Франция. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

Воцарившемуся отроку Филиппу было всего четырнадцать. Из него мог бы получиться дельный король - голову имел ясную, был склонен к острой шутке и насмешке. Но, видно, в его характере органически сочетались славянская лень и французская страстность. Современники рисуют его как толстого обжору и развратника. Хотя политическое чутье имел неплохое, и на его счету несколько успешных походов во Фландрию и Бретань.

Но никуда не денешься - лень-матушка. Распустились не только сеньоры, еще увереннее почувствовавшие себя ни от кого не зависящими господами. В собственном королевском домене склонные к разбою рыцари строили замки у больших дорог и грабили конного и пешего. Такие разбойничьи гнезда появились у самых ворот Парижа, и король не мог выехать из своей столицы без некоторой опаски.

Когда стала утрачивать обаяние первой молодости его супруга Берта Фландрская, Филипп упек ее в один из своих замков, а сам стал оказывать усиленные знаки внимания красавице Бертраде, жене графа Анжуйского. Та бросила своего мужа - и был заключен союз, по церковным меркам ни в какие ворота не проходящий. В 1095 г. французское духовенство отлучило голубчиков от церкви, на следующий год это сделал папа Урбан II. Король вроде бы обещал покориться воле первосвященника и даже развелся со своей милой, но жил с ней по-прежнему, будто ничего и не произошло.

Папа отлучал их еще несколько раз, но, видно, сам не очень настаивал на полном выполнении своих санкций - ведь король Филипп хоть и не отправился лично в крестовый поход, но помощь крестоносному движению оказывал немалую. И вообще он был хорошим католиком.

Так что все шло своим чередом, пока не настал день Бертраде оплакать своего супруга, невероятно располневшего в последние годы жизни.

***

Грехи отца своего, при котором феодалы распоясались дальше некуда, пришлось смывать с лица страны его сыну Людовику VI Толстому (1081-1137 гг., правил в 1108-1137 гг.).

Да, он унаследовал от отца склонность к полноте, зато во многом другом был полной его противоположностью. При всей своей доброте и приветливости по отношению к любому человеку, он был отважным и энергичным борцом за восстановление порядка в стране. Но сначала ему надо было отстоять собственные права.

Сын отвергнутой законной королевы, он подвергся атаке своего единокровного брата и его сторонников-сеньоров, науськиваемых экспансивной Бертрадой. Было жестокое поражение, но была и конечная победа.

Тогда настало время искоренить беспредел рыцарей-разбойников: не было числа жалобам пострадавших епископов, аббатов, городов, купцов. А экземпляры отморозков из рядов благородного воинского сословия выдвинулись уникальные.

Гюг де Пюизье - плевать хотел на все церковные отлучения и проклятья. Грабежи, насилия, убийства следовали одно за другим. Когда подступали королевские войска - «он кусался и бросался на всех, как разъяренный бешеный пес на цепи».

Сам король во главе своих отрядов трижды штурмовал и сжигал его замок. В конце концов схваченный, Гюг был отпущен велико душным государем под страшную клятву прекратить свои злодейства Куда там! Тут же принялся отстраивать и укреплять свое логово. Но даже пленив разбойника снова, Людовик не вздернул его, как следовало бы, на первом суку. Он лишил его имения и всего достояния, и тут - кто бы поверил: то ли совесть заговорила в громиле, то ли почувствовал страх Божий, но Гюг отправился замаливать грехи в Палестину, ко Гробу Господню.

Вошел в историю и некий Тома де Марль, сир де Куси. Этот мало того что бандит, еще и садист, изувер. В подвалах замка он измышлял все новые мучения для своих пленников. Но пришел и его черед - Тома закончил свою черную жизнь в королевской тюрьме. При этом и в смертный час не сознался, куда упрятал награбленные сокровища (быть может, до сих пор ожидают какого-то счастливца).

С вопиющим произволом было покончено, но с дежурными грабежами, творимыми рыцарской беднотой на большой дороге, особенно в местах безлюдных, вряд ли что можно было поделать. Здесь установились даже какие-то нормы: «пыльные ноги» смотрели на такие наезды как на неизбежный рэкет и были готовы раскошелиться в разумных пределах. Но бывало и хуже - когда взбесившиеся псы (вернее, волки) предпочитали не оставлять свидетелей.

***

Именно этому королю, человеку высокой души, выпало встать во главе первого в истории Франции национального порыва - если не всей страны, то северных ее областей. Внешнеполитическая конъюнктура сложилась так, что на Людовика готовы были двинуться сообща английский король Генрих I и германский император Генрих V. Народ, все сословия сплотились вокруг своего короля, вокруг орифламмы - боевого королевского знамени, вырезанного, по преданию, из покрова святого Дионисия Ареопагита (I в.) и переданного Людовику монастырем Сен-Дени.

Вряд ли в бою была бы одержана победа, силы были не равны - но судьба оказалась благосклонна, а может, и Бог миловал. Император скоропостижно скончался, а без него и англичанин поостыл.

Случай такого патриотического сплочения долгое время оставался единичным - но важно, что он был.

Теперь надо вернуться немного назад и подняться повыше, чтобы окинуть взглядом окрестную Европу. А там творилось такое, что только пока не очень затрагивало Францию - но еще как затронет.

НОРМАННСКИЙ ДУХ

Полностью офранцузившиеся по языку и культуре - нормандцы, тем не менее, уберегли в хорошей сохранности те повадки, что достались им по наследству от отцов и дедов - викингов. И нет-нет, да беспокоили берега окрестных морей. Впрочем, теперь их манила под парус не только страсть к наживе и битве. Они стали ревностными христианами, поэтому часто большими группами отправлялись в паломничество ко Гробу Господню в Палестину.

В 1015 г. сорок возвращавшихся из Святой Земли нормандских рыцарей помогли жителям южно-итальянского Салерно отстоять свой город от нападения сарацин. Очевидно, это навело их на какие-то мысли. И не только их, но и их слушателей на родине, которые жадно внимали рассказам вернувшихся пилигримов о славных приключениях, о тех дарах природы, которыми щедры благословенные земли Средиземноморья, о чудесах Востока, которые прибывают в итальянские гавани в трюмах перегруженных кораблей. Нам уже знакомы подобные рассказы - им внимали прирожденные скандинавы среди своих серых скал. Теперь нормандцы решили тряхнуть сравнительно недавней стариной.

С места стронулось немало неприкаянных душ, не находивших себе покоя в полумирной феодальной жизни с ее смехотворными межзамковыми разборками. Высаживаясь на побережье южной Италии, они возводили опорные твердыни, а оттуда совершали нападения на города. Многие здешние приморские земли находились под властью Византии, и пришельцам на руку оказалась ненависть населения к грекам. Нормандцам повсюду сопутствовал успех.

Особенно отличились двенадцать сыновей небогатого рыцаря Танкреда Отвиля. Старший, Гильом Железная Рука, провозгласил себя графом Апулии. А его братец Роберт превосходил всех хитростью, за что получил прозвище Гискар (Лукавый). Однажды страже итальянского городка предстало такое зрелище: небольшая группа горько рыдающих паломников несла на плечах гроб с телом скончавшегося в дороге товарища. Они горячо умоляли допустить их в город, чтобы по-христиански предать тело освященной земле. Лопухи открыли ворота, из гроба сразу же выскочил воскресший Роберт Гискар, рассовал по жадно тянущимся рукам мечи - а все остальное было делом веками отработанной техники.

Однажды Роберту удалось взять в плен самого папу Льва IX. Но кому бы еще, а уж ему-то хватило ума после такой удачи не куражиться над пленником и не требовать за него огромный выкуп. Совсем напротив - Гискар проявил смиренную почтительность, а римский первосвященник в благодарность утвердил за ним все завоеванное. Лев IX вскоре скончался, но союз святого престола с норманнами просуществовал многие десятилетия.

БРОСОК ЗА ЛА-МАНШ

Основной свой удар нормандцы нанесли не за тридевять земель, не в Италии. Главный приз ожидал их за узким проливом, в Англии. На сцену мировой истории выходит Вильгельм Завоеватель (1027- 1087 гг.).

Отцом Вильгельма был герцог Нормандии, за исключительные свойства души прозванный Робертом Дьяволом. Тот, который, как мы помним, помог Генриху I утвердиться на французском престоле. А еще вспомним, что есть такое выражение: «дьявольски привлекателен».

Предание гласит, что однажды нормандский герцог возвращался с охоты и увидел у ручья стайку девушек, полощущих белье. Красота одной из них буквально сразила его, но он поступил не так, как мог бы позволить себе сеньор такого ранга. Роберт послал к отцу Гарлевы (так звали девицу), простому кожевнику, своих приближенных если не с предложением руки и сердца (герцог был женат), то чего-то около того. Кожевник было вознегодовал, но его уговорил сменить гнев на милость обитавший поблизости мудрый отшельник - очевидно, старику дано было заглянуть в будущее. Гарлева стала подругой Роберта Дьявола. Вскоре у них родился мальчик, которого назвали Вильгельмом. Отец души в нем не чаял и воспитывал без всякой поправки на незаконнорожденность.