхивало, щекотало чувством неизвестности. Что, кого она сейчас увидит? Что за музыка это будет? Интуиция подсказывала, что вряд ли лайтовая безобидная попса — не таков Чернов. И еще одно немаловажное обстоятельство не давало ей покоя: на этот фестиваль её позвал Вадим, от соседа она приглашений не получала. Ни разу, никогда. Вообще! Вообще не понимаешь, чего ждать! Не знаешь, как человек отреагирует на твоё присутствие. Не знаешь, что лучше: если заметит или если не заметит. Остаться или убежать, пока не поздно? Ничего не знаешь.

Кто-то скажет: «Нервотрепка на пустом месте». Если бы…

Только что отыграли какие-то никому не известные турки, и теперь техники готовили сцену для следующего выступления, а сами музыканты стояли в окружении горстки девушек у разделяющей сцену и зрителей металлической перегородки, заразительно смеялись и курили. Вадим перед уходом сообщил, что хедлайнер фестиваля должен выйти в девять вечера, перед хедлайнером там еще кто-то, всего впереди оставались три коллектива, значит… Значит, прямо сейчас сцену готовили под… Под Егора и готовили. К своему стыду, название его группы Уля запомнить так и не смогла: произнести эту сложную комбинацию букв правильно и без запинки возможным не представлялось, и из головы оно вылетело, не успев туда влететь, не говоря уже о том, чтобы осесть. Юльку в этом плане тоже ждал оглушительный провал.

Уля безотрывно следила за суетящимися на сцене фигурами: их там было не меньше шести человек. На барабанной установке на её глазах поменяли тарелки и маленький барабан. Вынесли стойки, три кейса с гитарами и еще один длинный: на все чехлы кто-то налепил ярко-салатовые наклейки, а на наклейках сделал пометки маркером, но нюансов с расстояния двадцати метров было не разглядеть. Передвинули микрофонную стойку и поменяли сам микрофон. Длинный чехол распаковали и достали из него синтезатор. Принесли и расставили по позициям бутылки с водой и даже, кажется, разложили на пюпитры полотенца. Раскидали и подключили провода и какие-то розетки.

И исчезли.

— А вот и я! — раздался над ухом голос Вадима. Вернулся он с тремя запотевшими пластиковыми стаканами. Как только донести умудрился? Для себя и Юли взял по пиву, а для Ульяны безалкогольный мохито. — Знакомых встретил! Рыжего издали видел, как всегда, с вереницей юных фанаток на хвосте, — хохотнул он словно несколько нервно. — Но к ним лучше потом подойдем. Сейчас отыграют — вот тогда.

— Думаешь, хорошая идея? — с сомнением протянула Уля, чувствуя, как звенят струны её собственных нервов.

— Просто отличная! — округляя глаза, поспешила вставить свое веское слово Юлька. Эту хлебом не корми — дай лишнюю минуту полюбоваться на предмет своего интереса. Нет, у неё что, к нему серьезно? По лицу и рассуждениям вслух не похоже. А вдруг она просто умело маскируется?

— А чё нет? Я всегда так делаю, меня там уже все знают, — пожал плечами Вадим, косясь в сторону потихоньку подтягивающихся к сцене людей. — Сейчас выйдут, так что с напитками давайте ускоримся, надо еще местечко поближе застолбить. В самый замес лучше не соваться, но с галерки смотреть смысла никакого.

«Поближе? О боги…»

И они ускорились. И еще ускорились. Стаканы были осушены за пять минут. Еще пара минут понадобилась, чтобы найти такое «местечко поближе», с которого бы хорошо просматривалась сцена, но где вероятность оказаться сметенными раззадоренной толпой сводилась, по оценкам Вадима, к минимуму.

Расчет Стрижова оказался верным: не успела компания выбрать точку, как на деревянные подмостки выскочил, нет, вылетел, ведущий фестиваля.

— Друзья, надеюсь, вы приятно проводите вечер! — закричал он в свой микрофон. — Встречайте коллектив, который, судя по одобрительному гулу, многим из вас хорошо знаком. Итак, поприветствуем! Одна из лучших московских кавер-групп! «Мамихлапинатапа-а-ай!»

«Из лучших?.. Как это произнести вообще?..»

Уля замерла, вперившись взглядом в сцену. Один за одним — они появлялись. Светловолосый полноватый барабанщик с комфортом устроился за барабанной установкой и тут же задорно завертел в руках палочки. Какой-то мужик позади заорал: «Игорь, бросай их сюда!». В ухо раздался интимный шепот Вадима: «Это Игорёк!».

Тощий кучерявый шатен в ультрамодных очках, скромно улыбнувшись приветствовавшим музыкантов зрителям, встал у синтезатора. «Это Сашка, клавишник», — торжественно возвестил Вадим, явно чувствуя себя на высоте. Ещё бы, он всех их знал, причём поименно.

Следом вышел жгучий брюнет, чья прическа отдаленно напомнила Ульяне прически туземцев или индейцев: собранные в высокий пучок длинные волосы, выбритые виски. О скулы на этом лице, казалось, можно порезаться. Видеооператор с небольшим опозданием включился в