Зеркала и лица: Солнечный Зайчик (СИ) - Екатерина Оленева

Ничего! У Поттера остаются его друзья: красавец Блэк, быстрая вёрткая тень Петтигрю, самый серый гриффиндорский кардинал – господин Ремус Люпин. У Джеймса есть теперь и его новый легкокрылый друг, золотой шарик–снитч, за которым ему предстоит носиться сломя голову.

Поначалу Лили боялась повторения тех дней, когда вредный Лягушонок сживал её со свету, поднимая на смех. Но этого не случилось. Поттер не враждовал, не подкалывал, не донимал. Он вежливо кивал при встречах, приветствуя Лили так же, как приветствовал Алису, Дороти или Мэри. Вежливо раскланивался при прощании. Он вообще стал таким странно вежливым, будто никогда и не был Лягушонком. Даже списать как–то раз дал. Заметив, что Эванс нервно грызёт кончик пера, молча пододвинул свой свиток, исписанный крупным, резким, не слишком разборчивым подчерком. Лили, покраснев, быстренько скатала недоученную формулу. Ей было стыдно пользоваться чужими знаниями, но получать «ниже ожидаемого» было ещё неприятней.

Словом, не сговариваясь, не выясняя отношений, Лили и Джеймс из враждующих сторон, из двух авантюристов–соратников незаметно перешли к безликим отношениям сокурсников.

Лили не хотелось себе в этом признаваться, но она порой скучала по прежнему Джеймсу, задорному, наглому и навязчивому. Этот отстраненный, удивительно вежливый, незнакомый мальчик раздражал её. Не так сильно, конечно, как Люпин или Блэк, но все же…

***

На смену пронзительным мартовским ветрам пришёл солнечный апрель. Вослед ему торопился май. По пригоркам раскинулись ковры из трав. Каждое утро из окна спальни можно было наблюдать, как дрожат верхушки деревьев от дуновения ветра, а раскрыв ставни, поймать ветер в объятия, получив от утреннего Зефира поцелуй.

Днем можно было заслушаться, как кукует кукушка в чаще леса или стучит по стволу дерева дятел. Если отважиться забраться в лес чуть дальше, можно наткнуться на черногривых диких коней, каких не водится нигде, кроме Запретного Леса.

Лили полюбились прогулки в молодом березняке, понравилось вдыхать аромат нежных, клейких, только что распустившихся листочков. Травы, листья и первоцветы благоухали так, как благоухают они только весной.

Небеса полнились птичьими голосами.

Мир, выношенный в чреве вьюг, рожденный серыми мартовскими половодьями, был ещё очень молод и, полный оптимизма неопытной юности, стоял на пороге жизни. Мир предвкушал пору цветения с белыми кистями акации и ароматными лепестками яблони и сирени. Пору зрелости с летним, беспощадным зноем, с неистовыми грозами и сладчайшими плодами. Пору увядания, оплачивающую украденное счастье чистым янтарным золотом листвы, смывающую грехи юности тихими прозрачными слезами осенних дождей и прячущуюся от жалящей памяти за кисеёй молочного тумана.

Но пока все впереди: и соловьиные рассветы, и ястребиные ночи, пока не о чем сожалеть, мир улыбался, радостный, как младенец.

– Мама говорит, что весна – это поцелуй Бога, – делилась Лили с Севом воспоминаниями.

Они удрали ото всех в Запретный Лес, и теперь продирались сквозь заросли дикой ежевики, оплетённой прошлогодней белой липкой паутиной.

– В этом что–то есть, – согласился юный колдун, брезгливо отодвигая от себя очередную колючую ветвь кустарника.

– Посмотри, как здесь чудесно!

– Весьма смелое утверждение.

– Если я скажу, что небо синее, ты станешь утверждать, что оно зелёное? – съехидничала Лили.

Выбравшись из зарослей ежевики, она присела на поваленный ствол, наслаждаясь кипящей вокруг энергией. На деревьях, в кустах, в заполненных студеной водой оврагах все щебетало, стрекотало, шелестело, пело и плескалось. Звенела яростная, самоуверенная весенняя песнь, с которой так не вязался рассудочный, хриплый голос её друга.

– Сев? Почему ты не чувствуешь весну так, как чувствую её я? Ну, не хочешь чувствовать – придётся услышать!

Лили закричала пронзительно и звонко, как птица. Это был ликующий, торжествующий крик. Он разнесся по Запретному Лесу, заставив ворон сорваться с веток, кукушек притихнуть, а остальных птиц загомонить.

Черные глаза Северуса следили за беспокойной соседкой внимательно и насмешливо.

– Прости, но я должна выкричаться, – улыбнулась Лили. – Иначе радость просто разорвет меня на части, – она лукаво взглянула из–под пушистых ресниц.

– Мне кажется, повышенный эмоциональный фон здесь абсолютно не при чем. Просто ты излишне любишь привлекать к себе внимание.

– Только если оно твоё, – засмеялась Лили в ответ.

– Это как раз то, что роднит тебя с Поттером, – любовь к чужому вниманию.

Улыбка сбежала с лица девочки.

– Почему ты говоришь о нем при каждом удобном и неудобном случае, Сев?

– Потому, что не люблю, даже не терплю его. Он шут. Но, нужно отдать должное, шут популярный. Вокруг него всегда кипит жизнь, а я не имею склонности легко проводить время. Признайся, Лили, обаяние Поттера не оставило тебя равнодушной?

– Оставь Поттера в покое. Не порть нам обоим настроение.

– Почему разговоры о Поттере должны испортить нам настроение?

– Практика показывает, что так всегда бывает. И вообще, почему я должна выслушивать, как ты его хулишь? При других обстоятельствах я могла бы называть его своим другом.

– И какие же обстоятельства мешают тебе назвать Поттера своим другом? – ласково журчал голос собеседника.

За сладостью тона, однако, не таясь, кипел яд.

– Я не желаю больше ничего слышать о Потере, – твердо сказала Лили, – ни хорошего, ни плохого. Я же не твержу беспрестанно о Малфое?

– А хочется, да?

Пару секунд Лили, негодуя, смотрела в злые смеющиеся глаза.

– С меня довольно. Я возвращаюсь в Хогвартс.

– Пообещай, – быстро наклонившись вперёд, мальчик удержал готовую упорхнуть Лили, – пообещай, что станешь держаться от Поттера подальше.

– Какое у тебя право требовать от меня подобных обещаний?

– То, о чём я прошу, кажется тебе сложным?

– Чисто технически, – ввернула Лили любимую Северусом фразу, – чисто технически это совсем не сложно. Но меня возмущает сама постановка вопроса.

– Посчитаем, сколько раз твоя жизнь подвергалась опасности по вине самонадеянного гриффиндорца?

– Моя жизнь подвергалась опасности по моей вине, Сев. К слову, Поттер рисковал собой, чтобы исправить последствия моих опрометчивых решений.

– Последствия решений, которые ты принимала под его давлением и под его же чутким руководством, – саркастично фыркнул слизеринец.

– Я повторяю, оставь Поттера в покое.

– Почему ты его защищаешь, Лили?

– Из чувства справедливости.

Северус глянул на Лили в упор так, словно прицеливался.

– Помнится, я уже говорил – друзья Джеймса никогда не смогут быть моими друзьями. Либо ты на его стороне, Лили, либо со мной.

***

Она сердилась на Северуса из–за поставленного ультиматума, но Поттера избегала. Это оказалось нетрудно. Мальчик, увлечённый предстоящим квиддидчным матчем со Слизерином, ничего не замечал, тренируясь вместе с остальными членами команды до изнеможения. Он так сильно похудел, так часто ерошил свои волосы, что Лили с трудом подавляла желание подойти к нему.

«Ты всего лишь первокурсник, Джеймс! – просилось на язык. – Если не справишься, ничего страшного не будет. Не многим удавалось побить Малфоя, не даром же его зовут королем квиддича. Вовсе не стыдно проиграть такому противнику».

Да и не смешно ли возлагать надежды на пикенеса, выставляя его против маститого волкодава? На маленькую лошадку навалили слишком много; воза ей не свести, хоть жилы порви.

Но подойти к Лягушонку Лили так и не осмелилась. Сделать шаг навстречу Поттеру значило поссориться с Северусом. Она к этому не готова.

Никогда не будет готова.

***

С приходом весны Лили больше не засиживалась в библиотеке. Теперь, когда она уставала от общества, то пряталась ото всех в Запретном Лесу. Нарушив в первый раз директорский запрет, девочка сильно переживала. Потом привыкла.

Забираясь на толстую ветку платана, Лили раскачивалась на ней, как на качелях, листая книжку, совмещая это удовольствие с поеданием сладостей, заранее припасенных. Книги по зельям, как и «История Хогвартса» не слишком её занимали. Лили искала пищу для богатой фантазии в любовных романах. Именно на этой толстой ветке девочка дочитала «Унесенные ветром» и принялась за «Анжелику».

Перелистывая страницу за страницей, Лили, следуя за неукротимой маркизой ангелов, пробиралась по старинному Парижу к Кладбищу Мучеников, торопясь попасть на шабаш нищих и калек.

Девочка так увлеклась чтением, что не сразу переключила внимание на настоящих влюбленных, избравших для своего свидания тень от её любимого платана.