Славия. Паруса над океаном - Александр Белый

Утром полностью знал конъюнктуру рабского рынка. Мои неслабо зажигавшие на берегу и довольные до упада помощники за бокалом вина разговорили каких-то португальцев. Поэтому, когда ко мне опять подвалили вчерашние торгаши, вытащил из пояса золотой дублон, щелчком подкинул его, поймал и сказал, что на хороший товар подожду более разумных предложений. И буквально через склянку в сопровождении двух здоровенных индусов с кривыми мечами на плечах пришел толстый торговец в подвязанном желтом дхоти и белоснежном тюрбане. На его ногах были загнутые кверху носками туфли без задников, а на пальцах рук, даже на больших, блестели золотые и серебряные кольца с красными и зелеными камнями.

По тому, как почтительно ему уступили место проходившие мимо мытники, стало ясно, что пожаловал не простой купец. Да, вот с ним мы и решили все торговые вопросы. Правда, под его напором немного потрепыхался для виду и сдался, взял не сотню мужиков, как планировал ранее, а двести шестьдесят пять. А в придачу к ним двести десять баб.

И ладно, пятьдесят крестьянских пар заберут люди Бульбы, а всех остальных отдам лигачевским ребятам. Пусть тоже строят себе полноценные фазенды, расширяются и богатеют.

За рабов уплатил дорого, рассчитался золотыми слитками, зато стариков среди товара не было, все оказались не старше трех десятков лет. В переводе на серебро за простых крестьян отдал по четыре талера, за двадцать пять десятников – по десять, за пятерых мастеров сахароваров – по пятьдесят. Ну и за каждую крестьянку по десять талеров без торга.

Пока три дня стояли в порту, успел посмотреть город, пройтись по торговым лавкам и припортовому рынку. В той жизни не доводилось побывать в Индии, поэтому мне все здесь было интересно.

Что можно сказать? Это действительно страна контрастов. По ступенькам храма четырехрукого бога Шивы спускается состоятельный господин, а под ступеньками оправляется оборванец из клана неприкасаемых, но наготове с совочком и скребком уже стоит храмовый служка. А вообще городок для европейца выглядел непривычно и имел очень интересную архитектуру. Например, стены какого-то храма покрывало множество резных барельефов, изображавших каких-то человекозверей, а в самом центре возвышалась многорукая богиня с мечом в каждой руке.

В лавках чего только не продают, и серебряные украшения, и золотые украшения с камнями и без. Фигурки различных божков из дерева и слоновой кости. Ткани шелковые и ткани хлопковые, однотонные и разноцветные, при этом цены раза в три ниже, чем в Европе. А к лавочникам, торгующим разной утварью, одеждой и обувью, вообще не заходил. Но дамасскую саблю с рукоятью из слоновой кости, обвитую тесьмой из акульей кожи, у оружейника купил, не удержался – все же в абордажном бою таким клинком работать удобней. Вообще-то в Агадире мне достался целый коллекционный арсенал, но именно такой красавицы не было. И драгоценные камни купил, семь крупных кровавых рубинов и семь изумрудов. Получилось довольно дешево, по европейским меркам можно сказать, что совсем бесплатно.

Наши матросы тоже притащили на корабли множество всяких покупок. Непонятно только, зачем опять набирали тех же тканей, ведь из Агадира привезли столько, что в каждом доме ими все стены обтянуть можно было. Но это не мое дело, что хотят, то пусть и тащат, серебра у бойцов много. Впрочем, почему только у бойцов? Да у крестьян на руках целые состояния в европейской валюте. Надо отписать Ивану, пусть распорядится, чтобы коменданты потихоньку изымали их в казну и начинали производить обмен на деньги княжества.

Разместив на судах рабов, то есть теперь уже просто работяг, что после погрузки довел до их сведения, мы отправились к их новому дому. Погода держалась отличная, и наш путь к берегам графства прошел спокойно и уныло.

Так закончилась индийская эпопея. А сейчас, ранним утром второго дня, мы с офицерами и бойцами роты Ангелова затеяли коллективную выездку лошадей по бескрайним зеленым лугам западного острова архипелага. Шторм стих еще ночью, и сейчас ярко светило солнце, однако не скажу, что было тепло.

Здесь оказалось столько лисиц, что непроизвольно организовали массовую загонную охоту. Мы с Чайкой порезвились неплохо, и два трофея попали под мой кистень. Лисы были раза в два больше привычных европейских, с очень красивой бурой шерстью на спине и боках, белой грудью и такой же белой полосой на животе. Шкуры доверил снимать гордому княжеским поручением Фомке. Вот какие шикарные и необычные воротники будут подарены Любушке и Татьяне.

Помнится мне, в той жизни эти острова стали яблоком раздора между Великобританией и Аргентиной. Они за них натурально воевали даже в конце двадцатого века. Но что могла противопоставить бедная Аргентина одному из лучших флотов мира? Поэтому исход споров был ясен. Еще запомнилось, что знаменитую ткань бостон изготавливали из шерсти овец, выращенных на этих островах. Даже на гербе архипелага была нарисована эта самая белая овца, уж очень для них благоприятны здешний климат и бескрайние зеленые луга. Сделав зарубку в памяти (а почему бы самому не озаботиться этим стратегическим местом?), отправился на борт «Алекто», поскольку подошло время занятий с курсантами.

Мой рабочий день начинался с шести утра. Обычно, когда спал, на звон судового колокола, отбивающего склянки через каждые полчаса, не обращал никакого внимания. Но за одну-две минуты до удара в рынду, который извещает о середине последней вахты, вставал чисто интуитивно. Отбегав вместе с курсантами утреннее физо, завтракал и в восемь утра заступал на первую вахту. Всегда именно на первую, а не так, как положено на всех остальных кораблях и флотах, когда время последующих вахт у вахтенных офицеров не совпадает.

На первый урок сразу же после завтрака и на последний, перед отбоем, приходил один из монахов, отец Иона, который читал курсантам Закон Божий, а также церковное и римское право, хочу заметить, по собственной инициативе. Все оставшееся время до моего прихода с курсантами занимался Антон. Занимался – это мягко сказано, он их третировал физически и морально. Не знаю, правильно ли он организовал воспитательный процесс, только я в это дело не вмешивался. Но видел, что дети на меня смотрят глазами взрослого человека, да и труса никто из них никогда не праздновал. Это было заметно по некоторым косвенным признакам, особенно когда самозабвенно дрались врукопашную в спаррингах или на ножах. Впрочем, двое трусливых ребят погибли еще на Ла Пальме, когда Антон посчитал свою шайку готовой к испытанию и кинул со скалы в бухту с горящей разлитой нефтью. В курсантскую среду были приняты дети, в душах которых детского осталось очень мало.

Моих уроков было больше всего, с курсантами занимался с двенадцати до восьми, с короткими десятиминутными перерывами через каждый час и двухчасовым перерывом – полчаса на обед и полтора на сон. Хотел передать максимум знаний, но начал с грамматики славянского, английского и испанского языков, арифметики и древней истории. Надеялся, что лет за шесть-семь мои будущие специалисты по проведению спецопераций, разведчики, контрразведчики, дипломаты, аналитики и преподаватели станут если не уникальными людьми, то все равно – высокообразованными, с высочайшим уровнем знаний и интеллекта. Все эти ребята должны будут занять достойное место в лыцарском корпусе Славии, а два-три десятка самых одаренных планировал оставить возле себя на десять или на пятнадцать лет, или насколько понадобится.

Часть выпускников моей персональной школы отправятся на работу в «поле», другая часть останется при Генеральном штабе или перейдет на преподавательскую работу. Лет через шесть-семь произведем ротацию, теоретики заменят практиков, а те соответственно будут отозваны на преподавательскую работу. Так и вырастим новую элиту новой страны.

К вечеру ремонт шхуны «Ирина» закончили, дождавшись прилива, стянули ее на глубину и под огнями факелов приступили к погрузке. Животные, а особенно лошади, почувствовав простор сочных зеленых лугов, возвращаться на борт желанием не горели, но упирались уже не так, как самый первый раз, видимо, привыкли.

Выходить в море решили с рассветом, а спать никому не хотелось, поэтому после ужина всех офицеров экспедиции пригласил к себе на бокал вина. Мы шли на разных кораблях, неделями не виделись и не общались, поэтому вот таким вот собраниям, где каждый в непринужденной обстановке мог высказать все, что угодно, радовались. Чаще всего разговор заходил о том, как кто хотел бы обустроить свою личную жизнь, о том, чем нас встретят новые земли и какое нас ожидает будущее.

– Дорогу осилит идущий, – говорил им, – а значит, быть ленивыми богатеями, прожигающими жизнь в роскоши и праздности, для нас непозволительно. Как только остановимся на достигнутом и станем пользоваться плодами былых трудов, придет кто-нибудь более деятельный и сильный и заставит поделиться. Это в лучшем случае, а в худшем – даст пинок под зад, и окажемся мы на задворках бытия.