Пустошь, что зовется миром - Аркади Мартин

заседания.

Одиннадцать Лавр испустил смиренный вздох, морщины на его лице стали еще глубже.

– Министр, меня беспокоит не судьба Девять Тяги. Она, надеюсь, наслаждается нынешним положением отставника, но она больше не министр, верно? Беспокоит меня то, насколько император доверяет нам, тем, кто служит в министерстве войны, теперь, когда Девять Тяга покинула свой пост, а яотлек Один Молния был отставлен с позором. А еще беспокоит, насколько Ее Великолепие в делах Флота доверяет таким персонам, как Дзмаре, или уполномоченным из министерства информации, или кому угодно вне Флота. Это все, министр.

– Это никогда не все, – сказала Три Азимут.

Восемь Антидот попытался перебрать в голове то, что сейчас сказал замминистра и осмыслить услышанное. Доверяет ли на самом деле Девятнадцать Тесло министерству войны, которое сейчас защищает Тейкскалаан от невероятно опасных чужеродцев? Он осмыслял услышанное, напуская на лицо бесстрастное по мере сил выражение, невозмутимое, как у взрослых, спокойное, как у человека, который в этот момент вовсе не пытается собрать трудный пазл из отдельных частей.

Но император послала его шпионить за Военным министерством, ведь так? Может, это означало, что Одиннадцать Лавр прав. Он не мог разобраться в собственном отношении ко всему этому. Совсем не мог разобраться, кроме той части, в которой это навевало на него ужас.

* * *

Сообщение, к которому они пришли, длилось десять секунд и состояло из четырех звуков, составленных из вырезок, сделанных ими из перехваченного и повторенного дважды сообщения. Насколько смогла понять Махит, на основании способности коммуницировать с помощью звуковых волн, которые вызывали у нее тошноту, перехват сообщал в последовательности что-то вроде «опасное приближение», «инициация контакта», «ура, мы победили», а потом – используя обретенное ими неприятное знание о возможности усиления степени воздействия – проиграли «инициация контакта» с двух противоположных сторон одновременно, с добавлением поверх этого «ура, мы победили». Потом повторили все с самого начала. Она не была уверена, что их с Три Саргасс обращение означает «приходите поговорить лично, все будет хорошо», и это было… что ж, с таким ограниченным начальным набором это было лучшим, что они могли сделать. Может быть, на их послание придет ответ, пусть не в лице живого инородца-переговорщика, но хотя бы в виде новых шумов, с которыми можно будет работать.

Они закончили работу, и в тот же миг хрупкий мир, воцарившийся между ними, треснул, как стакан, уроненный на пол. Три Саргасс имела угрюмый вид и пребывала в молчаливом недоумении. Махит чувствовала полное изнеможение. Она ни в коем случае не хотела такой ссоры между ними…

<Неправда, – сказал Искандр. Внутри головы его голос был в точности похож на ее, словно ее собственные мысли направлялись какой-то внешней силой, приходили ей в голову с чужеродной неожиданностью. – Ты хотела этой ссоры со дня соревнований по ораторскому искусству на дне рождения Шесть Пути, когда увидела, как легко ей дается быть тейкскалаанкой. Поэтические соревнования, все ее блестящие друзья и то, как по-дружески она относится к инородцам. Ты захотела быть такой. Ты просто надеялась, что не придется ссориться>.

Она ненавидела, когда он говорил голосом всезнайки. Можно подумать, его жизненный опыт, на двадцатилетие превышавший ее собственный, бурные ночи, проведенные в одной постели с императором – его текущей и прошлой версиями, – сделал его экспертом по ее душевному состоянию. Правда, он находился внутри ее эндокринной системы. Он знал все о ее чувствах, потому что сам чувствовал то же самое, и они с каждым днем становились все ближе друг к другу. Более интегрированными.

Ее руки болели вспыхивающей болью локтевого нерва. Голова тоже болела, словно она долгое время сдерживалась, не позволяя себе заплакать.

«Я хочу, чтобы она поняла, какую боль доставляет мне», – сказала она мысленно, пока Три Саргасс переносила их послание на новую инфокарту, запечатывала ее с помощью своего пломбировочного комплекта – воска огненно-оранжевого цвета в тон ее идеальной, вызывающей раздражение форме.

«Я хочу, чтобы она… заметила сама, когда дойдет до этого, без подсказки».

<Она тейкскалаанка, Махит. Они не замечают, пока ты им не скажешь. Один раз, другой, третий, но даже и тогда…>

Слайд сенсорной памяти и томление, странная комната с зеркалами их совместного разума отражает осколок времени: форма лопатки Девятнадцать Тесло, ее очертания едва видны в слабом свете раннего утра во Дворце-Восток. Как Искандр ощутил прилив ужасающей, сладкой нежности – однажды утром незадолго до того, как Девятнадцать Тесло с полным пониманием и молчаливым согласием дала разрешение на его убийство. Дала разрешение удушить его под внимательным присмотром Десять Перла, министра науки. И все же сенсорная память сохранилась, несмотря на смерть и неумело проведенную имаго-хирургию. Махит посмотрела на Три Саргасс и почувствовала отзвук той нежности, того предательства.

«Она не собирается убивать меня, чтобы спасти своего императора от разоблачения», – нарочито подумала она.

<Не недооценивай ее, – пробормотал Искандр. – Я на твоем месте не стал бы этого делать>.

«Ты и есть на моем месте».

<Ей нравится Махит Дзмаре, а не Искандр Агавн. Если вообще нравится хоть какая-то наша часть после всего, что мы ей наговорили>.

– Я собираюсь представить это яотлеку, – сказала Три Саргасс, легко и холодно, засовывая инфокарту в карман своей формы. – Я непременно укажу, что бо́льшая часть работы – твоя. Спасибо.

Словно между ними никогда не было ничего иного, кроме короткой совместной работы над трудной проблемой. Махит чувствовала себя так, будто она разбила Вселенную, и ненавидела себя за это чувство – Три Саргасс, асекрета и патриций первого класса, третий заместитель министра информации, специальный уполномоченный во Флоте… она не была всем миром. Махит прекрасно обходилась без нее на Лселе, скучала по ней, но в той же мере, в какой скучала по Тейкскалаану. А скучала она по нему страстно и с мучительным чувством бессилия.

<Вселенная, империя>, – прошептал Искандр по-тейкскалаански.

«Правильный порядок вещей», – прошептала в ответ Махит с другим оттенком произношения. Вот что казалось сломанным. Как она хотела, чтобы Вселенная осталась!

– Я полагаю, – вдруг услышала она собственный голос, – что, если все получится и они пришлют ответ, ты дашь мне знать.

Три Саргасс посмотрела на нее, скользнула взглядом с несчастным выражением на лице и снова уронила глаза.

– Конечно, – сказала она с излишней поспешностью. – И я… Когда они ответят, я хочу, чтобы ты выслушала ответ.

Это прозвучало почти как «Я хочу, чтобы ты мне помогла». Было бы лучше, подумала Махит, если бы она так и сказала. Но Махит практически не оставила пространства, чтобы сделать это, не так ли? «Когда ты сообразишь, почему я полетела с тобой, мы сможем поговорить» – такими были ее слова. Она имела в виду: «Когда ты разберешься в политической ситуации на Лселе», «Когда ты поймешь, что, если империя отдает приказ, я не могу ответить отказом», «Когда ты поймешь, что у меня нет пространства для ответа “да”, даже если хочу ответить “да”»… Она имела в виду: «Ты не понимаешь, что не существует никакой свободы». Свободы выбора, свободы чего угодно.

А потому вслух она сказала:

– Хорошо. Тогда и увидимся, Три Саргасс.

Три Саргасс не ответила. Она выскользнула за дверь так, словно тысячу лет ждала этого мгновения, и Махит осталась в одиночестве попытаться