Капитан "Старой черепахи" - Лев Линьков

Булатов откашлялся и хрипло, не узнавая соб­ственного голоса, сказал:

— Товарищи коммунисты и комсомольцы! Кто из вас может встать?

Несколько пограничников медленно поднялись. Булатов сосчитал их: шесть человек — секретарь партбюро второго эскадрона Киселев, комсомолец-снайпер Семухин, рыжеволосый, веснушчатый бала­гур Ярцев, три новичка, земляки-иркутчане Молоков, Добров, Капустин.

Булатов перевел дыхание и продолжал, делая после каждой фразы паузу:

— Наш долг — быстрее прийти на помощь отря­ду Джураева… Не поддержим — погибнут това­рищи...

И тогда с трудом поднялись еще три человека: коммунист Забелин, комсомольцы Кругликов и Сад­ков.

— Надо откопать колодец...

И тогда, пошатываясь, поднялись беспартийные бойцы Вахрушев и Коробов.

«Только бы самому не упасть», — подумал Була­тов и, помолчав, собравшись с силами, закончил:

— Первыми со мной спускаются товарищи Кисе­лев и Никитин.

— Может, тебе самому-то, Сергей Яковлевич, не. спускаться? — негромко спросил Шаров, обвязывая Булатова веревкой.

— Спущусь.

— Ну, гляди, чтоб была вода, — деланно улыб­нулся Шаров.

— Будет!..

Булатов пятый год служил в этих краях на грани­це, но, родившись и выросши в верховьях Волги, так и не мог привыкнуть к здешнему климату и мучитель­но переносил тропическую жару кара-кумского лета. Не раз во время переходов по пустыне он мысленно принимал решение обратиться к командованию с просьбой перевести его куда-нибудь в более про­хладное место: на Кольский полуостров, в Карелию, на Чукотку — куда угодно, только бы там не было этой палящей жары! Однако, стоило ему немного отдохнуть, отмыть пыль, напиться горячего, крепко­го, утоляющего жажду чая, как приходили совсем другие мысли. Если все станут жаловаться на жару и добиваться перевода в прохладные места, кто же будет служить в Кара-Кумах? Ведь не одному ему здесь тяжело! И Шарову не сладко: чуть ли не каж­дый год его треплет лихорадка, а терпит!..

— Нет, никуда я не уеду, пока здесь будет хоть один басмач, — говорил Сергей командиру.

В конце двадцатых и в начале тридцатых годов положение на границах среднеазиатских советских республик было тревожное. Десятки басмаческих банд чуть ли не каждый день нарушали советскую границу, прорывались в тыл, совершали набеги на мирные кишлаки, грабили и сжигали их, убивали со­ветских активистов, увозили награбленное, угоняли пленных и скот.

И где бы ни появлялись басмачи — на плоско­горьях ли Памира, среди хребтов Тянь-Шаня или в отрогах пустынного Копет-Дага, в жарких прикас­пийских и приаральских степях или в оазисах вели­кой Кара-Кумской пустыни; где бы они ни поили своих коней — в холодном горном потоке или в ши­рокой мутной Аму-Дарье, в бурном Мургабе или в стремительном Чирчике, — всегда следы их вели за Пяндж и Кушку, за Атрек и Сумбар — за границу. Там басмачи получали новенькие английские караби­ны, и офицеры в белых пробковых шлемах учили бан­дитов, как нужно обращаться с новым оружием. В лондонских и нью-йоркских банках и фирмах хоро­шо знали цену туркестанского хлопка и за тысячи верст чуяли запах закаспийской нефти.

Части Красной Армии и пограничной охраны раз­громили все эти 'банды. И вдруг снова набег...

Перед тем как отправиться в погоню за бандой Ахмат-Мурды, Шаров сказал секретарю партбюро:

— Ну что ж, Сергей? Скоро, значит, распрощаем­ся? Историю идем делать! Последнюю басмаческую банду громить!..

И вот как обернулась эта история. Вместо того, чтобы настигнуть банду Ахмат-Мурды, они сами ока­зались на краю гибели...

Телеграфный приказ из Ашхабада гласил: «...Настигнуть банду Ахмат-Мурды и уничто­жить».

Известие о том, что Ахмат-Мурда снова прорвался через границу из Персии и устремился в наш тыл в Кара-Кумы, было получено 4 мая 1933 года, но по­граничники никак не могли напасть на след банды. Обнаружил ее туркменский добровольческий отряд Касыма Джураева. Джураев сообщил об этом по ра­дио, указав приблизительно свое местонахождение — километрах в двухстах к северо-востоку от погранич­ного оазиса. У Ахмат-Мурды четыреста сабель, у Джураева — всего пятьдесят, и он не ввязывался в бой, а, скрываясь в песках, не выпускал банду из виду.

По сообщению Джураева, Ахмат-Мурда шел к югу. По-видимому, он намеревался опять безнака­занно бежать за кордон, и пограничникам следовало спешить.

Отряд выступил из оазиса с рассветом 9 мая. Вслед шел караван с десятисуточным запасом воды и фуража. Накануне Шаров и Булатов вместе с кол­хозниками выбрали для каравана верблюдов, хотя, по сути дела, выбирать было и не из чего: только не­давно закончились пахота и полив, да к тому же была пора линьки, и «корабли пустыни» имели из­можденный вид: шерсть в клочьях, горбы похудели и обвисли. Самые крепкие верблюды могли поднять пудов шесть-семь, не больше.

Пустыня началась сразу за последними домами и дувалами оазиса. «Су-ал!»[12] — машинально про­читал Булатов давно знакомую предостерегающую надпись на прибитой к придорожному столбу до­щечке.

Высокие пирамидальные тополя и раскидистые ка­рагачи, словно испугавшись пустыни, остались охра­нять границы оазиса — зеленого островка в океане затвердевших глин, гамады[13] и песков.

На склонах глинистых холмов, выпиравших из пепельно-серых и красноватых песков, то там, то сям зеленели причудливые чомучи — громадные травяни­стые растения с шаровидными, словно подстрижен­ными, вершинами, напоминающими кроны яблонь, и светло-зелеными, будто полированными стволами. Было начало мая, но чомучи уже слегка пожелтели: лето обещало быть знойным.

Редкие кустики не то серой, не то блекло-голубой полыни виднелись всюду куда хватал глаз и каза­лись давно высохшими и омертвелыми. Впечатление было обманчиво—полынь покрылась лёссовой пылью. Вправо от караванной дороги стояли развалины древней крепости, помнившей Тамерлана, и гряда заброшенного арыка.

Переехав влажную низину — старое русло могучей реки, ушедшей по неведомым законам пустыни за сотни верст к западу, отряд очутился на щебенчатой равнине, покрытой зеленой травой. Отара колхозных овец привольно паслась под присмотром стариков ча­банов.

— Селям алейкум! — скинув мохнатые папахи, приветствовали чабаны пограничников, как старых своих знакомых.

— Селям! — ответили Шаров и Булатов. Они ехали во главе отряда.

Первые сутки пограничники продвигались этой равниной, на вторые же сутки щебенчатую пустыню и гамаду, покрытую полынью и песчаной осокой, сме­нили пески. Куда ни глянь, всюду возвышались бар­ханы и закрепленные белесым саксаулом бугры по десять, а то и по пятнадцать метров высотой.