Записки грибника #2 - Алексей Федосов

Он стоял рядом с задумчивым видом и смотрел сверху вниз на мои художества. Потом присел рядом и добавил два крестика. — Я сам не был, но слышал как в разговоре с Лукинским старостой, мужик молвил — что он из этих мест. Давай пойдем в Вешки, а сами будем по сторонам смотреть, ежели с тракта съезд будет, на него и свернем.

— Пойди туда, не знаю куда…

— Неведомы мне эти мызы. — Он виновато пожал плечами, выпрямился, отряхивая ладони от налипшего сора.

— А мне тем более… Веди… Водитель.

— Илья, а ты чего молчишь? — Обратился к бывшему рядом соратнику.

Десятник скорчил гримасу и сплюнул на землю, — Моё дело телячье, обосрался и стой. Куда скажете, туда и пойдем.

— А все-таки?

— Ежели предложу обратно идти? — Он вопросительно поднял бровь.

Я сделал отрицательный жест.

— Так про то ж и молвлю, — Илья улыбнулся, — когда идем?

Вместо ответа я встал, ногой затер наши художества, — Сейчас. Как говорят мудрецы — дорогу осилит идущий.

И мы разошлись по своим местам собираться, подогнать народ, и очень скоро опять двинулись в путь.

На одной из ночевок, сидя у маленького костерка, разожженного под навесом, мы с Ильей делились опытом, он жизненным, а я книжно-киношным.

Выдвинутое мной предложение, чтоб впереди шел передовой дозор, было воспринято спокойно.

Десятник выслушал мои разглагольствования с легкой усмешкой и благосклонно кивнув головой, и пояснил, — мы также на кордоне в дозор ходим, иначе ногаи быстро вырежут.

* * *

А дорога серую лентою вьется…

Уже который час шагаем по лесной дороге, размеренно и неспешно. За спиной глухо ступают обозные лошади, тихо переговариваются стрельцы, легкий ветерок шумит среди листвы.

Илья решил не терять время даром и продолжить мое обучение лесным премудростям.

Он шел впереди, вдруг остановился и когда я поравнялся с ним, придержал за рукав:

— Обожди.

Когда мимо нас проследовал обоз, он присел на корточки и, сломанной заранее веточкой, указал на отпечаток сапога на влажной земле.

— Что ты можешь сказать об этом следе.

— А ничего что мы посередь дороги расположились? Тут, молвят, давеча ляхов видели.

— Верно, этого добра здесь хватает. Али ты стрельцам не веришь? — Илья приглушенно свистнул и из кустов на дорогу вышли два стрельца. Он махнул им, и они исчезли среди зелени.

— Федор, Федор, — Десятник укоризненно покачал головой, — Все, что я тебе давеча молвил, в одно ухо влетело, в другое вылетело. Не крути башкой, нет тут из чужих никого. Попрятались.

Молви давай. Кто прошел? Куда? Спешил али нет? С поклажей али без оной?

И поспешай, а то далече уйдут, бежать придется, чтоб догнать.

Я стал рассматривать отпечаток сапога. Подумал немного, вспоминая, что было мне поведано и начал отчет, — След равномерный, мысок и каблук пропечатаны одинаково — человек не торопился. Глубина небольшая — идет пустой или с малой ношей. Прошел вроде как мужик, бабы не косолапят, а ентот мысок внутрь вывернул. Ты сказывал такой след у тех, кто сызмальства на лошадях ездить привык.

Пошарил взглядом выискивая второй отпечаток, не нашел и сдался, — Все боле не ведаю что молвить.

Илья покачал головой, — М-да. А когда мужик здесь прошел?

Почесав в раздумье затылок, выдвинул версию, — Вчера?

Глянул в лицо молчавшему десятнику и, злясь, пробурчал, — не ведаю я.

Он вздохнул и менторским тоном начал пояснять, — Смотри, след ровный, края не оплыли. Вода что в каблуке скопилась, мутная…

— так вчера дождь был.

— Тогда бы земля размытая была бы, и края оплыли бы, а так за ночь подсохнуть успела. И ежели водица в следе грязная, означает недавно прошел, а вот чистая, значится путник, был тут вчера вечером, после дождя.

Ну. Про чувяк и лапоть молвить не надобно? Али повторить?

— Не надо.

— Пойдем тогда, пока наши ушли недалече.

Скорым шагом припустили вдогонку и, когда обогнали лошадей, нагруженных вьюками, пошли нормально.

— Ежели торопится кто, след получается… — договорить десятник не успел, подбежавший стрелец проговорил, запыхавшись:

— Ляхи на дороге… конные, много… с полверсты до них, лошади идут шагом… меня упредить послали.

Илья свистнул, привлекая внимание отряда, и громко крикнул, — Айда с дороги, уводи лошадей подальше и не дай бог, заржут, я те яйца обстругаю тупой косой.

На тропе прокатилась волна суетливого движения. Затрещали ветки кустов, ломаемые нашим обозом, и — через пару минут — никого не видно. Только один дуб стоит посередке и варежкой хлопает в раздумье — умные налево, красивые направо. А куда ж ему, добру молодцу, двигать?

Потом все-таки решил, что быть на линии огня как-то неправильно и ломанулся вслед за всеми. Поспел вовремя, десятник раздавал команды и стрельцы шустро ныкались, занимая позиции. Мне выделили пенек, из-за него просматривался краешек стежки — дорожки, и велели не высовываться.

Улегся, зарядил винтарь, просунул ствол между ветками молодой поросли, растущей перед моим укрытием, стал ждать.

Нет ничего хуже — ждать и догонять. Терпения пролежать неподвижно хватило ровно на одну минуту. И началось… Тут надо почесать, там лесную тварь, не вовремя на щеку усевшуюся, прихлопнуть, пониже поясницы поскрести… Именно сейчас приспичило и так засвербело в носу… Аж слезы навернулись на глаза. Пришлось сдергивать шапку с головы и, уткнувшись в неё, чихать.

Обернувшийся Илья погрозил кулаком и, проведя характерным жестом поперек горла, указал пальцем на меня.

Понял. Молчу. Не шевелюсь.

Послышался тихий свист — идут.

Взял ружье наизготовку, прицеливаясь туда, откуда может показаться враг. Ждем-с.

Ни черта не видно.

Кто там едет? Сколько их едет?

А впрочем, что я себе голову забиваю? Такая война не мое призвание, она вообще не мое дело, пусть Илюха командует.

Сквозь шелест ветра в ветвях берез послышался глухой звук — мерный стук копыт по утрамбованной земле.

Пригибаю голову и стараюсь не смотреть на выезжающих к засаде поляков. Илья, когда объяснял премудрости лесные, говорил — не смотри на татя пристально, он как зверь тебя учует и бросится

Это потом, когда все кончается, мы становимся умными…

А сейчас я, не отрывая взора, смотрю на едущего первым поляка. Он сидит на коне с грацией прирожденного всадника, вольготно расположившись в удобном седле (мне до таких высот… Эх, ни когда не научусь) Лицо круглое, молодое, нос с легкой горбинкой и полные, слегка припухшие, губы под тонкой щеточкой усов. Густые брови, почти сросшиеся на переносице, и темные, смолисто-черные глаза… На голове шапка с синим верхом и красной опушкой, сбоку торчит перо какой-то птицы. Лях едет и спокойно осматривает придорожные кусты, поляну, медленно проплывающую мимо, уходящую вдаль дорогу.

И тут наши взгляды встретились…

Он вскинул руку, указывая на меня, и открыл рот, чтоб закричать…

Отдача мягко толкнула в плечо, а глазастого юнца ударом тяжелой пули опрокинуло на круп, он только и смог всплеснуть в воздухе руками и кулем свалится под копыта своего коня. И даже металлический нагрудник не помог — свинец и не заметил преграды на своем пути.

Со стороны стрельцов послышался нестройный залп из двух десятков стволов, гулким эхом прокатившийся под кронами деревьев. Послышалось испуганное ржание коней и несколько лошадей с пустыми седлами, взбрыкивая на ходу, проскакали мимо меня. Закричали люди, вразнобой грохнуло еще несколько выстрелов и наступила тишина.

Послышался командирский свист, и тропа наполнилась радостными голосами стрельцов. Вслед убежавшим лошадям пробежала пара человек и скрылась за поворотом.

Я сидел на своем пеньке, в обнимку с ружьем, и пытался унять дрожь в коленях. Не от страха, от избытка адреналина, но трясло, словно осину на ветру. Боялся. Если встану и пойду — будут бегать и скакать, крича при этом всякие глупости. Лучше уж здесь, на коряге, пережду когда отпустит.

Не ребята, стреляйте сами, мне бы просто взорвать али спалить чего, мину поставить, бомбу на коленке слепить. Оно как-то спокойней выходит. Есть время все обдумать, взвесить, а тут…

Нет, я не спорю, надо уметь стрелять и во врага, а не только по банкам в тире.

Некстати вспомнилось, Силантий говорил: — Эх, Федька, Поставь свечку в церкви, выпей зелена вина своего и завались Милке под бочок, а дурное из головы выброси…

Помолчал немного и добавил глухим голосом: — Иначе самого вороги порешат.

Конец душевным метаниям положил десятник, он подошел, остановился напротив, качнулся с пятки на мысок, правую руку заложил за пояс, а левой похлопал меня по плечу.

— Ты зачем стрелил так рано?

— Поляк первым ехавший, меня увидел и уже кричать хотел, вот я его и…