День пламенеет - Джек Лондон

Лошадь нагоняла его, но он смотрел прямо перед собой, пока не услышал, что галоп перешел в легкую рысь. Тогда он оглянулся через плечо. Это была Диди. Они сразу узнали друг друга, и она, конечно, удивилась. Что могло быть естественнее этой встречи? Он слегка повернул лошадь и ждал, пока она с ним не поравняется, а затем они начали подъем на гору. Он облегченно вздохнул. Дело сделано, и как просто все удалось. Они обменялись приветствиями и бок о бок продолжали путь в том же направлении, а впереди было много-много миль.

Он заметил, что глаза ее сначала остановились на его лошади и только потом скользнули по нему.

— О, какой красавец! — воскликнула она при виде Боба. Глаза ее сияли, а лицо светилось радостью; он едва мог узнать в ней ту молодую женщину, какую привык видеть в конторе, — женщину, у которой всегда было сдержанное, официальное лицо.

— Я не знала, что вы ездите верхом, — заметила она. — Я думала, вы пользуетесь только этими машинами «быстролетами».

— Я совсем недавно взялся за верховую езду, — ответил он. — Стал полнеть, видите ли, и приходится сбавлять вес.

Она искоса окинула быстрым взглядом всю его фигуру, с головы до пят, обратила внимание на его посадку и сказала:

— Но ведь вы ездили раньше.

Несомненно, она знала толк в лошадях и в верховой езде, мелькнуло в его голове, когда он ответил:

— Очень давно. Но когда я был еще мальчишкой, там, в Восточном Орегоне, я считал себя настоящим лошадником. Бывало, удирая из лагеря, ездил со скотом, прыгал через ручьи, проделывал всякие штуки.

Итак, к величайшему его облегчению, они наткнулись на тему, интересовавшую обоих. Он рассказал ей о выходках Боба, о его манере кружиться и о способе, каким он думает его исправить; а она согласилась, что с лошадьми, как бы сильно их ни любить, следует обращаться с разумной строгостью. Ее Мэб была у нее уже восемь лет; ее пришлось отучать от привычки лягаться. Лечение протекало для Мэб очень мучительно, но в конце концов она исправилась.

— Вам много приходилось ездить верхом? — спросил Пламенный.

— Право, я даже не могу вспомнить, когда я в первый раз очутилась на лошади, — ответила она. — Я родилась на ранчо, и меня не могли оторвать от лошадей. Должно быть, такой уж я родилась. У меня был мой собственный пони, когда мне минуло шесть лет. В восемь лет я целые дни проводила в седле вместе с отцом. В одиннадцать — папа впервые взял меня с собой охотиться на оленей. Я бы погибла без лошади. Я ненавижу сидеть дома, и не будь у меня Мэб, я бы, наверно, давным-давно заболела и умерла.

— Вы любите деревню? — спросил он, в то же время впервые замечая, что глаза у нее не совсем серые.

— Очень! Так же сильно, как ненавижу город, — ответила она. — Но в деревне женщина не может заработать себе на жизнь. Вот я и устраиваюсь возможно лучше — с помощью Мэб.

И она подробнее рассказала о своей жизни на ранчо до смерти отца.

Пламенный был в высшей степени доволен собой. Они познакомились. И в течение получаса, проведенного вместе, разговор ни разу не обрывался.

— Мы с вами почти земляки, — сказал он. — Я вырос в Восточном Орегоне, а это не так далеко от Сискайю.

И тут он готов был себе откусить язык, так как она с живостью спросила:

— Откуда вы знаете, что я приехала из Сискайю? Я вам никогда не говорила, я это хорошо знаю.

— Не помню, — засмеялся он. — Я от кого-то слышал, что вы из тех краев.

В эту секунду из кустов выполз Волк, крадучись, как тень, и испугал ее лошадь. Неловкость миновала, и они заговорили о собаках Аляски, а затем снова вернулись к лошадям. О лошадях они говорили почти все время, пока поднимались на гору и спускались вниз.

Когда она говорила, он внимательно ее слушал, следя попутно за ходом своих собственных мыслей и впечатлений. Смелая штука — ездить верхом по-мужски, и, в конце концов, он не знал — нравится это ему или нет. Его представления о женщине были несколько старомодны. Они укоренились в нем еще в те дни его молодости, когда он вел жизнь пограничника там, где ни одна женщина никогда не садилась на мужское седло. Он вырос с этим молчаливым убеждением, что женщина на лошади имеет только одну ногу, и был несколько смущен ее мужской посадкой, но все же принужден был сознаться, что на нее приятно смотреть.

Еще два новых открытия поразили его. Во-первых, в ее глазах были золотые искорки. Странно, что он не замечал их раньше. Быть может, в конторе плохое освещение или, может быть, они появляются не всегда. Нет, это были яркие точки, похожие на рассыпанные искры. Собственно говоря, они не были золотыми, но этот цвет лучше всего их определял. Конечно, в них не было ни тени желтизны. Но влюбленный всегда склонен фантазировать, и вряд ли нашелся бы на свете еще хоть один человек, кто назвал бы глаза Диди золотыми. Но Пламенный был настроен мечтательно и нежно, ему нравилось считать их золотыми, а следовательно — такими они и были.

А затем — она была так естественна. Он думал, что познакомиться с нею будет очень трудно. А на деле все оказалось так просто и легко!

В ее обращении не было ни малейшего оттенка высокомерия — в этом он видел разницу между Диди верхом и Диди в конторе, а манеры этой второй Диди были ему известны. И все-таки, хотя он и был в восторге, что все идет гладко и им есть о чем поговорить, он испытывал огорчение. В конце концов разговор шел пустой и бесцельный. Он был человеком действия, и ему нужна была она, Диди Мэзон, женщина; он хотел, чтобы она любила его и была любима им, и он хотел немедленно добиться этого. Как человек, привыкший действовать решительно, хватавший людей и подчинявший их своей воле, он испытывал сейчас желание проявить волю в действии. Он хотел сказать ей о своей любви, и что ей ничего не остается, как выйти за него замуж. И однако, он не поддался этому побуждению. Женщины были пугливыми созданиями, и, прибегая к насилию, можно было просчитаться. Он вспомнил все свои охотничьи хитрости, долгое терпеливое выслеживание дичи в дни голода, когда меткий выстрел дарил жизнь, а промах нес смерть. Правда, эта девушка еще не имела для него такого значения, но тем не менее она была ему нужна, и сейчас, когда он ехал с ней рядом, нужна была больше, чем когда-либо.

Он часто на нее взглядывал — так часто, насколько хватало у него храбрости. Она была в полосатом костюме для верховой езды, — смелая и мужественная, смеялась, болтала, и дыхание солнечного дня и летнего ветерка согревало ей щеки.

Глава XIII

В следующее воскресенье человек, лошадь и собака снова рыскали по холмам Пиедмонта. И снова Пламенный и Диди катались вместе. Но на этот раз ее удивление при встрече с ним носило оттенок подозрения, вернее, удивление ее было иного порядка. В прошлый раз встреча произошла совершенно случайно, но вторичное его появление среди ее любимых холмов трудно был приписать случаю. Она дала почувствовать свои подозрения, а он, вспомнив о виденной им вблизи Блэр-Парка большой каменоломне, экспромтом выдумал объяснение: он подумывал купить эту каменоломню. Эта мысль была внушена ему кирпичным заводом, в который он вложил деньги. Недурная мысль, решил он, ибо она позволяла ему предложить Диди проехаться с ним и осмотреть каменоломню.